Глава 8
Я вздрогнул и неожиданно для самого себя заискивающим голосом произнес:
— Хорошая собачка…
Псина попятилась, дверь захлопнулась.
Я перевел дух и тут же почувствовал себя полнейшим идиотом, потом приказал: «Ваня, очнись! Ты сейчас видел Матвея Ильича, который после смерти Семена Кирилловича изображает привидение». Представляю, как старик развеселился, услышав фразу, которую я выпалил от растерянности. Но что уж греха таить, всем известно, что я слегка побаиваюсь псов, в особенности одного со мной веса. Вот только почему отец хозяйки решил прикинуться Корнелием, главным действующим лицом придуманной Семеном Кирилловичем легенды? Экскурсанты давно покинули особняк, настало время ужинать…
Продолжая удивляться, я вошел в столовую, увидел, что вся семья уже сидит за столом, и встал возле буфета.
— Милый, ты забыл принять свои витамины для шерстистости! — воскликнула Эмма Геннадиевна.
Матвей Ильич, сосредоточенно ворошивший вилкой салат в тарелке, замер:
— Мамочка, а разве я такие пью?
Мой взгляд уперся в лысую голову старика. Хм, похоже, ему уже нет необходимости поддерживать свою, как выразилась его супруга, шерстистость.
— Папочка, я разговариваю с Ричем, — засмеялась Эмма Геннадиевна.
Пуделек, наряженный в ярко-красный свитер, вышитый белыми оленями, сидел на стуле около своей хозяйки. Услышав свое имя, он издал тихий звук, менее всего напоминавший лай, скорее уж мышиный писк, и попытался спрыгнуть на пол. Но хозяйская длань ловко схватила его за ошейник:
— Сидеть! Открывай рот, дорогой.
Рич уныло завыл.
— Это смешно, — отрезала старушка. — Хочешь колбаски? Вот, видишь, дружок, ломтик докторской? Я в него заверну таблетку для шерстистости и витаминку для глаз. Сейчас найду их…
Эмма Геннадиевна, поправив бифокальные очки, начала суетливо передвигать армию стоявших возле ее тарелки разноцветных баночек и бормотать:
— Это что? Экстракт подорожника от артрита. Нет, его пьет папочка. И капсулы от потери памяти тоже для него.
Матвей Ильич, вздрогнув, возразил:
— Мамочка, у меня с головой полный порядок.
Жена оторвалась от медикаментов:
— В каком смысле, папочка?
— Я не страдаю маразмом, — пояснил муж, — отлично помню, что происходило сегодня.
— Экое достижение! — хмыкнула Эмма Геннадиевна. — А что мы делали десятого сентября прошлого года?
Матвей Ильич растерялся:
— Забыл. Вероятно, находились дома.
— Вот видишь! — радостно констатировала супруга. — Вот он, склероз, настиг тебя неслышными шагами. А я могу точно ответить на этот вопрос: десятого сентября прошлого года мы в это время ужинали, а в девять сели смотреть программу «Время».
Мне стало смешно, но дворецкий не имеет права ни участвовать в беседах хозяев, ни открыто реагировать на их разговоры.
— М-м-м… — протянул Матвей Ильич.
— А что случилось шестого июня тысяча семьсот девяносто девятого года? — наседала Эмма Геннадиевна.
Матвей Ильич, решив не ударить в грязь лицом, выпалил:
— У меня чудесная память! Ровно в двадцать один ноль-ноль мы смотрели с тобой программу «Время». Ее постоянно показывают в этот час, а мы всегда сидим у телевизора.
Эмма Геннадиевна заморгала, Анфиса захихикала, а Елизавета Матвеевна укоризненно протянула:
— Ну что ты говоришь, папа! Тогда люди понятия не имели не только о телевидении, но и о других нынешних гримасах научно-технического прогресса. Ты не мог смотреть в тот день новости еще и по другой причине.
— Ты тогда еще не родился, папочка! — перебила сестру Фиса. Затем быстро повела плечами, поправила воротник кофточки и кокетливо взглянула на меня. — Правда, Иван Павлович? Разве наш папа похож на развалины Карфагена?
Я не успел найти достойный ответ — Матвей Ильич рассердился:
— Дорогая, зачем ты задала такой вопрос? К кому из нас пришел маразм? Ты забыла, когда появилась на свет?
— Милый, тебе нужно пить лекарство для концентрации внимания, — обрадовалась жена. — Я ведь не интересовалась, что мы делали в тот далекий день, вопрос был поставлен иначе: что тогда случилось? Почувствуй разницу.
Одураченный во второй раз Матвей Ильич поперхнулся апельсиновым соком. А супруга протянула ему блюдечко, на котором лежало с десяток разноцветных пилюль.
— Держи, дорогой. И не капризничай. Здесь все необходимые добавки, которые задержат вредные процессы в твоем организме. Смотри, зеленая таблетка от маразма, красная для концентрации внимания, желтая поможет ровному дыханию, оранжевая поспособствует прекрасному настроению, голубая омолодит печень…
— Я никогда не жаловался на боли в животе, — возразил старик.
Но разве Эмму Геннадиевну остановишь? Она мигом напала на мужа:
— Где у тебя печень? Покажи конкретно!
Матвей Ильич приложил ладонь к левой стороне тела.
— Полагаю, здесь, в районе сердца.
И я тут же от всей души позавидовал старику. Хотелось бы мне дожить до его лет и понятия не иметь о том, в каком месте находятся у меня желчный пузырь, поджелудочная железа, печень. Похоже, у тестя покойного Семена нет проблем со здоровьем.
Эмма Геннадиевна удовлетворенно кивнула:
— Так и знала! Ты ошибся, дорогой, ливер у людей справа. А там у тебя дискомфорт.
— Нет, нет! — затряс головой бедолага.
— Мне лучше знать, где и что у тебя болит, — отрезала жена. — Немедленно глотай!
Матвей Ильич молча взял блюдечко.
— Мама, а что случилось шестого июня названного тобой года? — поинтересовалась Елизавета Матвеевна.
Старушка снова удивленно заморгала:
— Вот уж от тебя не ожидала! Доченька, ты еще молода, можешь пока обойтись гомеопатией. Начни вот с этих капель.
Эмма Геннадиевна потянулась к своим запасам.
— Спасибо, мама, не надо, — быстро произнесла вдова.
— У Винивитиновых в доме был пожар, да? — спросила Анфиса.
Старушка вздернула подбородок:
— Катастрофа! Шестого июня тысяча семьсот девяносто девятого года родился Пушкин. Как можно забыть эту дату? Даже Рич ее помнит. Верно, милый? — Хозяйка повернулась к пуделю. — Надеюсь, хоть ты не станешь демонстрировать невежество и отказываться от витаминов. Вот кусок докторской, я в него запихиваю твои пилюли… Ну-ка, ам!
Ричи покорно разинул пасть и проглотил угощенье.
Матвей Ильич потянулся к тарелке с мясной нарезкой, но супруга успела отодвинуть ее на край стола:
— Папочка, это для тебя яд, ешь пюре из сельдерея. Ну вот, вспомнила Сеню… Он тоже не хотел переходить на здоровое питание. И где сейчас мой зять? Ему следовало всегда меня слушать!
Эмма Геннадиевна приложила к глазам салфетку.
Я прислонился спиной к буфету, мысленно улыбнувшись пришедшей в голову мысли. Небось Иван-царевич, который нес домой в кармане жабу, сильно расстраивался из-за того, что посланная им стрела залетела на болото. Но его должно было хоть немного утешать то, что мать жены навсегда осталась в трясине и никогда не очутится с ним за одним столом.
Матвей Ильич горестно вздохнул и стал глотать разноцветные капсулы.
Эмма Геннадиевна повернулась к внуку:
— Родя!
Парень вздрогнул:
— Да, бабушка.
— Что будешь есть на горячее?
— Не знаю, — промямлил тот. — Мне без разницы.
— Так нельзя! — возмутилась старушка. — Человек обязан иметь собственное мнение. Делай выбор: палтус или овощное рагу?
Родион почесал в затылке:
— Ну… мне как маме.
Эмме Геннадиевне опять не понравились слова внука:
— Сколько можно держаться за юбку матери! Ты же мужчина!
Родя сгорбился:
— Тогда мне то, что будешь есть ты, бабушка.
— Вот и хорошо, — кивнула старушка, — это правильно. Если есть сомнение, надо посмотреть, как поступает умный человек, и взять с него пример. Ксюша!
Девушка, ковырявшая вилкой листья салата, подняла голову:
— Что?
Эмма Геннадиевна ласково улыбнулась:
— Ты сегодня рассеянна, налила в салат майонез. Я правильно разглядела? Ты опустошила соусник?
— А что, нельзя, да? — незамедлительно огрызнулась внучка.
Бабушка растопырила пальцы руки:
— Называю четыре причины, по которым людям никогда не стоит употреблять соус, в недобрый час изобретенный французами, и еще одну твою лично. Майонез жирный, поэтому плохо действует на поджелудочную железу, к тому же он делается не из натуральных продуктов, почти всегда продается несвежим. И неужели ты забыла о своей аллергии на «Провансаль»? Сиди смирно, сейчас дам тебе таблетку от пищевого отравления. Где тут она?
Пенсионерка снова принялась перебирать пластиковые упаковки.
— Правда, дочка, — занервничала Елизавета Матвеевна, — как ты могла забыть? Ты вся покроешься красными пятнами, начнешь чесаться. Что скажет Игорь Анатольевич, увидев невесту, похожую на черепашку, больную псориазом?
— Я не собиралась есть салат с майонезом, — начала отбиваться Ксения, — просто…
— Что? Продолжай! — приказала старушка.
— Ничего, — отмахнулась внучка.
— Воспитанные девушки так себя не ведут! — возмутилась пожилая дама. — Если начала фразу, ее нужно договорить. В противном случае все подумают, будто ты решила скрыть нечто плохое.
Ксения отодвинула тарелку:
— Да просто мне пришло в голову подшутить над тобой — я положила майонез в салат и ждала, когда ты заведешься. Ты очень прикольно злишься, сразу делаешься похожей на бурундука. Не одной же Анфисе всех вечно разыгрывать!
Эмма Геннадиевна вновь заморгала, а Елизавета Матвеевна сделала замечание дочери:
— Нельзя обзывать пожилого человека бурундуком!
— Почему? — хихикнула Ксюша. — Эти животные милые, очень смешные, совсем не вредные.
— Немедленно извинись! — потребовала мать.
— За что? — не поняла дочь.
— Давайте спокойно поужинаем, — прочирикала Анфиса. — Ксю, просто скажи: «Прости, бабуля, ты не бурундук».
— Прости, бабуля, ты не бурундук, — тут же повторила слова тетки Ксения и опять захихикала.
— Безобразие! — вскипела Эмма Геннадиевна. — Разве так просят прощения?
— Мамочка, не придирайся к девочке, — попросил Матвей Ильич, — она поступила так, как ей велели. И ты действительно не бурундук.
— Ксения! Ты почему раскрасилась, как индеец на похоронах? — нашла другой повод для недовольства старушка. — Даже я, человек с ослабленным зрением, вижу: щеки кирпичные, веки синие, губы бордовые. Теперь такой ужас в моде? А волосы… Завивка мелким бесом!
— Да, ты сегодня и правда перестаралась с макияжем, — отметила Елизавета Матвеевна. — И прическа неудачная.
— Глупо заливать еду майонезом, зная, что никогда не прикоснешься к ней и ее придется отправить в помойку, — вернулась к прежней теме Эмма Геннадиевна. — Идиотская шутка.
Ксения оперлась локтями о стол:
— Подумаешь! Это просто хохма. Почему ты Анфисе замечаний не делаешь? Она вечно глупые розыгрыши устраивает. Чего ко мне пристала? Кстати, дедушка сегодня зажег. Иду в столовую, поворачиваю из холла в коридор и вижу…
Ксюша замерла с полуоткрытым ртом.
— Сколько раз сказано уже: начала говорить — продолжай! — в очередной раз возмутилась Эмма Геннадиевна.
Ксюша понизила голос:
— Дверь кухни медленно распахнулась, и оттуда вышел…
— Хватит, солнышко, — поморщилась Елизавета Матвеевна.
— Правда, Ксюня, перестань, — попросила Анфиса, — мы хотим спокойно провести вечер.
Племянница смерила тетку взглядом и продолжила:
— …вышел… Корнелий. Увидел меня — и как залает!
— Это уже слишком! — подпрыгнула Анфиса. — Давайте не будем идиотничать хоть в семейном кругу. Все мы прекрасно знаем, что легенду про Корнелия придумал Семен для привлечения экскурсантов.
— Мой любимый ныне покойный зять, как всегда, оказался прав, — демонстративно всхлипнула Эмма Геннадиевна. — Простой народ в восторге, плюшевых собак расхватывают как лекарства.
— Да, Сеня молодец, — подхватила Фиса, — с Корнелием точно угадал. А вот вторая его легенда, про сейф и зашифрованный ключ, очень неудачна. Это из-за нее мы теперь от ненормальных страдаем.
— Но зато они покупают билеты, — подал голос Матвей Ильич. — А кое-кто, как например Анатолий, приезжает каждый день. Выручка растет. Конечно, рассказ о кладе приманил странных людей, но ведь денег в кассе стало больше, значит, цель достигнута. Одна беда — шкура жаркая, ее надо прямо на нижнее белье натягивать, а все равно потеешь. Подкладка у меха черная и линяет, снимешь комбинезон — майка с трусами в разводах, издали похоже на грязь, очень некрасиво. Но, Ксюня, ты не могла сегодня видеть Корнелия, я не надевал костюм собаки, не ходил по дому. Радикулит у меня разыгрался, поэтому я решил не рисковать, не становиться на четвереньки, а то еще скрючит в присутствии туристов. Им-то потеха, а нам неприятность. Надо мне отказываться от роли Корнелия, пора уступать дорогу молодым. Пусть Родион эстафетную палочку перехватит, у него пока поясницу не ломит.
Внук уронил вилку и тихо возразил:
— Нет, дедушка, ты самый лучший пес. Я не смогу быть Корнелием.
— Не волнуйся, я научу, — пообещал Матвей Ильич.
