Глава 25

— И какую ерунду ты натворила? — с подозрением спросил полковник, подождав, пока я сбегу по лестнице вниз.

— Не поняла, — удивленно ответила я.

— Почему спустилась из спальни? — задал следующий вопрос Александр Михайлович.

— Ты же меня позвал!

— Верно.

— Тогда отчего поражаешься?

— Не стала спорить, — начал загибать пальцы Дегтярев, — прилетела мгновенно, да еще так ласково заворковала: «Уже несусь, милый». Больше всего боюсь услышать твой сахарный голосок, потому что он означает лишь одно: мадам Васильева сидит по уши в неприятностях. Так что с тобой стряслось на сей раз?

Я покачала головой:

— Старость не радость! У тебя развивается маниакальная подозрительность.

Вообще говоря, вопль Дегтярева настиг меня в тот момент, когда я твердо решила: раскрою злодеяния, совершенные Тришкиным, и обращусь к толстяку за помощью. Подарю ему выполненную работу, так сказать, преподнесу преступника на блюдечке с золотой каемочкой, пусть арестовывает негодяя, который убивал ни в чем не повинных женщин и столько лет считал себя безнаказанным.

Я очень умная и невероятно талантливая, обладаю явным даром сыщика, Александр Михайлович, хоть и дослужился до полковника, мне в подметки не годится. Есть только одна крохотная деталька, очень мешающая детективу на общественных началах: у меня нет никакого права арестовывать мерзавцев. Узнав всю правду об убийце, я не могу отдать виновника под суд, поскольку не являюсь ни сотрудником МВД, ни прокурором, ни следователем. Я самая обычная гражданка, которая, маясь от безделья, овладела увлекательным ремеслом сыщика, поэтому, чтобы добиться торжества справедливости, мне приходится обращаться к полковнику, а он, если честно, терпеть не может, когда я в очередной раз добиваюсь успеха. Наверное, просто завидует мне, не растерявшей юношеского задора, активности, ловкости и ума. Вот по какой причине я решила быть сейчас крайне ласковой с Дегтяревым — кто ж, кроме него, сможет запихнуть в тюрьму Гарика Тришкина и вызволить из швейцарской школы тюремного типа Катю? Но Александр Михайлович слишком подозрителен. А еще он стал сварлив — все ему не так! Прибежала молниеносно — услышала недовольный гундеж. Спустилась бы не сразу — начал бы бубнить: «Вечно тебя не дозваться.., плетешься еле-еле.., совсем не шевелишь ногами…»

Ну как угодить такому?! Впрочем, не буду злиться.

— Дорогой, не хмурься, — зачирикала я, наблюдая за тем, как брови полковника медленно, но верно сдвигаются к переносице, — ты звал, я пришла.

— Ну, ну… — хмыкнул толстяк.

Меня начало охватывать раздражение. Тщательно пряча его, я продолжала улыбаться.

— Зачем я понадобилась тебе?

— Господи, — заплакал кто-то в гостиной, — он погиб!

— Кто? — подскочила я.

Дегтярев нервно оглянулся.

— Ты о чем?

— Неужели не слышал?

— Что?

— Там кто-то плачет.

— Ага, — мрачно кивнул толстяк, — поэтому и звал тебя. Милиция почти в обмороке.

— Боже, случилась беда? — испугалась я.

Дегтярев потер затылок.

— В принципе, да.

— Она неведомыми путями узнала правду о родителях Деньки?!

— Нет, — вздохнул Александр Михайлович. — Крошка пропал.

— Попугай?

— Он самый.

— Куда же подевалась эта здоровущая птичка?

— Улетела из клетки.

Я рассмеялась:

— Только не пытайся убедить меня в том, что Крошка просочился между прутьями!

— Нет, дверца стояла открытой.

— Ирка! — заорала из гостиной Зайка. — Скорее завари крепкий чай и подай Милиции! В чашку следует добавить пару ложек коньяка.

— Все уже дома? — удивилась я. — Только что я была одна.

— Буду осматривать второй этаж, — нервно воскликнул полковник, — а ты первый. Необходимо отыскать Крошку.

— Его съели, съели, съели… — долетело из гостиной.

— Господи, — затараторила Зайка, — Милиция, дорогая, ну кто мог слопать милого попугайчика? В нашем доме подобных личностей нет.

— А ну, посторонитесь, — деловито велела нам с полковником Ирка, высовываясь из кухни.

Я попятилась. Домработница, держа обеими руками поднос с чашкой, вступила в гостиную. Мы с полковником потрусили за Иркой.

— Никто из домашних и помыслить не мог, чтобы сожрать Крошку, — довершила свою речь Зайка.

Милиция громко всхлипнула и с упорством трехлетней капризницы затвердила:

— Съели, съели, съели…

— Успокойтесь, — занервничала Ольга.

— Ну и глупость же вам в голову взбрела, — решила вмешаться в диалог Ирка. — В холодильнике полно вкусного: и буженина, и сервелат, и докторская колбаска, сосиски, в конце концов. Ежели кто аппетит нагулял, он нарезку слопает. Вы только представьте, какой это геморрой попугая жрать? Сырым ведь его не схомякать?

Я прикусила нижнюю губу — Ирка в своем репертуаре. Домработница тем временем пыталась, как могла, успокоить Милицию.

— Подумайте разумно, — вещала она, — кто ж сырое лопать станет? Значит, его надо сначала того самого.., притюкнуть, а это ведь непросто. Потом ощипать, пожарить… К чему такие сложности, если совершенно спокойно можно ветчиной перекусить?

— Ира, уйди, — процедила Зайка.

— Все, все, меня уже нет, — живо отреагировала домработница, — вот только посудку прихвачу.

— Уж извините, Милиция, — запела Ольга, — Ирина иногда бывает бестактна.

— Я не говорила о том, что Крошку Че съели люди, — дрожащим голоском перебила ее Милиция. — В доме полно собак.

— Это невозможно! — хором воскликнули домработница и Зайка. — Наши собаки сырую птицу не едят!

Милиция издала тревожный стон. Я покачала головой. М-да, нечего сказать, успокоили. В памяти моментально ожила давняя история.

Аркашка ходил тогда в третий класс. Ясное дело, что он, как все мальчики, был непоседлив. На уроках Кеша без конца вертелся, а на переменах носился так, словно за спиной у него работал реактивный двигатель. Поэтому, отправляя его в школу, я всегда просила:

— Ты там потише.

Но, как правило, мои слова не достигали цели. И из школы часто звонили с выговором педагоги, но в тот день было тихо.

Ровно в пять вечера в квартиру постучали. Думая, что Аркашка в очередной раз потерял ключи, я сделала грозное лицо, распахнула дверь и увидела ближайшего приятеля Кешки Костика Мамаева. Тот сжимал в руках куртку и сапоги своего друга.

— Вот, — затараторил Костик, — тетя Даша, Аркашка упал с лестницы, его на носилках в больницу увезли, а мне врач велел шмотки вам отдать, сказал: «Отнеси барахло родителям, оно парню больше никогда не понадобится, пусть у людей хоть одежда останется, на память».

Я сползла по стене. Слава богу, через пару секунд за спиной возбужденного Костика появилась запыхавшаяся учительница математики, а заодно и классная руководительница Милада Геннадьевна. Она сразу успокоила меня: Аркаша сломал ногу, ничего ужасного, куртку и сапоги на самом деле попросили отнести домой, потому что Кешке в больнице они не понадобятся, просто Костик слегка видоизменил слова врача.

— Хватит мечтать, — вернул меня из воспоминаний Дегтярев, — надо искать Крошку.

Мы принялись рыскать по особняку, заглядывая во все уголки. Лично я обнаружила кучу, казалось бы, безвозвратно потерянных вещей, но Крошки нигде не оказалось. Маруська рассыпала на полу семечки.

— Вот увидите, — бодро восклицала девочка, — Крошка унюхает лакомство и прилетит.

Но, увы, попугай словно сквозь землю провалился. Около одиннадцати вечера я, вспомнив про собак, закричала:

— Гулять!

Послышался бодрый цокот, и в прихожую вылетели члены стаи. Я начала натягивать на них попонки и очень скоро поняла, что среди псов отсутствует пуделиха.

— Черри! — завопила я. — Не смей притворяться глухой! Иди немедленно сюда!

Но хитрая собака не спешила на зов, ей совершенно не хотелось топать по холодному снегу. Я прекрасно улавливала ее «мысли»: нет уж, пусть другие мерзнут, Черричка лучше пописает потихоньку в бане, на плитке, и спокойно уляжется на диван, в конце концов, старость следует уважать…

Но я не собиралась уступать и пошла на поиски ослушницы, упорно твердя:

— Черри, ты где? Имей в виду, даже если найду сейчас лужу, то выпихну тебя во двор из принципа. Конечно, ты уже немолода, но пожилой возраст не повод для хамства. И потом, я очень хорошо знаю потайные местечки, куда залезает прикидывающаяся совсем глухой пуделиха. Сейчас ты, моя радость, устроилась в мансарде, в большой гардеробной. Лежишь на куче белья, приготовленного для прачечной. Ну, что я говорила! Черри, вставай!

Пуделиха даже не повернула головы. Я села около нее на корточки и сердито сказала:

— Послушай, это просто некрасиво, твои товарищи нервничают внизу, парятся в попонах, хотят гулять, а ты лежишь и не шевелишься. Черри, ау!

Та медленно зевнула, и весь ее вид говорил:

«Отстаньте от меня! Вот беда, право слово, никакого покоя, уже в нежилую мансарду забилась, и то нашли!»

Внезапно из головы моей пропали все мысли. Я уставилась на щеки пуделихи. Впрочем, у собак нет щек, мой взор упал на морду, шерсть на которой отчего-то была покрыта темно-красными пятнами. Сердце бешено застучало. Черри ощутила мое волнение и деликатно сообщила:

— Гав.

Потом она попыталась зарыться в кучу пододеяльников, я опустила глаза и заметила, что постельное белье испещрено бордовыми каплями, а под передними лапами Черри лежит нечто серо-красно-желтое. Вроде тряпочки.., нет, перья.., нет… О-о-о-о! Крошка! Вернее, то, что осталось от попугая!

Паралич сковал сначала мои ноги, потом руки, затем добрался до языка. Я превратилась в недвижимое, бессловесное существо.

Тут я должна кое-что пояснить. Вообще-то наша Черри — страстная охотница. Может, ловкий боец получился из пуделихи, потому что ее воспитывали кошки? Не знаю, но из всех наших псов именно пуделиха демонстрирует воинственный нрав, достойный индейцев. Вот Банди, например, при виде мышей-полевок тихо падает в обморок, а еще отважный бойцовый пес ни за что не высунется во двор, если услышит кваканье, — Бандюша до одури боится лягушек. Снап, правда, не трясется от ужаса, он брезгливо отворачивается при виде «диких животных» и молча уходит прочь. Хучу все равно, он готов уживаться с кем угодно, только бы не залезали в его миску, а Жюли нападает лишь на людей, всякие там ежики, кроты и иже с ними — не ее размерчик.

Зато Черри ловко, одним ударом лапы, способна убить мирное земноводное, а мышей она хватает с такой проворностью, что невольно начинаешь думать: «Может, бабушка пуделихи была совой?»

— Мусик, — заорала за моей спиной Машка, — ты чего тут делаешь, а?

Я неожиданно обрела способность двигаться и говорить.

— Тише!

— Что случилось?

— Черри съела Крошку.

— Bay! Как она его вытащила из клетки?

— Не знаю! Может, Милиция плохо заперла дверку?

— Ой, ой, ой, — запричитала Маня.

— Тише, — вновь шикнула я, — вдруг Дегтярев услышит!

— А чего я не должен слышать? — недовольно спросил полковник, появляясь в мансарде.

Я вздохнула. Александр Михайлович никогда не заходит в гардеробную, где висят старые, давно ненужные вещи, которые по жадности складирует Ирка. Но сейчас полковник отчего-то притопал сюда в самый неподходящий момент. Я совсем не хотела, чтобы весь дом услыхал о происшествии. В конце концов, Черри не виновата, она старая, больная, полубезумная…

— И что тут происходит? — рявкнул Александр Михайлович. — По какой причине забились на чердак и шепчетесь?

Я не успела раскрыть рта, как Маня воскликнула:

— Черри съела Крошку!

— Матерь Божья! — взвизгнул Дегтярев. — Только тихо, не дай бог Ольга узнает!

— А чего мне не нужно узнать? — с гневом воскликнула Зайка, тоже втискиваясь в гардеробную. — Секретничаете? Фу, как некрасиво!

Я прислонилась к стене. Не хватало лишь Ирки и Аркадия. Впрочем, вот и они, уже маячат на пороге.

— Вы зачем в чулане столпились? — удивился Кеша.

— Черри слопала Крошку, — мигом выдала пуделиху Машка.

— О-о-о! — заголосила Ирка. — О-о-о! Я не стану ее после этого мыть! В руки даже не возьму!

— Спокойно! — свистящим голосом приказал Дегтярев. — Не поддаваться панике! В момент опасности следует сохранять холодную голову, чистые руки и горячее сердце, — завершил высказывание толстяк.

Надо же, какой молодец. Все-таки полковник иногда бывает полезен.

Я чихнула. Да уж, не зря Александра Михайловича обучали в академии. А еще некоторые люди уверяют, что знания, полученные в юности, годам этак к сорока испаряются без следа. Не правда ваша! Дегтярев вон когда заучил каноническую фразу, приписываемую Феликсу Дзержинскому, а помнит до сих пор. Хотя, может, у толстяка начинается склероз?

Моя бабушка, достигнув преклонных лет, начисто потеряла короткую память. Она могла через полчаса после сытного ужина подойти ко мне и спросить: «Внученька, когда мы трапезничать станем? Уже программа „Время“ начинается».

И вот что странно: мгновенно забывая о событиях сегодняшнего дня, Афанасия великолепно помнила далекое прошлое. Могла, например, воскликнуть: «Какое нынче число? Восемнадцатое октября? Ох, помнится, именно в этот день в тридцать втором году я ходила в Большой театр вместе с Анной Маликовой. На Нюсе было красивое платье из панбархата…»

И так далее, вплоть до цены бутерброда и названия ситро в буфете.

Потом один хороший врач объяснил мне, что подобное поведение свидетельствует о склерозе. Может, неприятная старческая болячка подкралась и к Дегтяреву? Тогда он не имеет никакого права осуждать бедолагу Черри, которая перепутала попугая с пирожком.

— Всем молчать! — зашипел полковник. — Надеюсь, помните, что на кон поставлено счастье Деньки? Милиция не простит нам смерти любимца!

— Да, точно, — шепотом ответил хор голосов.

— Ну, как поступим? Высказывайте предложения, — велел Дегтярев.

— У нас их нет, — растерянно забубнила Ольга.

— Очень плохо! — рявкнул, забыв о необходимости соблюдать тишину, полковник.

— Сам что-нибудь придумай, — рассердился Аркадий.

— Я руководитель, — абсолютно искренно заявил толстяк, — мое дело выслушивать нижестоящий состав и указывать ему на ошибки. Вы предлагаете — я критикую. Ясно?

— Более чем, — язвительно отозвалась Зайка. — Только мы на данном этапе нуждаемся не в начальниках, а в креативных людях, которые способны помочь.

— Так это к воротам идти надо, — вдруг заявил вечно ходящий за Иркой тенью Иван.

Все в изумлении повернулись к садовнику, а Ваня радостно продолжал:

— Тама начальник охраны есть, Юрий Петрович. Уж такой кретин, что кретиннее и не сыскать.

Кеша и Маня захихикали, полковник кашлянул, а я, поняв, что от домашних никакого толка, кроме шума, решила взять дело в свои руки.

— Где Милиция?

— Чай с коньяком выпила, спать захотела, я отвела ее в комнату и уложила, — бойко отрапортовала Ольга.

— Отлично, — кивнула я. — А Деня где?

— Еще не приехал с работы, — ответила Машка, — у него ночное дежурство в клинике.

— Прекрасно! — обрадовалась я. — Значит, так. Милицию из комнаты завтра не выпускать.

— Каким же образом? — насторожился Кеша.

— Дать ей завтрак в постель, — мигом составила я сценарий, — преподнести чай или кофе со снотворным, пусть спит. Тем временем Денька обязан найти здоровенного попугая.

— Где? — взвизгнула Маша. — Такого, как Крошка, просто в природе не существует!

— Не знаю где, но найти! — рявкнула я. — В уголке Дуровой, в зоопарке, Чернобыле, кунсткамере… Кто из нас ветеринар, а? Кому охота жениться? Ему и Бетти? Вот пусть и раскинут мозгами. Пусть найдут петуха или индюка и соврут, что он попугай.

— Милиция не поверит, — щелкнул языком Кеша.

— Надо обмануть, — уперлась я. — Времени мало, всего лишь сутки, больше Милиции нельзя давать лекарство. Принесете новую Крошку и скажете: «Нашли в лесу, он от переживаний так изменился».

— Это глупо, — протянула Зайка.

— Есть иные предложения? — обозлилась я. — Молчите? Тогда давайте действовать по моему плану, авось прокатит. Надо использовать малейший шанс на успех.

— В лаборатории профессора Вяткина, — вдруг сказала Машка, — изучают гормон роста. Подробности вам ни к чему, интересно лишь одно: у Вяткина в клетках сидят монстры. Лично видела кролика размером почти с Банди!

— Может, там и попугаи есть? — обрадовалась я. — Укради одного!

— Честно говоря, думала просто у профессора совета спросить, — протянула Маня. — Может, есть какое волшебное средство… Взял обычную птичку, укол сделал, через день — Крошка. А упереть лабораторное животное нельзя.

— Почему? — удивилась Зайка. — Кто их считает?

Маня улыбнулась:

— Мало того, что считают, так еще и записывают. Ну, как людей в ЗАГСе. Вот когда ты выходила замуж за Кешу, вас в особую книгу занесли, и ученые так делают. Ну, допустим, крыса Белка и крыс Питер сыграли свадьбу девятого декабря. Все запротоколировано. Иначе как эксперименты проводить?

В моей голове что-то щелкнуло.

— Все сведения о браках записаны в книгах регистрации актов гражданского состояния! — заорала я. — И они хранятся вечно!

— Ну да, — кивнул Дегтярев, — в архиве. А что тебя удивляет? Таков порядок, он во всех странах одинаков. Человека с рождения до смерти сопровождают документы: метрика, аттестат об образовании, всякие свидетельства — о браке, о смерти, в конце концов. Чего ты покраснела?

— Голова заболела, — пытаясь скрыть невероятную радость, заявила я. — В общем, пойду я, а вы действуйте по намеченному плану.