«Простите, фрау, – сказал он, – я не причиню вам вреда. Не дадите мне воды?»

Варвар, свободно изъяснявшийся на литературном немецком языке, потряс Уну. Вышедший на крик супруги Петер тоже был поражен. А советский офицер оцепенел, узрев Кристину. Дочь Теренца была настоящей арийской красавицей. Пока компания пребывала в шоке, в дом снова позвонили и появилась группа солдат. Офицер резко сказал несколько фраз, и русские быстро ушли. «Они ищут дом под комендатуру, – пояснил офицер, – ваш особняк большой, вполне подходит для администрации, хозяев легко могут отсюда выгнать. Но я позабочусь о вашей семье, если разрешите мне у вас поселиться».

Что оставалось делать Петеру? Он впустил офицера, а тот сдержал свое слово: Теренц остался в особняке, его дом не стал офисом советских властей.

Несколько месяцев Алексей защищал живописца, Уну и Кристину. Петер понял, что офицер, свободно владевший немецким, влюбился в его дочь, а та отвечает ему взаимностью.

Ближе к осени Алексей начал мрачнеть, в конце августа он сказал художнику: «В сентябре мне велено возвращаться в Москву». «Что будет с нами?» – испугался Теренц. «Честно? Не знаю, – ответил Алексей, – я покину город, и вы лишитесь защиты».

«Алекс, спаси Кристи, – взмолился живописец, – увези ее отсюда. Я член НСДАП, на меня пока не доносили в комендатуру, соседи побаиваются гнева советского офицера. Но после твоего отъезда они отомстят за мой успех, известность и богатство». «Непросто вывезти немку в Россию, – протянул Алексей, – это нелегкое дело!» «Я отдам тебе все, что имею, – пообещал Петер. – Если Кристи останется в Германии, ей придется несладко, боюсь, русские пришли надолго. Скоро они закроют границы, установят коммунистический режим, мою семью сошлют в лагерь. Ты же любишь Кристи!» «Я попытаюсь, – пообещал Алексей, – но понадобятся средства, не денежные. Бумаги нынче не в цене. Нужны золото, камни». «Без проблем», – заверил его Теренц.

Алексей не подвел, он достал для Кристины документы. Дочь Теренца стала тяжело раненной медсестрой-москвичкой, якобы сражавшейся с немцами. Каким образом Алексею удалось проделать этот финт, не знал никто, но именно он сопровождал забинтованную девушку в Москву, показывал ее документы проверяющим и говорил: «У нее ранение челюсти и языка, говорить она не может».

Реакция патруля всегда была одинакова. «Вот суки фашисты, их всех перебить надо! – говорили солдаты и сочувственно гладили «медсестричку» по плечу. – Не переживай, тебя вылечат».

Дочь Теренца стала Кристиной Петровной Теренцовой, ей не пришлось привыкать к новому имени, отчество Петровна было почти родным, Петер от Петра почти не отличается, да и фамилия осталась практически прежней, к ней лишь прибавилось новое окончание. Немка не владела русским языком, не знала советских реалий, не понимала, каким образом Алексею удалось поселить ее в небольшом доме, в отдельной квартире.

«Ни о чем не волнуйся, – приказал любимый, – учи русский».

Два года Кристина изображала немую девушку, потерявшую способность говорить и понимать окружающих из-за тяжелого ранения. Потом она заговорила. Акцент легко объяснялся все тем же поврежденным языком. Алексей не бросил немку, он пристроил ее переводчицей в какую-то контору, затем Кристи перешла в издательство.

Петер Теренц дал дочери много дорогих украшений, которые благополучно переехали в Москву. Продавать их сама Кристина опасалась – кольца, колье, браслеты сбывал Алексей. Он жил отдельно от девушки, не женился на ней, но раза два-три в неделю непременно навещал любимую. Кристина вела очень замкнутый образ жизни, подруг не заводила, на мужчин не смотрела, связи с родителями не имела, не знала, живы ли Уна и Петер. Алексей где-то работал, он ни разу не пригласил любовницу к себе домой и вообще ничего о себе не рассказывал. Почему Кристина не догадалась, что у него есть другая женщина, почему не удивлялась его поведению? Она была ему благодарна за вызволение из Германии, где дочь Петера Теренца ждала незавидная судьба, зависела от него, а главное, очень его любила и не теряла надежды когда-нибудь выйти за него замуж.

Потом Кристина забеременела. Сначала она скрывала свое интересное положение от Алексея, но живот начал расти.

Узнав о том, что станет отцом, Алексей не рассердился. Наоборот, он сказал: «Следует подумать об улучшении жилищных условий. Я попытаюсь организовать новую квартиру, и, конечно, мы поженимся. У тебя ведь остались драгоценности? Их придется продать». Кристина принесла чемоданчик. «Здесь все? – усомнился Алексей. – Маловато». «Я жила на них, – начала оправдываться Кристина, – ты же сам продавал вещи. К сожалению, они сильно упали в цене, в России за ювелирные изделия платят копейки. Помнишь колье из бриллиантов с изумрудами в оправе из платины? Оно принадлежало папиной маме. Отец говорил, что это вещь баснословной цены. Продав его в Германии, можно спокойно жить десять лет, в Москве за него дали сто рублей. А браслет из сапфиров? Брошь с рубинами? Все ушло за незначительные суммы».

«Ты обвиняешь меня в неумении торговать побрякушками? – нахмурился Алексей. – Позволь напомнить, что я не могу открыто сдавать ювелирку, ищу тайные пути. Естественно, вещь удешевляется. Если ты недовольна, сама разбирайся!» «Нет, нет, – испугалась Кристина, – просто я хотела объяснить, почему не так уж много осталось. Отправляя меня в Россию, отец сказал: «Теперь я спокоен. Ты на попечении Алексея и имеешь при себе состояние, которого хватит и детям, и внукам». «Петер ничего не знал о России, – вздохнул Алексей, – здесь бриллианты не ценятся. Ладно, забираю остатки твоего приданого. Точно больше ничего нет?» «Папины картины! – воскликнула Кристина, указывая на стены. – Отец говорил: «Продашь в крайнем случае мои работы, с каждым годом они будут дорожать. Живопись со временем лишь прибавляет в цене». «У Петера было слишком большое самомнение, – поморщился Алексей, – ну да можно попробовать, достань полотна из рам. Это все?» «Еще лиса», – пролепетала Кристина. «Лиса? – переспросил Алексей. – Не понял».

«У меня на кровати игрушка, – еле слышно ответила Кристи, – мама вручила ее мне в ночь перед отъездом, сказала: «Доченька! Береги мой подарок. Это самое дорогое, что у тебя есть».

«Ты мне никогда о ней не говорила, – насторожился Алексей, – наверное, Уна зашила в нее камни или жемчуг!» «Не похоже, – не согласилась Кристина, – игрушка внутри мягкая. Я долго думала, что имела в виду мама, но лишь недавно поняла: лиса – это память о ней. В этом ее ценность». «Сейчас поеду решать проблему с жильем, – пообещал Алексей, – а в понедельник двинем в загс». «Ты заберешь картины и драгоценности?» – спросила Кристи.

«Пока нет, – отказался жених, – сначала наведу справки, соображу, сколько надо дать взяток, чтобы получить новую жилплощадь».

Проводив Алексея, Кристина открыла чемоданчик и стала перебирать украшения: браслет в виде змеи, усыпанный бриллиантовой крошкой, с глазами-рубинами, длинная нить из бело-черного жемчуга с золотыми вставками, на которых чернел вензель «u», – эту вещь Петер подарил жене Уне на первую годовщину свадьбы, серьги в виде лягушек, колье с сапфирами-каплями, обычный гарнитур из подвесок и кольца-малинки. Последний набор, хоть и содержал много бриллиантов, не выглядел изысканно. Вообще-то таких комплектов было два. Уна рассказывала дочери, что ее отец и Петер, не сговариваясь, подарили дочке и супруге на Рождество идентичные украшения. Один набор Алексей уже продал за шестьдесят рублей, второй вот-вот уйдет, и у Кристи не останется ничего, что будет напоминать ей о родителях. У нее не было даже фотографий из отчего дома.

На следующее утро Кристи поехала в самый центр Москвы, там, в проезде Художественного театра, в двух шагах от Кремля, работала лучшая в Москве фотостудия. Она дождалась своей очереди, вошла в комнату, надела на себя все украшения и попросила: «Сделайте мой портрет в разных ракурсах. Главное, чтобы моя бижутерия оказалась на виду». Если фотограф и понял, что посетительница обвешана дорогостоящими вещами, то виду не подал, нащелкал кадров и пообещал через две недели выполнить заказ.

Вечером в воскресенье Кристи еще раз достала остатки приданого, разложила на кровати, полюбовалась, сложила «алмазный фонд» в чемоданчик и решила о нем забыть. Не стоит плакать о прежних временах. Начинается новая жизнь, она распишется с Алексеем, родит ребенка, все будет хорошо.

Утром около полудня они подошли к дверям загса.

– Черт! – воскликнул Алексей. – В понедельник у них выходной.

Кристи расстроилась, на глаза навернулись слезы. Всем известно, что это плохая примета, если бракосочетание откладывается, когда вы уже приблизились к дому, где должна свершиться церемония. Хуже только потерять обручальное кольцо. «Спокойно! – сказал Алексей. – Посиди на скамейке в скверике, я решу проблему. Никуда не уходи, даже если я задержусь».

«Ты куда?» – прошептала Кристи.

Жених нежно ее обнял.

– Съезжу домой к заведующей загсом, предложу ей денег, и нас распишут.

Кристи устроилась в парке, просидела там больше трех часов, когда вернулся мрачный жених: «Ничего не получилось! Завтра мы будем первыми. Пошли домой».

Пара вернулась в квартиру Кристи, она отперла дверь и закричала. Крохотная прихожая и небольшая комната оказались перерыты вверх дном. Пока жених и невеста пытались расписаться, в дом залез вор. Преступник прихватил чемоданчик с драгоценностями и картины Петера. «Надо вызвать милицию», – заплакала Кристи.

«С ума сошла!» – испугался Алексей. «Уголовника можно поймать», – упорствовала она. «Дура, да? – неожиданно грубо отреагировал Алексей. – Что ты ответишь на вопрос: «Откуда у вас столько драгоценностей? Где взяли полотна?» Начнут копаться в твоей биографии, и что выяснят? Тебе нельзя рисковать, можешь очутиться в Сибири».

Кристи зарыдала, Алексей напоил будущую жену чаем, та легла на постель и вдруг увидела: лисы нет. Негодяй прихватил и игрушку.

Сначала Кристи впала в истерику, потом спросила у Алексея: «Зачем вору плюшевая лиса?» «Откуда мне знать?» – пожал тот плечами. «Золото, камни, картины, – перечисляла она, – но игрушка?» «Наверное, у мерзавца есть ребенок, – предположил Алексей, – вот он и прихватил для него подарок». «Глупо», – не успокаивалась Кристина. «Преступники дураки! – воскликнул будущий муж. – Умный человек устраивается на работу и честно трудится».

Что-то в голосе Алексея смутило Кристи, и она внезапно выпалила: «Откуда ты знаешь, где живет заведующая загсом?» «Ты о чем?» – поразился он. «Я сидела в парке несколько часов, пока ты ездил, – прошептала Кристи, – кто тебе дал ее адрес? Загс в десяти минутах ходьбы от моей квартиры. Почему ты велел мне сидеть там? Я могла пойти домой и ждать! Вор открыл дверь ключом, он не взломал замок».

Жених пару минут сидел молча, потом сказал: «В загсе есть сторож, за небольшую мзду он написал название улицы и номер дома начальницы. Нет необходимости ломать замок, преступники пользуются отмычками. На скамейке я тебя оставил, потому что думал, что удастся быстро уговорить бабу. Ты заподозрила меня в краже? Решила, что я специально повел тебя расписываться в понедельник, когда загс закрыт, усадил в парке, а сам тебя обокрал? Предположила, что я упер лису, потому что Уна назвала ее самой ценной вещью? Действительно, все говорит не в мою пользу. Но я не имею ни малейшего отношения к ограблению! Кстати, я имел массу возможностей обокрасть тебя раньше, почему не сделал этого, а?» «Прости, прости, – зарыдала Кристи, – я сошла с ума от переживаний, вот и не понимаю, что несу. Слишком много неприятностей в один день. Сначала не состоялась свадьба, а теперь кража! Я люблю тебя!»

«Можно ли испытывать к человеку светлое чувство и одновременно считать его бандитом? – перебил ее жених. – Как бы ты реагировала на это? Испытала восторг? Радость? Или ощущение обиды? Несправедливости? Кто, рискуя жизнью, вывез тебя из Германии? Устроил в Москве? Заботился о нелегальной эмигрантке?» «Прости, прости, прости», – твердила Кристи. «Поеду домой», – сказал Алексей и направился к двери. «Прости, прости, прости», – говорила Кристина, следуя за ним по пятам. «Потом поговорим», – сухо отозвался Алексей и исчез.

Кристина зарыдала и упала на кровать. Когда очередной приступ истерики завершился, бедняжка попыталась заснуть, но ничего не вышло. Кристи вертелась с боку на бок, внезапно почувствовала укол в ногу, увидела на щиколотке каплю крови, встала, встряхнула постель и увидела, как на пол упало бриллиантовое кольцо-малинка.

Похоже, вчера, полюбовавшись на драгоценности, Кристи сгребла их в чемоданчик и случайно оставила перстенек в складках. Украшение скатилось на матрас, ночью не помешало хозяйке, но сейчас оцарапало.

На следующий день Алексей не появился. Да Кристи его и не ждала. Она понимала, как сильно обидела любимого. Оставалось лишь надеяться, что Алеша скоро оттает, вспомнит про беременность подруги и простит ее. Но шли недели, месяцы, Алексей словно в воду канул.

Коллеги в издательстве шушукались, глядя на живот Кристины. В те годы женщину, которая собиралась родить ребенка без мужа, считали проституткой. Неизвестно, как повели бы себя товарищи по работе, но главный редактор издательства, одышливый толстяк Игорь Семенович Брунов неожиданно встал на защиту будущей матери-одиночки.

Кристи ни о чем не догадывалась, она очень удивилась, когда тетки в отделе, презрительно поджимавшие при виде беременной губы, вдруг стали ласковыми. Вера принесла из дома детские вещи, из которых выросла ее дочь, Нина начала угощать ее яблоками из своего сада, а Наташа с сочувствием сказала: «Если хочешь, можешь приходить на службу на час позднее, мы тебя прикроем!» «Спасибо, – выдохнула Кристи, – вы так ко мне добры». Наташа вынула носовой платок и промокнула глаза. «Нам Игорь Семенович по секрету правду рассказал!» «Какую?» – поразилась Кристи, никогда не состоявшая с Бруновым в дружбе. «Понимаю, тебе страшно вспоминать, – зашептала Наташа, – Игорь Семенович приказал не подавать вида, что мы знаем!» «А что вам известно?» – испугалась Кристи.

Наташа окинула взглядом пустой кабинет. «Тебя изнасиловали! Гада не поймали! Надеюсь, он когда-нибудь заплатит за свое преступление. А ты молодец! Решила оставить ребенка! Правильно, нельзя убивать живое существо! Мы тебя поддержим! Игорь Семенович сказал, что после декрета возьмет тебя на прежнее место. В парткоме было завякали: у нее беременность без мужа. А Брунов их осадил: «С ума сошли? Кристина жертва изнасилования, а не морально неустойчивая особа. Мы обязаны протянуть женщине руку помощи, в нашей стране товарища в беде не бросают, мы же не капиталисты!» Вот все и затихли.

Кристина, плохо понимая, что происходит, дождалась окончания работы, подстерегла начальника у лифта, села с ним в кабину и сказала: «Большое спасибо!» Брунов потрепал сотрудницу по плечу: «Ты милый человечек, заглядывай, если что надо!»