Глава 11
Розалинда никогда не любила зиму. Она родилась в регионе, в котором не бывает суровых, злых зим и даже незначительное понижение температуры вводило ее в уныние и всегда заставляло мерзнуть. Поэтому ей совсем не нравилось, что она вынуждена сейчас лежать в сугробе. Шевелиться Роза тоже не могла – как в страшном сне. Оставалось только замерзать. Причем находясь в сознании. Только ее левая рука оставалась теплой, и это тепло не давало ей угаснуть. Она из последних сил цеплялась за последнее ощущение жизни и пыталась разнести тепло из руки по всему телу.
– Она приходит в себя, – услышала Роза и не сразу поняла, что речь идет о ней. А когда ее веки дрогнули и пропустили резко обжигающий луч света, она даже пожалела, что приходит в себя. Единственное, что радовало, – так это то, что отступала ледяная волна, а тепло в руке разлилось с новой силой.
Со второй попытки она открыла глаза и посмотрела на Ольгу Игоревну, с тревогой всматривающуюся в ее лицо.
– Ольга…
– Да, я здесь! Как ты?
– Что вообще… произошло?
– Роза, тебе стало плохо. Какой-то дикий приступ, я такого никогда не видела! Растерялась даже… Хорошо, что мы находились в специализированном заведении. Вызвали дежурного врача, затем санитаров. Ты уже и сознание потеряла! Тебе вкололи мощную дозу снотворного, и вот только сейчас ты пришла в себя. Что с тобой было, Роза?
– Я не знаю… впервые такое… Ужасающее чувство… Жуткий страх! Просто с ума сводящий кошмар!
Розалинда села на кровати, сразу же узнав «свой» бокс. Она чувствовала огромную слабость.
– Что-то я какая-то… ватная…
– Так лекарство, наверное, действует. Сейчас-то ты как?
– Ничего. Опустошение, слабость…
– А ты все помнишь? – спросила Ольга.
– Все, даже свой внезапный страх. Спасибо, что держала меня за руку. Твое тепло было для меня как связующая нить с этим миром.
– Да что ты, Роза! Я бы не отошла от тебя! Ни на шаг!
– Я верю. – Розалинда с благодарностью посмотрела на мать.
– Должна тебя предупредить: Антон Алексеевич очень зол. Буквально рвет и мечет.
– Узнал о нашей ночной вылазке?
– Ну да. Все поговорить с тобой хотел… – зашептала ей Ольга и тут вдруг зашлась кашлем много курящего человека. – Ой, что-то в горло попало! Мать-и-мачеху, что ли, заварить?
– Я сам заварю вам и мать, и мачеху! – с угрозой произнес доктор Вольских, входя в палату.
Роза сфокусировала свой взгляд на Антоне и поняла, что и с ним произошли разительные перемены. Он был бледен, сдержан, от улыбки, обычно всегда присутствующей у него на лице, не осталось и следа. Становилось понятно, что Антон Алексеевич чего-то сильно испугался и был рассержен. Его глазки-пуговки впились в лицо Розалинды.
И тут он повел себя не как врач – не обрадовался ее пробуждению, не поинтересовался, как она себя чувствует, а сразу же процедил сквозь зубы:
– Нам надо поговорить. Ольга Игоревна, оставьте нас!
Та вздрогнула, словно его слова имели какое-то физическое продолжение в виде шлепка или толчка. Но Розалинда сразу же заступилась за мать:
– Говори при ней, у меня от нее секретов нет.
– Хорошо, пусть остается. Тем более, что тоже в этом замешана.
– Доктор, что за тон? Мы что, преступники? – стрельнула в него глазами Ольга Игоревна.
– С тех пор, как начали безобразничать, да! – Антон Алексеевич прошел в палату и грузно опустился на кровать. – От тебя, Снегирева, я такого вообще не ожидал. Ты же сама врач!
– Тот человек – мой отец.
– Как же врачебная этика? – не слышал ее заведующий.
– Это мой отец!
– Да какой еще отец?! – побагровел Антон Алексеевич. – Ты его видела? Он – не человек! Ни чувств! Ни эмоций!
– Хороший же вы врач, при таком-то подходе к пациентам… – фыркнула Ольга Игоревна.
– Я лечу тех, кого можно вылечить, но есть случаи, где даже бог бессилен.
– Я хотя бы должна была знать об этом! – не сдавалась Розалинда.
– Ко мне, что ли, претензии, Роза? Насколько я понял, ты узнала, что Соболев твой отец, совсем недавно. Откуда вдруг такие родственные чувства? А тем более, я откуда должен был знать, что он твой отец? Мне лично известно было, что родственников у него нет.
– Его навещали моя мать и сестра!
– Ну да, еще при царе Горохе и всего несколько раз. Я еще не был здесь главврачом. Вот у прежних работников и спрашивай, почему они тебе не рассказали о папаше, раз это тебя так интересует.
– Я и спрошу! Ты не переживай!
– Надо же, пробраться в больницу, подкупить персонал и теперь еще задавать мне какие-то вопросы! Не слишком ли ты нагло себя ведешь? Я не сообщил, куда следует, только из-за нашего давнишнего знакомства! – пыхтел Антон Алексеевич.
– Кстати, для меня большая загадка, почему в отделение для буйных попал этот человек. Он не производит впечатления опасного! – прокричала в лицо главврачу Розалинда.
– Да он не опасен. Но и лечению не подлежит. Поэтому и находится там…
– Понятно: отработанный материал… Но вот теперь открылась правда: у человека объявились родственники, и я требую перевести его в более человеческие условия! Чтобы больной дышал воздухом! Пусть сам он не понимает, в каких ужасных условиях пребывает, зато легкие поймут, для его здоровья кислород будет очень полезен.
– Ишь, как заговорила! Родственники… – зло фыркнул Антон Алексеевич. – Ты мне тут не указ! А будешь на меня повышать голос, я и тебя здесь оставлю.
– Ну-ка, отодвинь от нее свое тело! – вдруг как-то странно высказалась Ольга Игоревна.
– А вы у нас, как я понимаю, мама? – обернулся к ней Антон Алексеевич. – Смотри-ка, какая у тебя, Роза, знатная родня! Только где она была столь долгое время?
В палату вошел Даниэль, как всегда бледный, этакая тень отца Гамлета, и как всегда с цветами.
– Вы очень громко говорите, – спокойно обратился он к доктору Вольских.
– А это еще кто? Ваш сообщник? – взвился тот. – А! Я уже видел его, мужчина околачивался вокруг больницы и наводил о вас справки. Кто вас пропустил сюда?
– А кто бы меня сюда не пустил? – усмехнулся «сообщник».
– Даниэль, он угрожает Розе, – сообщила сыну Ольга Игоревна, и Роза испугалась, что сейчас снова начнется драка.
А Антон Алексеевич все не успокаивался. Наоборот, чуть ли не слюной брызгать начал.
– Да я обеих вас здесь закрою, если надо будет! Нажрались наркотиков… Я вам еще их и подброшу, а передозировка в разумных пределах сделает вас такими же «овощами», как ваш папенька! А уж что касается тебя, Роза, так несколько свидетелей подтвердят, что видели тебя в жутком приступе. И он у тебя, Снегирева, был психический! Острый приступ клаустрофобии! А это – психическое заболевание! Шизофрения! Поздравляю тебя, Снегирева! И твой богатый любовник Василий тебе не поможет!
Даниэль приблизился к разгоряченному Антону и что есть силы заехал ему по лицу. Тот мгновенно замолчал, осел на пол, тихо застонав и закрывая лицо руками, но уже текла кровь, просачиваясь сквозь пыльцы и заливая белый халат доктора неприятно раздражающим красным цветом.
Даниэль наклонился над ним и пощелкал пальцами.
– Пришел в себя? Кажется, я несколько перестарался, хоть и бил левой, сотрясение мозга гарантировано… Эй, эскулап хренов, ты хоть кивни, если въезжаешь! А то я сейчас в противовес правой вмажу!
Антон Алексеевич слабо кивнул, а Розалинда подумала, что никогда не видела таких больших и испуганных глаз.
– Так вот, Склифосовский, слушай внимательно. Это две дорогие мне женщины. Усек? Вижу, что усек. И если хоть один волос упадет с их голов, лично я, абсолютно психически здоровый человек, отверну тебе твою голову полностью. Понял? Или выбью мозги, и ты сам станешь пациентом, а уж об условиях я позабочусь. Ты сделаешь все, что от тебя потребуется! И Михаила выведешь из подвала, не то я пришлю сюда проверку, чтоб выяснили, кто и за что сидит у тебя в палатах. Понял?
Антон только кивал и противно булькал.
– Ты сломал ему нос? – поинтересовалась Ольга Игоревна.
– Думаю, больше пострадали зубы, – слегка пожал плечом Даниэль. – А незачем было их тут показывать! Ничего, теперь его пыл поугаснет. Пока к стоматологу походит, в себя придет… Так ведь, доктор? А вы, девочки, собирайтесь, мы уходим отсюда.
