Глава 30
ЭТО НЕ ДЛЯ СЛАБОНЕРВНЫХ
Операцию по сведению кустаря и итальянца Ниро готовит на сегодняшний вечер. Да, но сегодня, по стечению несправедливых обстоятельств, у меня презентация новой книги моего издательства! Почему именно сегодня, когда Ниро назначил главную операцию? Судьба несправедлива ко мне!!! Но что делать? Я ей подчиняюсь. Не пойти на презентацию я не могу — это очень плохо отразится на моем бизнесе. И я иду, но как же мне хочется быть с Ниро!
18.15. — Мне уже надо было выходить, когда раздался звонок в дверь. Это должен быть Паша. Ниро в этот момент брился в ванной на втором этаже дома — когда ему предстоит что-то важное, он по заведенной однажды привычке старается быть свежевымытым, свежевыбритым и одетым во все свежевыглаженное…
Я открываю дверь, а на пороге стоит девица! Красивая! В ту же секунду раздается оглушительный свист закипающего чайника, одновременно с ним в гостиной звонит телефон — судя по непрерывному звонку, междугородная. Бедная я женщина, не могу закрыть дверь, эта (!) держит ее и ногою и рукою, бороться нет времени, надо выключить разрывающийся чайник и подойти к телефону.
Злая и растерявшаяся, мечусь между кухней и гостиной и все же сначала бегу к телефону, а девица в этот момент проскальзывает в дом и скрывается на кухне.
— Да! — снимаю трубку.
Когда наконец на шум спускается Ниро, он берет у меня трубку. Вот наваждение, в кухне в этот момент замолкает чайник, и… буквально через секунду (и как она успела) выходит эта девица с подносом в руках, на котором выложены эклеры.
— Здравствуй, дорогой. — Это говорит девица, а не я! — Я принесла тебе твоих любимых эклеров.
Я так и села на диван. А на пороге незапертой входной двери в этот момент появляется Паша со словами:
— Святослав, у тебя что, сегодня день открытых дверей? Девчонки, привет!
Все, я уже лишилась дара речи. Что, я их должна оставить в таком составе? В гневе я и не заметила, как сигналило такси. (Когда я знаю, что я буду пить — а какая же презентация без напитков, — стараюсь не садиться за руль сама, поэтому и вызвала такси, которое сейчас подъехало к дому.)
— У вас тут открыто. — Водитель такси просунул голову во все еще незакрытую дверь. — Вызывали?
Первым очнулся Ниро. Закрыв трубку телефона ладонью, он сказал водителю:
— Да. Сейчас выйдут. — Потом повернул голову ко мне:
— Ева, тебе пора.
Злая как сто чертей, я сорвалась с дивана и пошла наверх.
— Ты куда? — спросил Ниро меня вдогонку. — Такси внизу!
— За сумкой, — рявкнула я.
Схватив наверху, в спальне, сумку и даже не глянув в зеркало, стала медленно спускаться по лестнице. На последних ступеньках хорошо видно вею гостиную, где в это время девица уже пристроилась на диване.
Она что-то эмоционально, хлопая усиленно глазищами, объясняла Паше, который стоял за диваном, Ниро в это время все еще говорил по телефону и стоял спиной к ним.
Ага! Я нашла то, что нужно. Между диванами стоит маленький стеклянный столик, на край которого эта мымра уже успела поставить поднос со своими эклерами. Чтоб ей подавиться ими! Два раза…
Я пошла прямо на столик широким шагом, усиленно махая руками. Так как голова этой кикиморы была повернута к Паше, который стоял за диваном, я на секунду приостановилась у края столика и коленом спихнула поднос на это пугало.
Эклеры успешно припудрили ее ниже колена.
— Ах, — сказала я, когда все повернули головы, — какая я неловкая…
Теперь уже девица была вне себя и не могла вымолвить ни слова. Я в этот момент выходила из комнаты. «Один — один», — пропела я себе под нос и хлопнула бронированной дверью так, что весь дом задрожал от удара.
В машине я нервничала, как перед первым свиданием, отчего на моих щеках зарделся румянец. Чтоб как-то себя успокоить, я стала готовить речь, ведь я должна открывать эту чертову презентацию. При других бы обстоятельствах как бы я радовалась такой возможности. Ведь это очень весомый итог моей издательской деятельности. Но сейчас… сейчас…
Наконец мы приехали, и у меня нет больше времени думать об этом чудовище.
19.00. — Такси остановилось у здания Дома кино, где мне надлежит открыть и провести презентацию.
Дверь машины бросились открывать двое. Один — швейцар, одетый в празднично-парадную форму — красный сюртук. Другой-Андрей, то есть Андрей Владимирович Мельников, один из руководителей финансовой группы «Витако», которому поручили организовать что-нибудь в рекламно-просветительных целях. В своих поисках он набрел на мое издательство, и мы с ним придумали следующее: гуманитарный проект «Философия от схоластики к науке», современные ученые рассуждают на эту тему и приводят примеры того или иного метода в жизни общества, политике, экономике, фундаментальной науке и просто в повседневной жизни.
— О, дорогая…
(Чтоб вам, с вашей презентацией!)
Наша задумка оказалась неожиданно актуальной сегодня темой по многим причинам: самая главная, что много людей интересуются философией, а литературы такого рода микроскопически мало, другая причина — авторы, которые пишут «в стол» или вообще не пишут, а могли бы, нашли в нашем проекте применение своим талантам.
В итоге «Витако» зарекламировала себя как добропорядочная фирма, проявившая заботу о благе граждан, а «ЗЕ publishing» получила двухгодичный заказ, который не только окупался (что в общем-то от него даже и не требовалось), но и приносил прибыль…
— Ну наконец-то! — Андрей рванул дверь. (Ирония судьбы, здесь ждут меня, а чудовище, которое люблю я, остался вместе с мымрой.) Я медленно выплыла из машины, — Все уже ждут. Народу-у! Я волнуюсь. Ты первая начинаешь.
Я молчала.
— Эй, ты меня слышишь? А, тоже переволновалась!
Как это удобно иногда, когда за тебя отвечают сами. Мы прошли в дверь, которую нам открыл подоспевший швейцар.
— Значит, так. Заходишь, улыбаешься, подходишь к микрофону, говоришь. Не бойся, я буду рядом. Хотя я сам почему-то боюсь, елки-палки. — И Андрей выразительно почесал затылок.
Прохлада мраморной лестницы наконец привела меня в боевое настроение. «Что это я? — сказала я себе и устремилась наверх. — К успеху, между прочим. Здесь меня ждут и ценят».
19.10. — К дому Ниро опять подкатило такси, и оно опять было заказано для женщины. На этот раз отвозили девицу, которая так нежданно ворвалась в его загородные владения.
— Надеюсь, в следующий раз у нас хватит времени не только на чай. Правда, дорогой?
Девица зацепилась за наличник входной двери и еще хоть на секунду пыталась задержать внимание хозяина дома на себе. Но…
— Дорогая, — он мягко отцепил ее от наличника, — постарайся расслабиться без меня.
И бронированная дверь плавно закрылась за ней.
19.15. — Дом кино.
— Дорогие друзья! — Я обвела чарующим взглядом всех присутствующих, а их было ужасающе много: представители нашей бизнес-элиты, труженики интеллектуального фронта — издатели, писатели, журналисты и даже мой бывший преподаватель по философии, который участвует в нашем проекте.
— Говори что-нибудь, — раздался сзади шепот.
— Дорогие друзья!.. Коллеги! Мы вместе прошли путь длиною в два года… У нас было хорошее начало и достойный финал. Книги нашего проекта пришлись по сердцу многим людям, а значит, мы с вами работали не зря!
Аплодисменты прервали мои слова… А я и не знала, что это так приятно. Воодушевленная таким началом, я продолжала свою речь еще несколько минут, после чего передала слово Андрею.
— Молодец, — шепнул он мне на ухо, проходя к микрофону.
Следующим выступил писатель, чью книгу сегодня чествовали, затем директор торговой книгосети и еще, и еще, и еще.
Вступительная часть закончилась. Адреналин волнения направил наши стопы к фуршетным столам. Шампанское подогрело общее хорошее настроение. Народ пил, говорил, танцевал, веселился.
Через час была обещана знаменитая рок-группа и, естественно, балет, качество которого последние годы определяется не выверенностью позиций, а количеством перьев на голых попах. Ну да ладно, не всем же быть Майей Плисецкой.
— Ева, — кто-то дергал меня за руку. — Пойдем потанцуем. — Это был Андрей.
— Танго. Ты думаешь, мы справимся?
— Давай попробуем. У нас с тобою хороший дуэт. — И он отвесил мне поклон.
20.00. — На выезде из Измайловского парка за поворотом, недалеко от старых, заброшенных гаражей. Место, где Петрухин встречался с итальянцем.
Петрухина привезли туда за полчаса. По плану он должен был находиться в машине.
Петрухин сидел в своем старом «Москвиче», из которого на всякий случай удалили провода зажигания, чтобы он не смог далеко уехать. В восемь двадцать послышался шум приближающегося автомобиля.
Прибывшие припарковались напротив «Москвича», заглушили двигатель. Петрухин вышел первый. Из другого автомобиля вышел телохранитель. Он обыскал Петрухина, скорее даже не на оружие, а на возможность подслушивающих устройств. Об этом Петрухин говорил еще на допросе. Ничего не обнаружив, телохранитель открыл дверцу машины.
Петрухин оказался внутри. Стекла автомобиля были немного тонированы, но все же позволяли рассмотреть, что на заднем сиденье расположились двое на расстоянии друг от друга. Какое-то время все было спокойно.
Никто не заметил, как в заднее стекло уперся луч лазерного подслушивающего устройства, которое снимало информацию по вибрации стекла и записывало на пленку.
Потом Петрухин повернулся к Карпицио, даже чуть наклонился и стал что-то быстро говорить ему, жестикулируя при этом руками. В машине как-то оживились…
Послышался звук заводящегося мотора, и машина тронулась. Задняя дверца со стороны Петрухина открылась, и… его тело выпало на землю. Автомобиль вырулил на дорогу и резко набрал скорость…
20.30. — Внешне все выглядело прекрасно, но волнение подступало к горлу. Я жутко нервничала… и боялась за Ниро. Это смешно звучит, он такой сильный и смелый, а я за него боюсь. Я знала, что операция уже началась. Что там происходит? Я не могла ответить на этот вопрос, и меня это бесило. К волнению примешивалось любопытство, а это, знаете ли, опасная штука.
— Ева Ильинишна! — Ко мне обращался художник, который работал в нашем проекте. Он уже был достаточно весел. — А можно просто Ева? — Сейчас он лукаво улыбался и ждал моего ответа.
— Да… конечно… Просто Ева, — не сразу ответила я.
— Ева, ты как свежий цветок на общем фоне. — И он обвел присутствующих взглядом, я последовала за ним.
«Еще бы», — подумала я. На мне было темно-зеленое вечернее платье, но все же не черное. Нет, я люблю и уважаю черный цвет, и у меня самой есть вещи черного цвета. Но нельзя же и днем и вечером, и утром и на работу, и в гости и в ресторан, и на выход и везде быть только в черном.
Я решила с этим бороться. Собираясь сюда, я была уверена на сто процентов, что на проклятущей презентации я одна буду не в черном…. И не ошиблась. Комплименты, полученные мною, подтверждали это.
Конечно, на общем траурном фоне я была просто розой в своем темно-зеленом платье.
Понемногу я начала успокаиваться насчет девицы. До меня только сейчас дошло, что, когда я уезжала, времени до выхода у Ниро оставалось не так уж много. Ниро же в работе весь сосредоточен, и отвлечь его в этот момент практически невозможно.
Так что этой мымре в лучшем случае будет предложена чашка чаю (эклеров она и так уже попробовала — улыбнулась я сама себе) и, может быть, ее довезут до города. От этой мысли на моем лице вновь расцвела улыбка, и я вернулась в действительность. Передо мною стоял все тот же художник и, видимо, ждал от меня ответа. Да, черт, что же он спросил?!
— Может, потанцуем? — выкрутилась я.
— И-и я об этом, — заикаясь от смущения, сказал он, я поняла, что не ошиблась.
На следующий танец меня пригласил снова Андрей. Мы со смехом вспоминали, как полчаса назад выдали танго.
— А ты боялась, что не получится. Да мы вместе еще такое показать можем. — У Андрея было хорошее настроение. Я только улыбалась в ответ. Слушай, а давай еще что-нибудь сочиним вместе? Я не хочу с тобой расставаться. А? — Он посмотрел на меня неоднозначно.
Но мое сердце молчало. Пять минут назад я простила Ниро, и, кроме него, мне никто не был нужен.
— Новый проект? — Я улыбнулась.
— Совместный? — Его улыбка была в два раза шире моей.
— Рабочий, — скорректировала я намек Андрея, но его мысль мне понравилось. — А что, если новый проект сформулируем так: «Философия XXI века». И предложим высказаться, что нового должно прийти, а что уйдет вместе с веком. Как?
— Шикарно! — Андрей прокружил меня быстро несколько раз, и мы замерли в финальной позе. — Сейчас же и объявим об этом. Пойдем.
Я пыталась сопротивляться, но было бесполезно, мы были уже около микрофона. В зал дали звук.
— Минуточку внимания. — Он выждал паузу, пока люди подошли к нам. Мои Елена и Елизавета протиснулись вперед и с удивлением уставились на меня. Я жестом выказываю то же удивление. Тем временем Андрей продолжал:
— Сегодня хороший день. И мы хотим поделиться с вами еще одной радостью. Новый проект продолжит наше удачное сотрудничество, — ропот одобрения и удивления прошел по залу. — Мы начинаем новый проект, и называться он будет «Философия XXI века». Всем, кто был с нами, предлагаем продолжить сотрудничество. — И опять я услышала аплодисменты.
Так странно, ведь обычно я аплодировала в театре… Я увидела радостные лица девчонок и как наш бывший преподаватель философии пробирался поближе к микрофону. Вспомнилось, как я у него по несколько раз пересдавала философию. Наверное, он обходился бы со мною помягче, если бы знал… детская мысль, но приятно…
Я что-то говорила в микрофон, меня слушали, но все было как в тумане. Позже я переспросила у Елены: так о чем же мы все же договорились? Она удивленно посмотрела на меня, но сказала, что договорились об обсуждении планов через день у меня в кабинете.
— Да, — все, что я могла сказать.
Такое напряжение. Как его выдержать…
20.31. — Вспышка, другая, потом заработали спрятанные по сторонам поляны переносные прожектора и залили ее светом. Огромная фура «Мосавтотранса» перекрыла дорогу. Машина с итальянцем пыталась в последнюю секунду развернуться и, ударившись боком, замерла.
Расположение местности, так пригодное для тайных встреч, было совершенно не пригодно для побега. Ловушка захлопнулась. Сразу к машине итальянца бросились подручные Ниро. Ни телохранитель, ни сам Фабио Карпицио и уж тем более его переводчик, оглушенные столкновением, не успели вырваться из машины…
Позже сначала от переводчика, а потом по записи разговора выяснилось, что Петрухин, сильно перетрусив и надеясь неизвестно на что, начал просить Карпицио увезти его сейчас же отсюда, говоря, что за ним следят. Переводчик оправдывался, что это слово имеет у них (впрочем, как и у нас) несколько значений. Но, на свою беду, Петрухин так эмоционально размахивал руками, пытаясь объяснить итальянцу, что это необходимо, и делал Такое зверское лицо, тыча пальцем в собеседника, что Карпицио, который сидел с пистолетом в кармане, не понимая по-русски и не дожидаясь перевода, сгоряча пустил в него пулю.
У Ниро был запланирован другой финал. Но…
Свежий труп на земле, запись разговора в салоне машины и тепленький итальянец, которого Ниро тут же расколол, поставив его на колени над трупом Петрухина, у которого полголовы было снесено выстрелом; машина, забрызганная кровью, и запись всего происходившего на видеопленку, сделанная двумя камерами, и показания многочисленных свидетелей довершили дело.
Кающийся итальянец был сдан на руки вызванным немедленно оперативникам, Петрухина увезла «скорая», хотя помочь ему нельзя было уже в принципе, все остальные тоже разъехались.
…Я в это время как раз допивала пятый фужер шампанского и очередной раз вспоминала мымру…
