Глава 32
Демонстративно держа яблоко у рта, я побежала к кассе платить за бензин. Вошла в небольшой застекленный павильончик, вышвырнула надкушенный фрукт в мусорную корзину и прихватила пару шоколадок. Если тебя угостили, необходимо сделать ответный шаг.
Как обычно, работала лишь одна касса, и я довольно долго простояла в очереди.
– Спасибо, – улыбнулся Антон, получив батончик, – но я вообще-то не очень люблю сладкое.
– Ну положи тогда в карман на двери, – сказала я.
– Здесь налево, – внезапно приказал Зябликов. Я послушно закрутила рулем и насторожилась:
– Тебе не кажется, что бензином пахнет?
– Есть немного, – кивнул Антон, – так всегда после заправки.
– Слишком сильно, – задергала я носом.
– Давай тут направо… прямо… теперь стоп, можно вылезать… – командовал парень.
Я оглянулась.
– А где автомобиль припарковать?
– Тут бросай.
– Посреди дороги?
– Прижмись правее.
– Нет, просто так я машину не оставлю, – уперлась я. – Не дай бог какой-нибудь трактор поедет и зацепит! Где местные жители свои колеса держат?
Антон вздохнул.
– Видишь калитку? Я в нее зайду, пересеку двор и открою ворота, они изнутри шестом подперты.
Я зевнула.
– Эй, проснись! – засмеялся Антон. – Чем ночью занималась?
– Дрыхла без задних ног.
– Не похоже что-то.
– Отлично спала, сама не пойму, почему сейчас сморило, – ответила я и снова зевнула. – Наверное, я устала. И не вижу въезда во двор.
– Сейчас Ленка нам кофе сварит, – пообещал Антон. – Ворота дальше. Ты поезжай вперед и метров через триста увидишь железные створки, автоматику мы пока не поставили, дом новый, двор здоровый. Я тебе открою. А ты сейчас газани посильней.
– Зачем? – удивилась я, вглядываясь в наползающий на дорогу туман.
– Там впереди, метров через сорок, яма противная, – пояснил Антон, выходя из машины, – не глубокая, глиной наполнена, если медленно тащиться, завязнешь, а на газу пролетишь. Здесь все так делают, перемахивай на скорости колдобину и притормаживай плавно, если ворота будут еще закрыты, не гуди, значит, я не дошел, ты однозначно на колесах быстрее доберешься.
– Поняла, – сказала я и нажала на педаль.
Машина послушно рванула вперед, я вцепилась в руль. Ну, где же яма? «Букашка» влетела в туман, надо бы притормозить, но ведь Антон предупредил меня о колдобине. В ту же секунду я почувствовала, что автомобиль заваливается вперед, дорога исчезла из-под колес. Я завизжала и попыталась нажать на тормоз. В глазах потемнело, меня сильно затошнило, завертело, словно кофейное зерно в мельнице, послышался звон. Последнее, что я помню: резкий запах бензина, порыв ветра, бьющий в лицо, грохот, треск, скрежет… Потом наступила тишина.
– У-у-у-у, – надрывался вой сирены.
Я хотела открыть глаза и сесть. Ну вот, опять не закрыла на ночь окно, и теперь проснулась от вопля то ли «Скорой помощи», то ли пожарной машины. Но веки не поднимались, тело не повиновалось. Неприятный звук неожиданно стих, я прислушалась к собственным ощущениям. Очень холодно, дует, а вместо теплого пухового одеяла сверху лежит какая-то тряпка. И матрас почему-то жесткий.
– Шестьдесят на сорок, – сказал вдруг чей-то незнакомый голос.
– Суки! – с чувством произнес другой. – Видят же и не пропускают!
– В голову никому не приходит, что сами в «Скорой» оказаться могут, – вступило в беседу нервное сопрано. – Сергей, сыграй им.
– У-у-у-у, – заработала сирена.
Я вновь начала проваливаться в туман, в голове не было ни одной мысли, только ощущение невероятного холода…
– Не надо, – услышала я голос Катюши, – лучше из того шприца.
Я обрадовалась: значит, подруга вернулась. Но что она делает в моей спальне? Глаза открылись, вместо привычной трехрожковой люстры я увидела на потолке точечные светильники.
– Лампуша! – воскликнула Катюша и склонилась надо мной. – Ты как?
– Замечательно, – машинально ответила я и тут же ощутила странный дискомфорт в грудной клетке.
– Болит? – сочувственно спросила Катя.
– Где я?
– В больнице, – сказала подруга, – в очень хорошем месте. У тебя сломаны ребра, ободраны локти и колени, есть порезы. Но это все. Вот счастье! Есть бог на свете! А еще говорят, что надо пристегиваться ремнем! Страшно представить…
Звук пропал, лицо Катюши стало расплываться, а потом вовсе исчезло в серой дымке.
Несколько дней, не знаю три, четыре или пять, я провела, как домашняя кошка: ела и спала. Потом неожиданно очнулась здоровой. За окном было темно, в палате горела маленькая лампочка, значит, наступил поздний вечер, или вообще пришла ночь.
Я села, спустила ноги с кровати и стала нашаривать тапки. Голова кружилась, руки дрожали, а дышать пришлось неглубоко, иначе под сердцем начинала медленно вращать винтом мясорубка, причиняя резкую боль.
– Ты куда собралась? – загремел Костин, входя в комнату.
Я вздрогнула.
– Пописать, – машинально ляпнула я.
– В кровать подадут, – ухмыльнулся Вовка. – Эй, утя, утя, иди сюда… Где у тебя эмалированный корабль?
– Сама доберусь до унитаза, – вспыхнула я.
– Уже добралась! – рявкнул Костин. – Я чуть себя не съел. И зачем отпустил одну? Но я просто не понимал, с кем мы имеем дело.
– А что случилось? – робко спросила я, откидываясь на подушку.
– Не помнишь? – прищурился Вовка. – А можешь рассказать, как прошла встреча с Антоном Зябликовым?
– Попытаюсь.
– Начинай, – велел майор.
Когда я добралась до того момента, как Антон пошел к калитке, Вовка воскликнул:
– Ага! Ты его не узнала!
– Зябликова? А мы раньше встречались?
– Это он толкнул тебя на улице и выкрал ключи.
– Нет, – возразила я, – у вора была темная куртка, а менеджер по собачьим консервам надел голубую, когда выходил из фирмы.
– Ты сейчас всерьез приводишь этот аргумент? – насупился Костин. – Врачи говорили, что мозг у тебя вроде не пострадал.
Я заморгала. Действительно, сморозила глупость.
– Скажи, тебя по дороге кусали мухи? – неожиданно спросил Вовка.
– Нет, – изумилась я.
– Комары, осы? – перечислял майор.
– Нет.
– Ладно. Может, Антон тебе водой угощал? Конфетами?
– Он предложил мне яблоко.
– Ты о фруктах не рассказывала!
– Посчитала этот факт незначительным и…
– А ну, еще раз излагай все сначала! – зашипел Костин. – Со всеми, даже ерундовыми, на твой взгляд, деталями!
Когда фонтан сведений иссяк, майор вскочил и начал бегать по палате.
– Он-то тебя узнал! И совершил ошибку, назвал Лампой, когда якобы звонил сестре. Ты ему представлялась?
– Нет, – ошарашенно ответила я.
– Так откуда он твое имя узнал? Почему ты не обратила внимания на этот странный факт?
– Ну…
– Баранки гну! – затопал ногами Костин. – Надо было сделать стойку и не ехать никуда. А как он ловко вынудил тебя слопать отравленное яблоко, болтая о вставных челюстях! Он понимал: мало найдется женщин, которые стерпят подобные намеки. Ты мигом купилась. Слава богу, что не съела плод целиком, едва надкусив, выбросила.
– А что в нем было? – затряслась я.
– Большая доза снотворного, смертельная.
– К-как она т-туда поп-пала? – прозаикалась я.
– Перед вашим отъездом Антон пошел в туалет и там шприцем загнал в плод лекарство, оно без вкуса и запаха.
– Вот почему мне внезапно захотелось спать!
– И это от небольшого кусочка.
– Он решил убить меня!
– Точно.
– Вот дурак!
– Полагаешь? Нет, дорогая, наоборот, он очень хитрый молодой человек, отличный актер с крепкими нервами. Как он разыграл сцену «Звонок сестре», как врал на ходу, импровизировал!
– Идиот! – взвилась я. – Нас же видели все в офисе! Антон не скрывал факт совместного отъезда, а уходя, громко сказал: «Вернусь поздно». Не подумал о последствиях: вскроет патологоанатом мой труп, проведет анализ на токсины – ба, а там снотворное. Его бы живо арестовали!
– Вскрывать бы не пришлось, – покачал головой Вовка. – Знаешь, что случилось? Ты по совету негодяя нажала на газ, а впереди вообще не было дороги. Там обрыв, крутой, почти отвесный, спуск к реке, его было не видно за туманом. Аборигены отлично это место знают. Кстати, на дороге должен стоять знак: «Осторожно, крутой поворот», но его подростки снимают, забава у них такая. Антон ведь что задумал: машина летит вниз, бак полный, ты ж его на колонке под завязку заправила, автомобиль маленький, точно перекувырнется и загорится. А если не вспыхнет, то Антоша поможет. Все шито-крыто, взрыв, и тела, считай, нет. Несчастный случай, никаких сомнений. И сам он тоже погиб – поодаль борсетка валялась, с документами Антона Зябликова. Супер! Коллеги подтвердят – они вместе уехали. Преступления нет, есть ДТП. И ведь сволочуге повезло, план сработал, автомобиль перевернулся. Тебе подфартило – машина сама загорелась – и бабахнуло!
Я потрясла головой.
– В чем фарт-то? Секундочку, каким образом я осталась жива?
Костин упал в кресло.
– Тебя выбросило через разбитое лобовое стекло. Конечно, по правилам в машине необходимо пользоваться ремнем безопасности, но иногда случается, что нарушение правил спасает человека. Ты вылетела в кусты, они спружинили, поэтому ты не сломала себе шею. И хорошо, что малолитражка вспыхнула сама, иначе б убийца спустился в овраг, понял, что тебя в машине нет, и вот тогда бы уж точно – покупайте бумажные цветочки. А так он увидел пламя, услышал звук взрыва, швырнул вниз свою борсетку и был таков. Понимал, подлюка, что сейчас народ из близлежащих домов примчится. Зябликов торопился, оттого и совершил пару ошибок.
– Каких? – пролепетала я.
– Неинтересно о них сейчас говорить, – прошипел Костин. – Ну, например, не приготовил второе тело. Борсетку нашли, но никаких следов погибшего человека нет. Хоть какие-то части тела остаться должны! Нестыковочка получилась, но даже у профи осечки бывают.
– Ничего не понимаю, – простонала я. – Кто тут профи?
Вовка неожиданно успокоился.
– Сейчас объясню, – сказал он. – Кстати, ты молодец, почти дорылась до сути. Покалякал я тут со старшими товарищами, пособирал слухи, и интересная картина нарисовалась. В общем, слушай…
В середине пятидесятых годов двадцатого века, когда во главе советского государства встал Никита Хрущев, абсолютное большинство населения страны вздохнуло свободно. Слава богу, закончилась эра террора, лагерей и доносов. Народ ждал освобождения невинных людей, реформы судебной системы и пусть маленьких, но все же демократических изменений. Хрущев объявил амнистию и реабилитацию, чем моментально заслужил любовь части граждан. Но через некоторое время сотрудники правоохранительных органов схватились за голову. Ветер перемен выдул из мест лишения свободы не только оклеветанных людей, жертв культа личности, но и матерых уголовников, крайне опасных для общества. Кое-кто из них очутился на воле по ошибке, кое-кто по глупости опьяневших от ветра свободы чиновников, а кое-кто за вульгарную взятку. В СССР начался всплеск уголовных преступлений, такой же, как после революции семнадцатого года. Но большевики, сторонники жестких методов, в короткие сроки создали ЧК и безжалостно истребили банды, а Никита Хрущев не мог мгновенно закрутить гайки, мешал имидж отца-освободителя. Советскую Фемиду шатнуло в другую сторону, теперь судьи зачастую выносили слишком мягкие приговоры, и среди граждан вновь началось недовольство. Вместе с простыми людьми, не понимавшими, почему жестокому убийце дали всего пару лет, возмущались и милиционеры. Они-то точно знали, какая беда случится, когда преступник выйдет на свободу. В коридорах различных ведомств, почти на самом верху и внизу, «на земле», в давно не ремонтированных комнатках районных отделений, шушукались сотрудники. А потом вдруг в разных городах СССР начались странные события. Сначала в Екатеринбурге умер от инфаркта молодой парень, изнасиловавший и убивший несколько детей, затем в Волгограде попал под поезд юноша-грабитель, в Москве погиб от удара током маньяк, в деле которого судья не увидел убедительной доказательной базы. Все смерти выглядели естественно, но по столице змеями поползли слухи, люди, имевшие отношение к уголовному розыску, прокуратуре и системе исполнения наказаний, были уверены: в стране действует подпольная организация, которая сама вершит правосудие. Очень скоро стало известно и ее название – «Белая стрела». Никто не мог точно сказать, откуда оно взялось, но никто не сомневался – именно так следует именовать отряд справедливых и честных.
Вовка перевел дух и посмотрел на меня.
– Слышала когда-нибудь о «Белой стреле»?
– Нет, – помотала я головой.
– А мне приходилось, – сказал Костин, – доходила кое-какая информация. Был у меня случай в конце девяностых. Жуткую скотину задержал, фамилия его Рожков. Сыночек богатого отца развлекался охотой на живых людей – стрелял по беспризорным детям. Думаешь, его посадили? Как бы не так. Отмазал папа чадушко. Я тогда чуть стол от злости не сгрыз. И представляешь, через полгода узнаю: мой Рожков покойник, под машину угодил в пьяном виде. Женщина-водитель – совершенно добропорядочная, сорока лет, учительница, недавно за руль села – плакала ужасно и все твердила: «Он буквально из ниоткуда под колеса упал». Дело закрыли, а я на радостях в буфете при всех и гаркнул: «Мне без разницы, кто Рожкова к праотцам отправил, если бы мог, сам бы его придушил!»
– Сильное заявление, – отметила я.
Костин потер затылок.
– А через месяц подходит ко мне Вера Федосова, тихая мышка из нашей библиотеки, и говорит: «У меня случайно два билета в кино есть. Не хочешь сходить?»
Дальше было так.
После культурного отдыха Вера пригласила Костина к себе домой и неожиданно спросила за чаем:
– Ты рад, что Рожков погиб?
– Просто счастлив, – кивнул Вовка, – гадюке гадючья смерть.
– Среди нас есть настоящие люди, – тихо сказала Вера. – Хочешь, познакомлю тебя с ними?
Костин сначала поразился, а потом испугался.
– Я подумаю, – сказал коротко.
– Решишься, приходи, – без всякой улыбки завершила разговор «мышка».
И вот сейчас Вовка обратился к Вере. Она свела его с какой-то теткой, и та, выслушав Костина, спокойно сказала:
– Через три дня приходите сюда же, помогу, чем смогу.
И помогла, рассказала кое-что.