Глава 33

От Архангельского я вышла слишком поздно, чтобы показываться Марусе в этот же день. Домой вернулась далеко за полночь, и единственное, что сделать могла, так это позвонить Марусе.

— Где ты взяла этот адрес? — гневно спросила я. — Бедная компьютершица! С ума ее чуть не свела!

— Я вся умираю, — пожаловалась Маруся, — а ты на меня кричишь.

— Да как же не кричать на тебя, когда посылаешь меня к посторонним людям. Эта женщина с трудом вспомнила, кто он такой, твой Ваня.

— Так он не к ней, значит, ушел? — прозрела наконец Маруся.

— Нет, не к ней, — подтвердила я и гаркнула:

— Говори, где взяла этот адрес?

— В записной книжке, — пролепетала Маруся.

— Голубушка! — возмутилась я. — Кто же так штудирует записные книжки будущего мужа? В твоем возрасте пора бы уже овладеть этим искусством..

— Я овладела, — вяло защищалась Маруся.

— Ха! Овладела! Это уже называется — овладела!

Какую-то малозначительную компьютерщицу от егойной дульцинеи не можешь отличить. Куда же это годится? Пора тебе брать уроки у меня.

Похоже, Маруся пришла в смущение.

— Неужели и в самом деле промахнулась? — растерянно спросила она.

— Абсолютно, поверь моему опыту. Уж я-то не промахнусь. Бедная женщина едва твоего Ваню в глаза видала. Клянусь, ей не до него.

— Епэрэсэтэ! А ведь три раза ее адрес был в Ваниной книжке записан, — загремела Маруся.

— Это говорит лишь о незначительности знакомства. Несколько раз Ваня информацию о ней получал и всякий раз тут же забывал. Вот если бы она его интересовала, то вместо адреса был бы телефон, напротив которого была бы запись: Сидор Петрович или какой-нибудь там Сергей Алексеевич. Уж я-то знаю, столько книжек перепотрошила за свою длинную и неинтересную жизнь, что врагу не пожелаю.

— Старушка, ты права, — согласилась Маруся. — И что же мне делать теперь?

Передать не могу, сколько боли и печали было в ее голосе, а сердце у меня не камень.

— Тебе ничего не надо делать, когда у тебя есть такая подруга, как я. Все, что надо, ты уже сделала: свалилась мне на голову тридцать с лишним лет назад.

Кстати сказать, это произошло в прямом смысле.

Мой папа, помнится, привел меня в детский сад, подвел к воспитательнице и сказал:

— Вам очень повезло, эта прелесть, — он умиленно кивнул на меня, — теперь будет у вас.

Воспитательница меня одобрила, ласково погладила по голове и сказала:

— Видишь, дети играют возле избушки, беги к ним, знакомься.

Я опрометчиво ее послушалась и радостно побежала знакомиться. Как только я оказалась у дверей избушки, с ее крыши раздался восторженный вопль, и тут же что-то на меня слетело. Это была Маруся, которая уже тогда имела немалый вес, благодаря чему я мгновенно заработала перелом ноги, перелом руки и легкое сотрясение мозга, сопроводив все это дичайшим криком.

Мой папа, извещенный этим криком о больших неприятностях, подхватил меня на руки и с рискованной скоростью помчался в больницу. Второй раз Марусю я увидела лишь три месяца спустя.

— Если у меня есть такая подруга, как ты? — взволновалась Маруся. — На что намекаешь?

— Не намекаю, а прямо говорю: я нашла твоего Ваню и даже говорила с ним о тебе. Кстати, все забываю спросить: что ты там плела насчет моего Саньки?

Вроде я плохая ему мать, не даю балыка и прочее… Ты это серьезно?

— Старушка, ты прямо вся обижаешь меня! — взревела Маруся. — Как ты не правильно меня поняла!

Я сказала, что памятник тебе при жизни поставить надо за то, что ты взялась воспитывать сына Нелли. Не будь она покойница, сказала бы я, какими погаными генами наградила Саньку она, а тебе сейчас выпутываться приходится. Я прямо вся тобой горжусь!

— Ну, ты это брось, — посоветовала я. — Санька мой ангельский ребенок.

— Правильно, — мгновенно согласилась Маруся. — Старушка, правильно. По-другому и быть не могло, раз ты взялась за его воспитание.

— А с Женькой что у нас не так? — решила я уж до конца прояснить ситуацию.

Маруся аж захлебнулась от восторга.

— Твой Женька просто идеал всех баб, — в экстазе заявила она. — Шварцнеггер, Сталоне, Депардье, Делон и Каприо не годятся ему и в подметки. А также Круз и этот, как его…

— Это понятно, — успокоила я ее, — а об отношениях наших ты что говорила?

— Отношения у вас есть, и этим все сказано, — со знанием дела ответила Маруся. — Будь у нас с Ваней такие отношения, и больше мне не надо ничего.

Удовлетворившись, я выдержала многозначительную паузу и сообщила:

— Ваню можно вернуть.

Маруся мгновенно перестала уходить из жизни. Она завизжала от восторга и спросила:

— Когда?

— Не торопись, здесь поработать придется. Ты почему мне наврала? Почему не сказала про Акима?

Маруся вздохнула и ответила:

— Теперь вижу, что ты действительно с Ваней общалась. Старушка, не верь ему. Он все врет.

— Да что врет-то? — рассердилась я. — Ты же еще ничего не знаешь. Не знаешь, что он сказал, а сразу — врет. Нельзя же так огульно обвинять человека.

— Ваню можно, — заверила Маруся. — Старушка, он уже давно собрался уходить и поругаться искал причин, а тут Аким подвернулся. Мы с Акимом и выпили-то всего ничего, даже поллитру не раздавили, а тут Ваня пришел. Увидел, что на кухне сидит Аким, обрадовался, схватил вещички и умчался.

— Удивительная ты женщина, Маруся, — возмутилась я. — Это тебе еще добрый Ваня попался. Боюсь, от Евгения ждать такой мудрости не пришлось бы. Подумать страшно, что он сделал бы, застукай меня на кухне с моим прежним любовником за недодавленной поллитрой. Как тебе в голову пришло, глупая, Акима в дом тащить?

— Да ты сама же, все мозги мне продолбала Акимом этим! — взревела Маруся. — Сама же говорила, что сосед твой, что жалеешь его, вот я и решила его душевно поддержать.

— Это когда я говорила? Сто лет с тех пор прошло Аким уж и забыл про тебя давно.

— Не забыл, — кокетливо сообщила Маруся.

— Ну тогда и не жалуйся, что Ваня ушел. А я еще, дура, собралась тебе помогать.

Маруся переполошилась:

— Старушка, помогай мне скорей, я прямо вся буду слушаться, только говори: что делать?

— Пока ничего. Выждать надо. Ваня страшно на тебя зол, но есть надежда его разжалобить. Похоже, я даже нащупала его больное место. Он очень разволновался, когда узнал, что на тебя покушаются.

Маруся обрадовалась.

— Старушка, — возликовала она. — Это правда? Он ко мне не безразличен?

— Более скажу, если бы явления со шляпками, стрелами и картинами показались ему опасными, еще неизвестно, как он повел бы себя. Возможно, отбросив все обиды, примчался бы тебя спасать, но, увы, я лгать не решилась, сказала все как есть.

И Маруся, с присущей ей наглостью, еще и начала меня стыдить:

— Старушка, ну что же ты так облажалась-то? Не ожидала от тебя. Не могла уж придумать что-нибудь?

Сказала бы, что меня ранили или отравили.

— Чтобы он увидел, что ты жива и здорова, и после этого перестал верить и мне? — рассердилась я такой недальновидности. — Уж нет, малышка, потерпи. Немного выждем, а потом придумаем тебе какую-нибудь смертельно опасную болезнь, посоветуемся с Розой — она дока. Может быть, Роза даже в больницу положит тебя с жестоким диагнозом, после этого я отправлюсь к Ване и скажу, что ты очень плоха. Бьюсь об заклад, это сработает — Ваня вернется.

— Да Роза же у меня! — радостно завопила Маруся. — Она же приехала вместо тебя, сидит над душой, не дает спокойно из жизни уйти.

— Дай мне Розу, — потребовала я.

Маруся послушно выполнила приказание. Она теперь была вся в моей власти, естественно, лишь до тех пор, пока не вернется Ваня.

— Роза, — строго спросила я, — ты была у проктолога?

— Была, — ответила Роза. — Баркасов согласился сманить Пупса на рыбалку. Сейчас напою Марусю лекарствами, уложу ее спать и поеду уговаривать Пупса.

Предвижу большие сложности. У Пупса не ладятся дела на работе, вряд ли он захочет уезжать.

— Не ладятся дела на работе? — горько рассмеялась я. — Не удивительно. После всего того, что он в последнее время творит, у него нигде дела не ладятся.

Оживив Марусю и вдохновив на доброе дело Розу, я наскоро поругалась с бабой Раей, поспорила с рассерженным моим поздним приходом Евгением, поцеловала спящего Саньку и отправилась спать сама.

Сны мне снились безобразные, что и понятно при столь богатом на впечатления дне. А наутро зазвонил телефон. Зазвонил слишком рано, даже Евгений на работу еще не проснулся.

Звонила Тося.

— Соня, — рыдала она, — Розу убили!