Глава 10

Прошло десять дней мучительных и нервных приготовлений. Николай, как и предполагалось, ежедневно приезжал в клинику, как на работу, и стоял рядом с Виктором возле операционного стола. Первые три дня его оттуда выносили в бесчувственном состоянии и, положив на диван в коридоре, совали под нос нашатырный спирт. Молоденькие девушки-медсестрички всегда хихикали, когда встречались с «обморочным» доктором, и тот, прекрасно понимая, над кем они подсмеиваются, краснел, как морковка.

– Все! Больше не могу и не буду! – прокричал Николай, ворвавшись в кабинет к Виктору на третий день «работы» в клинике. – Надо мною же все смеются, начиная с нянечек и заканчивая пациентками! Витя, ну ты же прекрасно видишь, что из меня доктор – как из моей прабабушки футболист! Я не могу с собой ничего поделать, особенно когда ты снимаешь с очередной «жертвы» современной косметологии все ее лицо. Они же, эти бедные женщины, желающие помолодеть во что бы то ни стало, сразу становятся похожими на только что освежеванного кролика! Ты когда-нибудь видел, как с кроликов снимают шкуру? – вдруг спросил у Виктора Николай.

– Нет, как-то не приходилось. Я крольчатину больше в приготовленном виде люблю. Ты, Коля, любишь овощное рагу с крольчатиной? – еле сдерживая смех, в свою очередь спросил Виктор.

– Я его теперь не то что любить, я теперь даже смотреть на него не смогу! А уж тем более – есть, – обреченно махнул тот рукой. – Что мне делать? Как объяснить Нине, что из меня не получается ассистент? – задал писатель вопрос и жалобно посмотрел на Виктора. – Посоветуй.

– Николай, хватит тебе паниковать. Это все с непривычки, ведь всего три дня прошло. Через неделю ты на все это «безобразие» будешь смотреть совершенно равнодушно, как на привычную работу, – начал успокаивать писателя Виктор.

– Нечего меня успокаивать, как ребенка, я себя лучше знаю, – забегал писатель по кабинету. – Да я из медицинского института ушел только потому, что не переношу вида крови, особенно в больших количествах. Ты же сам врач, должен меня понимать. Не всем это дается, и ничего здесь не попишешь. Что делать-то? Нет у меня сил терпеть все это!

– Потерпи еще немного. Назад дороги нет. Ты же прекрасно понимаешь, что Нина никогда не согласится, чтобы кто-то еще узнал ее тайну, – пожал Виктор плечами. – Поговори с ней, конечно, только я сомневаюсь, что она примет твои доводы всерьез. Но могу сказать тебе точно, что она-то засмеет до смерти, – хохотнул эскулап.

– Ничего смешного не вижу, – буркнул Николай. – Ладно, попробую потерпеть, но если я снова свалюсь, когда будем делать операцию уже ей, тогда я не знаю… – развел он руками.

– Ничего, я прямо перед твоим носом поставлю целый стакан нашатыря, будешь беспрерывно нюхать, – засмеялся Виктор и встал с кресла. – Пошли, «ассистент», на столе уже лежит очередной «кролик».

Николай застонал, как приговоренный к смертной казни, и потащился за светилом косметологии на подгибающихся ногах. Как ни странно, на этой операции его ни разу не замутило, лишь один раз немного закружилась голова. Но он по совету Виктора держал наготове нашатырный спирт и часто его нюхал. Виктор посматривал в его сторону смеющимися глазами, которые сверкали в небольшом пространстве между шапочкой и медицинской маской. Николай самоотверженно держался, мысленно внушая сам себе: «Я же мужчина, черт меня побери, а не чеховская барышня. Назло всем больше не упаду. Не упаду, и все тут!»

Аутотренинг помог, Николай действительно выстоял, выдержал – и даже помогал зашивать пациентку, когда подошел конец операции.

– Всем спасибо, – проговорил Виктор, когда все было закончено.

Николай довольно улыбался, потому что сегодняшнее «спасибо» заслужил и он тоже. Хоть и совсем немного, но все же заслужил. Следующая неделя прошла практически без эксцессов. С каждым днем Николаю было все легче и легче входить в операционную. А к концу недели он уже мог даже шутить во время операции. Виктор оказался прав, он уже совершенно спокойно смотрел на «освежеванных» пациенток, как на чистые листы бумаги, на которых собирался написать свой новый роман.

И вот, наконец, наступил решающий день. День, на который была запланирована первая и самая ответственная операция Нины.

Под покровом ночи Виктор привез в клинику Нину и Николая. Открыв дверь черного хода, он провел их на второй этаж и быстро впихнул в свой кабинет.

– Сидите, как мыши, чтобы ни одного шороха. Я пойду посмотрю операционную. Днем я все приготовил, но стоит еще раз проверить. – И он тихонько скрылся за дверью.

Минут через пятнадцать доктор вернулся и прошел к шкафу. Он вытащил оттуда видеокамеру и поставил ее на стол.

– Так, Ниночка, нам нужно все зафиксировать. Сейчас, вот перед этой самой камерой, ты расскажешь, что произошло с тобой и почему ты решила поменять свою внешность. Мы с Николаем будем фигурировать, как свидетели. Я, в свою очередь, как врач расскажу, что я буду делать во время операции. Саму операцию тоже заснимем. Все это я делаю для того, чтобы были прямые доказательства, что ты – это ты, то есть являешься не кем иным, как Саакян Ниной Юрьевной. Я составил юридический документ, который ты сейчас подпишешь. Надеюсь, ты понимаешь, для чего все это нужно? – очень серьезно говорил Виктор, налаживая видеокамеру.

– Конечно, понимаю: чтобы потом не доказывать, что я не самозванка, – скривилась Нина.

– Нечего физиономию корчить, – шикнул на девушку врач. – Нужно до конца понять, что это очень важно. Ты владелица больших денег; потом трудно будет доказать, что ты – именно Саакян, а не кто-то другой, – и Виктор строго посмотрел на Нину. – По документам ты – утопленница. Тебя нет, моя дорогая, – развел он руками. – А в нашей стране да с нашими законами без бумажки ты – букашка. Замучаешься потом по инстанциям бегать, чтобы доказать, что ты жива и здорова. Ты же утопленница, – еще раз повторил Виктор.

– Это еще будут долго доказывать, ведь тела не нашли, – вклинился в разговор Николай.

– Пока это будут доказывать, все денежки сделают ручкой! Никита – малый не промах, как я теперь понимаю, он прекрасно знает, что делать. Всем, конечно, он не завладеет, но ополовинит – это точно. Тем более, Нина сама говорила, что у нее в письменном столе осталась ее чековая книжка с подписью. Там и одного чека хватит, чтобы снять солидную сумму. Я уверен, что Никита уже сделал это.

– Это все ерунда, деньги меня сейчас меньше всего волнуют, было бы здоровье, заработаю, – сказала Нина. – Меня совершенно другое волнует, и ты, Витя, в курсе, что именно.

– Я прекрасно тебя понимаю, но деньги – такая вещь, что без них никуда, так что, думаю, они тебе не помешают. Ладно, некогда лясы точить, давай делом заниматься, – и он включил видеокамеру. – «Сегодня 27… …года 24 часа 35 минут московского времени. Место действия: клиника хирургической косметологии «Юность». Я – главный врач и директор клиники Зотов Виктор Петрович – подтверждаю, что все, что здесь будет записано и показано, подлинно. В моем присутствии и в присутствии Стручевского Николая Ивановича будет произведена запись рассказа подлинных событий, касающихся хозяйки данного медицинского учреждения, Саакян Нины Юрьевны».

– Давай, Нина, начинай, – взяв в руки камеру и направив ее на девушку, прошептал Виктор.

Сначала Нина немного растерялась, но потом взяла себя в руки, и слова из ее уст потекли равномерно и спокойно:

– В этом году я решила провести свой летний отпуск у Черного моря, на моей родине, в городе Анапе, в доме, где прошло мое детство. Мы поехали туда с моим мужем, Сысоевым Никитой Анатольевичем, с которым я состою в законном браке с…

Дальше Нина рассказала все с самого начала и до конца, вплоть до сегодняшнего дня, а потом Виктор и Николай подтвердили, что удостоверяют все вышесказанное.

– Отлично, – произнес Виктор и выключил камеру. Он подошел к компьютеру и включил его. Открыв страницу, которая ему была нужна, он знаком подозвал к себе Нину. – Взгляни еще раз на то, какой ты должна стать, и подумай, со всем ли ты согласна.

Девушка взглянула на монитор и интенсивно закивала головой:

– Да, да, Витенька, именно такой я и хочу быть! Только, пожалуйста, ничего не перепутай. Если у меня вырастет нос еще больше, чем сейчас, я тебя съем живьем!

– Не волнуйся, наоборот, он станет поменьше, в точности такой, какой ты видишь на фотографии, – улыбнулся эскулап. – Теперь, моя милая, подпиши вот этот документ, и можно двигать в операционную, – нетерпеливо проговорил доктор и сунул Нине листок. Та, не глядя, его подписала и с тревогой посмотрела на Виктора.

– Ну что, уже можно идти? У меня нервы на пределе, коленки трясутся, – дрожащим голосом проговорила Нина.

– Не дрожи так, а то, на тебя глядя, и я начинаю нервничать, – строго сказал девушке врач. – Теперь, мои дорогие, на цыпочках в операционную. Не дай бог, кому-то из медсестер вздумается туда заглянуть среди ночи.

– Так закроемся изнутри, – подсказал Николай.

– Это само собой, но лучше, чтобы вообще никто ничего не видел, – ответил Зотов и осторожно выглянул за дверь.

Он прекрасно знал, что в это время на этом этаже никого никогда не бывает, но все равно очень придирчиво осмотрел пространство, прислушиваясь к звукам, доносящимся с нижнего этажа. Он сделал знак рукой, чтобы Нина с Николаем следовали за ним, и троица цепочкой, затаив дыхание, двинулась по коридору. Только когда дверь операционной за ними закрылась и щелкнул замок, они перевели дух.

– Ох ты, Матерь Божья, никогда так не потел, – выдохнул Николай и отер пот со лба.

Виктор дал девушке вещи, которые она должна была на себя надеть.

– Иди за ширму, переоденься, а уж потом двинемся в святая святых, в саму «камеру пыток», – улыбнулся доктор. – Туда мы входим только стерильными с ног до головы. Николай, тебе тоже пора переодеться.

Нина бросила взгляд за стекло, туда, где стоял операционный стол, и на мгновение побледнела. Потом, взяв себя в руки, она решительно тряхнула головой и направилась за ширму, чтобы переодеться. Когда она это сделала и вышла из-за ширмы в белой рубашке, с чепчиком на голове и в бахилах на ногах, Виктор всплеснул руками:

– Нина, ну кто же тебе разрешил ходить в стерильных бахилах по полу? Ты же будешь лежать на операционном столе. Возьми в шкафу другие, надень и сиди в коляске, я тебя отвезу.

Девушка села в коляску, переобула бахилы и стала ждать. Виктор тоже переоделся, подошел к Нине и отвез ее в операционную. Он взял Нину на руки и уложил ее на стол. Сразу же наладил видеокамеру, чтобы ход операции был хорошо виден, и, уже когда держал в руке шприц, чтобы усыпить девушку, еще раз спросил:

– Ты хорошо все обдумала? Потом жалеть не будешь?

– Да, Витя, я все обдумала и ни о чем не пожалею, – твердо ответила Нина и прикрыла глаза.

– Еще есть время остановиться, – не унимался врач. – Я тебя предупреждал, что срок реабилитации после таких операций – очень длительный. Ты еще долгое время не сможешь показаться на людях, это весьма мучительный процесс. Подумай хорошенько, еще не поздно все оставить как есть и пойти более рациональным путем.

– Виктор, начинай, очень тебя прошу, не тяни и не томи мне душу. Я все прекрасно помню и давно все обдумала, – нервно ответила Нина и посмотрела на друга решительным и хмурым взглядом. – Я не привыкла менять своих решений! Сколько можно это обсуждать?

Виктор понял, что уговаривать решительно настроенную девушку бесполезно, и, мысленно перекрестившись, ввел ей иглу в вену.

Николай наблюдал за процедурой со стороны, через стекло, и его бросало в жар от того, что ему придется ассистировать хирургу именно при этой операции. Он нервно натягивал на себя халат, чепчик и брюки с бахилами. На всякий случай он сунул себе в карман пузырек с нашатырным спиртом, чтобы в самый неподходящий момент не оплошать. Ведь здесь, кроме него, не будет других ассистентов, которые смогли бы его заменить. Николай глубоко вдохнул и решительно шагнул к стеклянной двери, за которой находился операционный стол, где лежала уже заснувшая под наркозом Нина.