22
Согласно разработанному плану, Грэм должен был покинуть вашингтонскую квартиру-ловушку задолго до наступления в городе часа пик.
Он брился, когда позвонил Крофорд.
— Доброе утро.
— Какое там доброе! — услышал Грэм. — Зубастик захватил Лаундса. В Чикаго.
— А-а, черт!
— Он еще жив. Хочет тебя видеть, но долго не протянет.
— Еду!
— Встречаемся в аэропорту. Рейс двести сорок пять «Юнайтед». Самолет вылетает через сорок минут. Ты еще успеешь вернуться обратно, если, конечно, не придется давать отбой.
В Чикаго шел ливень. В аэропорту их встретил Честер, сотрудник Чикагского управления ФБР.
В Чикаго привыкли к полицейским сиренам, и водители неохотно пропускали машину Честера, мчавшуюся по центральной полосе с включенной мигалкой, которая отражалась розовыми бликами в струях дождя.
— Полиция считает, что на Лаундса напали внезапно, в гараже, — старался перекричать сирену Честер. — Больше ничего мне не сказали. Они стали смотреть на нас косо.
— Что они знают? — спросил Крофорд.
— Всю нашу разработку. Про ловушку. В общем, все.
— Лаундс его запомнил?
— Я не слышал, чтобы давали приметы. Около шести двадцати всем постам сообщили только номер машины.
— С доктором Блумом связались?
— Трубку сняла жена, Джек. Сам он в больнице. Ему утром вырезали желчный пузырь.
— Великолепно, — буркнул Крофорд.
Подъехав к входу в больницу, Честер остановился под колоннадой, с которой стекала дождевая вода. Обернувшись, он сказал:
— Джек, Уилл, перед тем, как вы туда пойдете… Я слышал, этот тип его… разделал… Так что будьте готовы.
Грэм обреченно кивнул. В самолете он боролся с тайной надеждой, что Лаундс умрет раньше, чем они прилетят, и ему не придется на него смотреть.
Весь коридор в Ожоговом центре имени Пейджа был выложен безукоризненно чистой плиткой. У дверей в палату Лаундса стояла толпа людей, откуда их отозвал в сторону высокий доктор, в лице которого странным образом сочетались черты юноши и старика.
— У Лаундса смертельные ожоги, — сообщил доктор. — Ему можно снять боль, и я это сделаю. Он прямо вдыхал пламя — горло и легкие почти сожжены. Возможно, он так и не очнется. Это если ему повезет. В том случае, если сознание к нему все-таки вернется, полиция попросила меня вытащить у него из горла трубку, через которую он дышит, чтобы он смог отвечать на вопросы. Я согласился, но сделаю это ненадолго. Сейчас он ничего не чувствует. У него обожжены нервные окончания, но потом, если он не умрет сразу, ему будет очень больно. Я прямо сказал полицейским, прямо говорю вам: я немедленно прерву все допросы, если он попросит ввести обезболивающее. Это понятно?
— Понятно, — ответил Крофорд.
Кивнув полицейскому, стоящему у дверей палаты, доктор сложил руки за спиной и удалился по коридору, напоминая важно вышагивающую цаплю.
Крофорд повернулся к Грэму:
— Ну как ты? С тобой все в порядке?
— Со мной-то все в порядке. Меня-то прикрывали.
Голова Лаундса лежала высоко на подушке. Волосы и уши у него сгорели, невидящие глаза прикрывали вместо отсутствующих век компрессы, распухшие десны были покрыты волдырями.
Сестра, стоявшая у изголовья, отодвинула капельницу, чтобы Грэм смог подойти поближе. Запах в палате стоял как у хорошо разгоревшегося костра.
— Фредди, пришел Уилл Грэм.
Лаундс дернул головой, выпрямив шею.
— Это рефлекторное движение, он без сознания, — сказала сестра.
В такт с аппаратом искусственного дыхания свистел воздух, проходя через пластиковую трубку, вставленную в обожженное и опухшее горло.
В углу с магнитофоном и блокнотом на коленях сидел бледный полицейский в штатском, которого Грэм заметил, только когда тот заговорил.
— Когда его привезли и еще не поставили трубку, Лаундс назвал ваше имя.
— Вы уже тут были?
— Я пришел потом. Но то, что он говорил, записано на пленку. Когда к нему подошли пожарные, он сообщил им номер машины и потерял сознание. Потом его везли в санитарной машине, и в себя он пришел в приемном покое, когда ему сделали укол в грудь. Репортеры из «Тэтлер» ехали за санитарной машиной до самого госпиталя. У меня есть копия их записи.
— Я хочу ее послушать.
Детектив склонился к магнитофону.
— Наверное, вам лучше взять наушники, — сказал он с ничего не выражающим лицом и нажал на кнопку.
Какие-то голоса, грохот колес каталки, затем Грэм услышал: «…везите его в третью…» — потом удар каталки, на полном ходу раскрывающей дверь, надрывный кашель и каркающий голос человека, лишившегося губ:
— Зу…а…ик.
— Ты его видел, Фредди? Как он выглядел, Фредди?
— …энди! …энди …озовите! Грэм …оставил …еня. Специально …оставил. Грэм …оставил …еня …оложил руку на …еня, гад, как на с…оего щенка …энди!
Раздался звук, похожий на шум стекающей в раковину воды. Потом голос доктора: «Все, хватит! Пропустите меня! Отойдите отсюда немедленно!»
На этом запись заканчивалась.
Пока Крофорд слушал, Грэм стоял около Лаундса.
— Сейчас ищут машину с тем номером, — сообщил детектив. — Вы все поняли, что он говорил?
— Кто такая Вэнди? — поинтересовался Крофорд.
— Та, что в коридоре стоит. Блондинка крашеная, с большим размером. Она рвется в палату, но еще ничего не знает.
— А почему вы ее не пускаете? — обернулся к нему Грэм.
— Посетителей пускать запрещено.
— Он же умирает.
— А я что, не вижу? Да я тут как хрен торчу с без четверти шесть! Извините, сестра.
— Ты пойди прогуляйся ненадолго, — предложил Крофорд. — Кофейку попей, сполосни лицо. Он пока ничего не скажет. Если начнет говорить, я запишу на магнитофон.
— Спасибо, проветриться мне не помешает.
Когда он ушел, Грэм вышел из палаты, оставив Крофорда около Лаундса, и приблизился к стоящей в коридоре женщине:
— Вы Вэнди?
— Да.
— Если вы действительно хотите зайти, пойдемте.
— Хочу. Только мне, наверное, стоит причесаться.
— Это уже не имеет значения.
Вернувшись, полицейский не стал выгонять Вэнди.
Вэнди, хозяйка ночного клуба «Вэнди-Сити», держала обугленную руку Лаундса, напоминающую птичью лапу, и не сводила с него глаз. Он пошевелился только раз, незадолго до полудня.
— Все будет прекрасно, Роско, — говорила она. — Мы с тобой еще так погудим!
Лаундс вздрогнул и умер.