Глава 16

Утром и впрямь, как обещала Маня, случилась фигня. Меня схватила мигрень. Свернувшись клубочком, я лежала неподвижно, натянув на раскалывавшуюся от боли голову пуховое одеяло. Только тот, кто как я регулярно попадает в цепкие объятия болячки, поймет меня. Мигрень не имеет ничего общего с головной болью. Это ужасная вещь, которая сопровождается тошнотой, ознобом и полной невозможностью пошевелиться, потому что любое изменение позы вызывает у вас желание умереть. Появляется мигрень внезапно, в самый неподходящий момент. Вечером ложишься спать здоровой и веселой, а утром открываешь глаза и с ужасом констатируешь – вот оно, накатило. Впрочем, у мигрени есть и положительное качество: уходит она от вас так же быстро, как и приходит, исчезает, словно по мановению волшебной палочки.

Стараясь не дышать, я притихла под одеялом. Господи, как мне плохо! Бух! В голове фонтаном взвились разноцветные искры, в воздухе отвратительно завоняло французскими духами.

– Незачем постоянно прятаться словно черепаха, – долбанул по темечку резкий голос Зайки.

В лицо ударил свет, Ольга стащила с моей головы перинку.

– Тебе так плохо! – воскликнула она.

– Ужасно!

– Давай Оксану позовем.

– Нет, скоро пройдет, – простонала я.

– Лежи, лежи, – засуетилась Зайка и поцеловала меня в макушку, – я думала, ты просто спишь.

Я чуть не скончалась от запаха парфюма.

– Ольгунчик, уйди, пожалуйста.

– Уже убежала, – прошептала Зайка и унеслась, не забыв прикрыть меня снова с головой одеялом.

Потянулся бесконечный день, я несколько раз засыпала, просыпалась и опять проваливалась в сон, мигрень раскаленным прутом торчала в виске. Никакие лекарства от напасти не помогают, остается лишь терпеливо ждать, когда липкие объятия боли распадутся и отпустят Дашутку. Я опять начала дремать, но тут чья-то рука потрясла меня за плечо.

– Отстаньте, – прошептала я, – умираю.

– Дарь Иванна, – забубнила Ирка, – отзовитесь.

– Деньги в сейфе, открой и возьми сколько надо.

– Не, на хозяйство полно.

– Тогда дай умереть спокойно, – взмолилась я.

– К вам пришли, – заталдычила домработница, – гость.

– Скажи, что я заболела.

– Так я говорила, он не уходит!

Я со стоном сдернула с головы одеяло.

– Который час?

– Семь.

– Чего?

– Вечера.

– Дома есть кто?

– Собаки.

– А из людей?

– Только мы с вами.

– Выгони мужчину вон, пусть представится, оставит телефон, позвоню, когда встану.

– Он говорит, что будет ждать хоть до завтра, инвалид чертов.

Волна боли из головы стала скатываться вниз.

– Инвалид?

– Ну да! В кресле сидит и командует: «Немедленно приведите Дашу, речь идет о необычайно важном деле».

Забыв про мигрень, я вскочила с кровати, накинула халат и помчалась к лестнице, Ирка стала что-то кричать вслед, но ее слова были неразборчивы.

Ремизов находился в гостиной.

– Вижу, вы и впрямь заболели, – констатировал он, – сначала, грешным делом, я подумал, что не желаете со мной общаться, вот и сочинили отговорку. Извините, я уеду, встретимся завтра.

– Уже выздоровела, – ответила я, – что случилось?

– Я готов рассказать правду про Никиту, – тихо сообщил Олег.

Я изумилась до крайности.

– По какой причине? Еще вчера вы говорили, что вас может повергнуть на сей поступок лишь кончина Волка!

– Позавчера, – поправил Ремизов.

– Вчера. Я была у вас вчера.

– Нет. Во вторник, а сегодня четверг.

– Среда.

Олег вытащил из кармана мобильный.

– Смотрите! Число, месяц, год.

– Год я помню.

– Уже радует, – безо всякой улыбки сообщил переводчик.

– Ира, – заорала я.

Домработница всунулась в гостиную.

– Несу чай.

– Какой сегодня день недели?

– Четверг.

– А среда где?

– Вчера была.

– Оля приводила гостей когда?

– Во вторник.

– Господи, что же я делала в среду? Отчего ничего не помню?

– Так спали, с мигренью, – пояснила Ирина, – глаз не открывали.

Я растерянно посмотрела на Олега.

– Извините, мигрень словно наркоз на меня подействовала. Так что заставило вас изменить решение?

– Никита скончался.

Мои ноги подкосились в коленях.

– Как?

– Официальная версия инфаркт.

Я хлопала глазами, пытаясь сосредоточиться.

– Но на самом деле его убили, – продолжил Олег.

– Почему?

– Не знаю, – покачал головой Олег, – но очень хочу дорыться до правды.

– Кто вам сказал про убийство?

– Я сам понял.

Я упала на диван.

– Немедленно рассказывайте.

Ремизов вздохнул.

– Мне позвонил Илья, как всегда пьяный, и сообщил, что отец умер во сне. Никаких подозрений у медиков его кончина не вызвала, сердечный приступ.

– Так с чего вам в голову пришла мысль об убийстве? Волк немолодой человек!

– Никита тщательно следил за собой, не пил, не курил, по бабам не шлялся. Он занимался спортом и не имел особых стрессов. За исключением сына-алкоголика, у Волка не имелось других поводов для переживаний, его любили даже журналисты. Имеется, правда, один гнидистый мальчонка, Артур Пищиков, он постоянно Никиту щипал, но друг лишь посмеивался и говорил: «Раз ругает, значит, завидует». Нет, его убили. И еще! Утром в среду Никита позвонил мне и сказал:

– Послушай, Олег, жить мне осталось всего ничего, я чувствую приближение смерти.

– Ты заболел? – испугался Ремизов. – Поезжай отдохнуть, нельзя так гробить себя.

– Да нет, – ответил приятель, – просто хочу, чтобы ты знал: если сообщат, что я покончил жизнь самоубийством, это неправда. Никогда не пойду на такой шаг.

– Сейчас приеду, – воскликнул Олег.

– А смысл? Жив буду – сам прикачу, в субботу, – сказал Волк, – эх, кабы знать, что потом всю жизнь локти кусать придется… Да чего там ныть. Давай, до выходного, поболтаем подробно.

Ремизов замолчал, я медленно переваривала информацию.

– Вот что, Дашенька, – вдруг тихо сказал Олег, – насколько я понял, у вас большая семья.

– Да, – кивнула я, – верно.

– Поедем ко мне и спокойно поговорим, – предложил Олег.

Через полчаса мы оказались в доме Ремизова, и Олег спросил:

– Чаю?

– Лучше без соблюдения светских формальностей, – воскликнула я.

Переводчик подъехал к столу.

– Хорошо, слушайте. Сначала я введу вас в курс дела, а потом объясню, чего хочу. Значит, так, мы с Никитой познакомились в детстве…

Случается иногда, что дети, упоенно строившие в песочнице замки, потом становятся лучшими друзьями и не расстаются всю жизнь. Олег и Никита жили в одном дворе и вместе провели детство. Мальчики мало отличались от других детей, шалили и хулиганили, как все. Время им досталось суровое, голодное, только что закончилась война. И Олег, и Никита появились на свет в 39-м году, а самым первым, ярким их впечатлением стал праздник Победы. В школу детей отвели в сорок шестом, и в первом классе они писали палочки на оборотной стороне рулонов обоев, невесть где раздобытых мамой Ремизова. Но потом появились тетради, учебники и даже нехитрые игрушки, типа тряпочного мяча и деревянного грузовика с нежелавшими крутиться колесами. Несмотря на присущую мальчишкам непоседливость и шаловливость, они сумели окончить десятилетку и поступить в институты. Тут пути друзей разошлись, Олег отправился изучать иностранные языки, а Никита погрузился в мир кинематографии.

Разные профессии никак не помешали дружбе. Потом Волк женился на милой девушке по имени Вера. Жизнь казалась великолепной, культ личности Сталина был осужден, творческие люди получили некоторые возможности для самовыражения, цензуру в Советском Союзе не устранили, но она стала чуть ослабевать, повеяло оттепелью. О чем только теперь не таясь говорили на кухнях в московских квартирах. В «железном занавесе» приоткрылась крохотная щелочка, и сквозь нее стали просачиваться тлетворные, западные веяния. Потом пришли 60-е годы, молодежь могла приобрести у спекулянтов пластинки с рок-н-роллом, девушки увлеченно взбивали на голове «бабетту», и хоть газета «Правда» постоянно писала об угрозе новой мировой войны, люди начали потихоньку успокаиваться.

Затем случился Карибский кризис , и население земного шара неожиданно поняло: для решения проблемы не всегда следует начинать боевые действия. Джон Кеннеди и Никита Хрущов проявили разумность и не раздули пожар новой войны, значит, станем жить мирно, хорошо и весело.

У Волка родился Илюша, Олег пока женат не был, вообще говоря, он подумывал об оформлении отношений с прелестной девушкой Наташей, но тут автокатастрофа обрубила все планы Ремизова. Он превратился в полупарализованного инвалида. Наташа прорыдала неделю около постели жениха, а потом тихо испарилась. Осуждать невесту Олег не стал, он обдумывал план самоубийства и даже начал прятать в тумбочку снотворное, но принять его не успел, гору таблеток обнаружил Волк, сначала он надавал другу детства пощечин, а затем кинулся устраивать его судьбу.

Олег не знал, каким образом Никита ухитрился сделать почти невозможное, приятель получил для него заказ на перевод произведений классиков французской литературы.

Каста переводчиков в советские времена была абсолютно закрытым сообществом, вход в который ограничивался даже для своих детей. К тому же, в шестидесятые годы двадцатого века «перетолковыванием» иностранцев занимались такие «киты», как Наталья Григорьевна Касаткина, а требования, предъявляемые к переводу, были настолько велики, что у Ремизова возник стойкий комплекс неполноценности. Но постепенно он втянулся в процесс и даже стал получать похвалы от мэтров.

Может, вам это покажется странным, но Олег был в то время счастлив. Он начал хорошо зарабатывать, нанял домработницу и даже купил телевизор, очень дорогую по тем годам «игрушечку». Еще у него имелось личное средство передвижения, так называемая «инвалидка». Для тех, кто никогда не видел сей удивительный агрегат, попытаюсь его описать. Представьте себе машину «Ока», только чуть уже и ниже, защитного цвета, с брезентовым верхом. Больше всего авто напоминало консервную банку, но оно довольно бойко ездило и, вот что странно, никогда не ломалось. Из «инвалидки» Олега постоянно высыпались гайки, винтики и болты, но тачка уверенно слушалась руля.

Жизнь снова стала прекрасной, своей семьи у Ремизова не имелось, но он считал Никиту братом, Веру – невесткой, а Илью племянником. В то время Волк часто приезжал к Олегу, который перебрался жить в Подмосковье. Приятели любили сидеть у камина и болтать обо всем на свете, им казалось, что на дворе всегда будет солнечное лето.

Несчастье, как всегда, пришло внезапно. Сначала Вера заболела сильной простудой, потом она вроде поправилась, но продолжала кашлять и температурила. Никита отвез жену к врачу, тот прописал таблетки, лучше от которых ей не стало. Потом вдруг у молодой, здоровой Веры стали подгибаться ноги, слабеть руки. Обеспокоенный муж и занервничавший Олег начали искать специалистов. И тут пришло невероятное известие: фильм, снятый Волком, получил главный приз на одном из международных фестивалей, актриса, исполнительница основной роли, а ею была Вера, приглашалась вместе с Никитой для получения премии.

Давайте не стану вам сейчас объяснять, чем был для советского человека выезд «за бугор». Кто помнит шестидесятые годы, тот сейчас закивает, а кто родился в середине восьмидесятых – не поймет. Напомню лишь, что все те, кому полагались хоть какие-то суммы в валюте, обязаны были сдать 60 % их в советское посольство. Волк не стал исключением, они с Верой получили лишь статуэтку и мелочь, чек отправился в бухгалтерию.

На приеме по случаю вручения премии Вера внезапно упала в обморок, ее отвезли в местную больницу, и там врачи поставили диагноз: рак крови, причем, уже запущенный.

Забыв про кинофестиваль, Никита привез жену домой. Естественно, Вера оказалась в клинике, ее начали интенсивно лечить, но, увы, безрезультатно. Волк впал в панику, и тут ему позвонил режиссер-американец, очень известная личность в мире кино, и заявил:

– О! Никита! Я знаком с вашей ситуацией и могу помочь, если вы рискнете. В городе Кливленд есть лаборатория, сотрудники которой успешно борются с такой болезнью, как у вашей жены. Лекарство, правда, пока испытывается на добровольцах, но результаты обнадеживают. Если хотите, я могу включить Веру Волк в состав очередной группы для эксперимента. Вылетайте через неделю, с визой с американской стороны проблем не будет, оформление бумаг я возьму на себя.

– Спасибо, – сдавленным голосом ответил Никита.

– Рискните, – настаивал режиссер, – терять вам нечего, это шанс, вполне реальный. Ладно, я позвоню в понедельник, подумайте. Только я бы не колебался, схватился за любую возможность спасти супругу.

Никита повесил трубку, потом заплакал и поехал к Олегу.

Режиссер-американец умнейший и добрейший человек, но только ему никогда не понять, что советскому человеку просто так в США не вылететь, оформление займет кучу времени: следует пройти комиссии в парткоме, райкоме, горкоме, встать в очередь в ОВИРе, лишь после прохождения всех препонов можно будет идти в кассу за билетом, но! Но самолеты тогда в империю зла из СССР летали редко и проездных документов приходилось дожидаться месяцами.

Чем мог Олег помочь другу? Только сочувствием.

Выплакавшись, Никита засобирался домой.

– Вере ничего не скажу, – мрачно сказал он, надевая пальто, – представляешь, каково ей будет знать, что имеется крохотный шанс на спасение, но он лишь для тех, чьи мужья умеют организовать перелет в Америку. Смотри, тоже не проговорись.

Олег молча кивнул, ему было жаль и Веру, и Никиту. Впрочем, друга больше. Вера, похоже, скоро умрет, а Волку потом предстоит жить с сознанием того, что не сумел помочь жене, нести на душе камень.

Через три дня, почти ночью, Никита снова возник на пороге дома Олега. Ремизов схватился за сердце.

– Вера!

– Она жива, – быстро сказал друг, – более того, есть возможность уже в воскресенье отправится в США.

– Ну и ну! – закричал Олег. – Это как?

– Тише, – шикнул Никита, – мне нужен твой совет. Срочно, выслушай меня внимательно, не перебивай.

Олег кивнул, Волк заговорил. Ремизову стоило огромных усилий не измениться в лице, слушая лучшего друга. Вкратце, события развивались так.

В тот день, когда Волк приехал от Олега домой, где-то около часа ночи раздался телефонный звонок и красиво окрашенный мужской голос сообщил:

– Мы знаем о беде, которая приключилась с вашей женой, и готовы помочь. Давайте встретимся завтра в девять утра. Записывайте адрес, да, не забудьте фото Веры.

Ровно в назначенный срок Никита вошел в один ничем не примечательный московский дом и был впущен в самую обычную квартиру, обставленную незатейливой мебелью. Несмотря на то что окна украшали штапельные занавески, а со стола свисала скатерть, «однушка» выглядела нежилой, казенной. Да и хозяин смотрелся странно, он был одет в костюм и рубашку с галстуком, а на ногах имел уличные туфли. Впрочем, и Никите тапочек предлагать не стали.