Глава 29

— Мать совсем не убивалась по сыну… — вздохнул я.

— Говорила же, она детей не любила, — напомнила собеседница. — Винивитинову волновало материальное положение семьи, которое к тому времени сильно пошатнулось. Семен нигде не работал, Елизавета тоже не утруждалась на службе. Но постоянно давала деньги родителям и сестре-лентяйке, которых обожала, заботилась о них. Прежде советские правители любили Кирилла Алексеевича, у скульптора и художника было много заказов, деньги лились в семью рекой. — Мария Борисовна продолжала рассказывать, я внимательно слушал, хотя кое-что о последующей жизни семьи уже знал. — После перестройки и революции девяностых все резко изменилось, новой власти творчество Винивитинова пришлось не по вкусу. У хозяина усадьбы остался лишь один источник дохода — преподавание в институте, вот только платили профессору копейки. Кирилл Алексеевич занервничал, впервые в его жизни встал вопрос: на какие средства жить? Надо было урезать расходы и велеть племени тунеядцев маршировать на биржу труда. Но глава семьи очень не хотел, чтобы окружающие поняли — князья-то голые, и продолжал вести прежний образ жизни — созывал гостей, держал штат прислуги. Ну и лечение Родиона влетало в копеечку, не говоря уж о коммунальных расходах. Как Кирилл выкручивался? Продавал произведения искусства, которые коллекционировал его отец. Верной Надюше он один раз сказал:

— Жаль, что я папенькин клад не нашел, он бы очень сейчас пригодился.

Но это, конечно, была шутка.

Вещи из усадьбы уходили на аукционы. Собрание редкостей было обширным, но не бесконечным, через несколько лет безбедной жизни оно закончилось. Вот тогда Кирилл Алексеевич собрал семью и сказал:

— Надо немного ужаться.

Семен спокойно воспринял слова отца, а Елизавета закатила истерику:

— Мы нищие? Будем жить впроголодь?

— Ну не так уж все плохо, — улыбнулся свекор, — просто временно отменим балы, уволим кое-кого из прислуги. И пожалуйста, гасите свет, когда выходите из комнаты. Счета за электричество зашкаливают.

— Господи, я все детство про эти счета слышала и в одних ботинках три года ходила, — зарыдала невестка. — Сделайте что-нибудь! Я покончу с собой… Не хочу быть оборванкой… Я умру…

Вскоре после того разговора Кириллу Алексеевичу предложили баллотироваться в Думу, пообещали, что никаких проблем с его избранием не будет. Он узнал размер зарплаты, оценил перспективы, которые открывались перед народным избранником, вновь протрубил семейный сбор, рассказал, что намерен на старости лет удариться в политику, и предупредил:

— Едва наша фамилия попадет в список кандидатов, как на Винивитиновых-Бельских нацелится пресса. Следите за своим поведением, любой скандал может сорвать выгодное дело.

А через неделю Ксения убила Родиона. Думаю, понятно, почему Елизавета бросилась на дочь с кулаками. А вот Винивитинов-старший отреагировал иначе.

Кирилл Алексеевич очень любил внука, но парень был уже мертв, отыграть ситуацию назад невозможно, рыдать, причитать и сетовать на злую судьбу бесперспективно, надо спасать фамилию Винивитиновых-Бельских. Наследника-то нет! Елизавета, в силу возраста, больше никого не родит, а затевать развод и приводить Семену молодую здоровую девушку сейчас не время. Сначала надо сесть в уютное кресло в парламенте, а потом уж видно будет. И звать полицию на место преступления совершенно немыслимо.

Старик постоял над телом внука и велел Семену:

— Подгони машину впритык к подъезду.

— Что ты надумал? — испугался сын.

— Молчать! Выполнять! — приказал отец.

Затем он кликнул Надежду Васильевну.

— У Майи есть длинный плащ или свободная куртка? Давай сюда.

Натянув на плечи Родиона верхнюю одежду, а на голову бейсболку, дед приказал домработнице:

— Плесни ему на брюки водки или пива.

— Спиртного в доме нет, — растерялась она.

— Так сбегай и купи, — разозлился хозяин, — эка проблема.

— Зачем вам алкоголь? — рискнула поинтересоваться Надя. И услышала в ответ:

— Возьмем Родиона — ты под правое плечо, я под левое. Зайдем в лифт. Если кто нас увидит, то сразу запах учует, подумает, мертвецки пьяного на улицу тащим.

Надежда Васильевна похолодела от ужаса. Ей придется прикасаться к трупу? Но отказаться не посмела.

Все прошло как по маслу. Ни на лестничной клетке, ни у подъездной двери они никого не встретили.

Родиона похоронили в глухом углу парка. Могилу рыли сами — ночью, при свете фар.

Наутро Кирилл Алексеевич объявил дворне, что семья собирается уезжать жить за границу, выдал щедрое выходное пособие и уволил всех. Потом сказал Надежде:

— Я считаю тебя родственницей, поэтому делаю предложение. Иосиф должен занять место Родиона. Я оплачу его учебу в институте, из которого прямая дорога ведет в Америку. Через несколько лет твой внук получит диплом и уедет в США. Непременное условие сделки: он никому не говорит о своем родстве с Майей Лапиной, живет с паспортом на имя Родиона Винивитинова-Бельского и своих детей записывает на нашу фамилию.

— Обалдеть… — прошептала потрясенная Надежда Васильевна.

— Объясни парню, что такой шанс раз в жизни выпадает, — отрезал глава клана. — Из не пойми кого, рожденного от лапотного мужика, юноша станет представителем княжеского рода и богатым человеком. Кому после смерти Лизки и Сени усадьба достанется? Иосиф наследником будет. Чего притихла?

— Есть еще Ксюша, — заикнулась домработница.

— Кто это? — не изменившись в лице, спросил Кирилл Алексеевич. — В нашей семье такой нет. Да, еще Екатерину пригласи, ей тоже надо при разговоре присутствовать.

Иосиф согласился на авантюру и переехал жить в усадьбу. Выпускные экзамены в школе он сдавать не ходил. Верный доктор Звенигородский выдал ему справку о болезни, которую Надежда Васильевна отнесла в школу. Отличнику Лапину без всяких проблем выдали аттестат, который совершенно был не нужен — его брали лишь для того, чтобы у педагогов не возникло лишних вопросов. Эдуард Захарович настрочил бумажку и для покойного юноши. Врачу Кирилл Алексеевич правды не сообщил, просто попросил об услуге, и тот, как обычно, выполнил его просьбу.

Иосиф отнес в приемную комиссию документы Родиона, прекрасно сдал экзамены и поступил под его именем в вуз, о котором всегда мечтал. Кирилл Алексеевич заплатил за все годы обучения.

Екатерине Винивитинов пообещал:

— Если вы крепко прикусите язык, перед твоим братом откроется широкая дорога. Но и ты внакладе не останешься — выбирай любой институт, только не в Москве, я устрою твое поступление.

Катерина захотела получить актерское образование в Питере и уехала в Северную столицу.

Вскоре после этих событий старик Винивитинов скончался…

Мария Борисовна поежилась:

— Замерзла что-то. Хотите чаю?

Я кивнул и молча стал наблюдать, как хозяйка открывает жестяную банку с заваркой.

Теперь мне понятно, почему Надежда Васильевна осталась работать в усадьбе. Иосиф жив, учится в институте, собирается работать над диссертацией в Америке.

Можно ли считать Кирилла Алексеевича психически нормальным человеком? Был бы он в самом деле потомком знатного рода и опасался бы, что многовековая история его клана оборвется, я, вероятно, и понял бы патриарха семейства. Но, простите, его отец просто придумал историю про никогда не существовавших князей. Почему же Кирилл Алексеевич совершил ужасный, нечеловеческий, на мой взгляд, поступок — зарыл любимого внука словно собаку и подменил его Иосифом? О каком сохранении фамилии Винивитиновых-Бельских идет речь? Ее же в начале двадцатого века не существовало, а у Иосифа нет никакой генетической связи с семьей. Полный бред!

— Думаете, почему старик так поступил? — усмехнулась, оглянувшись на меня, Мария Борисовна. — Ладно, не мучайтесь, слушайте дальше.

…Перед самой смертью, почувствовав, что уход близок, Кирилл Алексеевич позвал к себе верную Надю и отдал ей последние приказания:

— Едва меня упокоят, как Елизавета в свои руки вожжи возьмет. Сеня бесхарактерный лентяй, жена его запинает. Но что бы Лизка ни творила, ты из дома не уходи, следи за хозяйством. На тебя рассчитываю. Если баба решит Звенигородского в усадьбе поселить, передай ей мое письмо. Коли надумает с Иосифом разобраться, вручи ей другое послание. Поняла?

Домработница кивнула и приняла от него два пухлых конверта. Хозяин протянул ей третий запечатанный пакет:

— Это на крайний случай. Увидишь, что Елизавету понесло, решила она с Семеном развестись, за Эдика своего замуж выйти, фамилию нашу позорить, помаши перед носом дуры этой бумагой и внятно скажи: «Заканчивай, барыня, блажить. Иначе все, что Кирилл Алексеевич про тебя и твоих родителей разузнал, в газетах опубликуют. Почитай-ка эти интересные истории, я их уже знаю». Все тебе ясно?

— А вдруг Елизавета Матвеевна не испугается? — вздохнула Надежда Васильевна.

— Еще как струхнет! — пообещал старик. — Обделается от испуга и смирной станет. Не используй то, что сейчас получила, зря, только при крайней необходимости в ход пускай. И последнее. Сядь-ка на кровать…

Домработница села, хозяин взял ее за руку:

— Жизнь мы вместе провели, но я никогда тебе не говорил: я за твоей, Надюша, спиной, как за каменной стеной был, ни одного неправильного шага ты не сделала. Спасибо.

— Майю я упустила, не просекла, что девка от Семена родить собралась, — вздохнула прислуга.

— Зато у меня внучка Катя есть, — улыбнулся Кирилл Алексеевич.

— Думаете, Елизавета Матвеевна так и не догадалась, от кого девочка? — пробормотала Надежда Васильевна.

— Не знаю, что у нее в голове варится, — поморщился хозяин усадьбы. — Но если знает, виду не подает.

— Вот, не такая уж Елизавета плохая, — отметила Надежда.

— Лиза не плохая, а просто дура, — усмехнулся старик. — И до денег очень жадная. Предложит кто моей невестке значимую, на ее взгляд, сумму, она на все пойдет, чтобы та в карман упала. Катя в Винивитиновых-Бельских удалась, похожа по характеру на мою покойную маменьку так, что оторопь берет. Не слепая же Елизавета, но ни разу скандала по поводу присутствия в доме твоей внучки не устроила. А почему? Хорошо понимает, что если в мой кабинет придет и условие выдвинет, типа, или она, или Катя, то я отвечу: «Катись, дорогая невестка, на все четыре стороны, ты мне не кровная родня, а пришлая баба, в Катюше же наши гены. Я Семену новую жену найду, только свистну — девушки в очередь у ворот выстроятся». Как думаешь, почему Елизавета Иосифа приняла, спорить со мной не стала, Родионом называет?

— Не любила она сына-то, — ответила преданная прислуга, — уродом считала, стеснялась его. Да и к Ксении мать равнодушна. Извините, коли что не так сейчас сказала, но вы же сами правду знаете.

— Верно рассуждаешь, — согласился Кирилл Алексеевич. — Но тебе известно не все. Получила Лизка от меня в подарок свадебный набор, который мой папенька маменьке в день венчания преподнес: диадему, серьги, кольцо и браслет, баснословной цены комплект. Купил я Лизку. И, хорошо ее зная, опасаюсь, что другой кто тоже сторговаться с ней может. Даст мешок золота, и она усадьбу продаст. Никогда этого допустить нельзя. Теперь о другом. Крепко я папеньку любил, он главный человек в моей жизни, великий, талантливый. И если хотел он, чтобы род Винивитиновых-Бельских появился, так тому и быть. Скромен отец был, не понимал своего величия, считал, что его скульптуры-картины ерунда. Но очень забвения боялся, перед кончиной мне велел: «Сделай все, чтобы фамилия Винивитиновых-Бельских вечно звучала. Неужели я прахом стану и навсегда исчезну? Нет, должно мне остаться в памяти людей князем. Учти мой последний наказ, что бы ни случилось, выполни его: сохрани усадьбу и наш род. Поклянись на иконе, что так будет». И я, Надя, поклялся.

Старик помолчал немного. Затем снова заговорил:

— Кате оставляю кое-какие драгоценности покойной жены — возьмешь потом шкатулку со стола. Девочке украшения пока не давай, положи в банк. Такие вещи не носят, это капитал. Увидишь, что она взрослой стала, поумнела, тогда про мой презент и сообщишь. Иосифу я всю учебу в институте оплатил, получит диплом и пусть в свою Америку улетает. Но дому с парком в чужие руки переходить нельзя. Я, Надюша, не все, что имел, по ветру пустил. Держал неприкосновенный запасец на совсем уж черный день. Всякий раз, когда понимал, что деньги заканчиваются, думал: «Может, пора поехать в банк и распотрошить заначку?» Но останавливал себя: мол, спокойно, Кирилл Алексеевич, это еще не край. Иосифу передам то, что заховано, пусть на содержание усадьбы тратит. Большая на него ответственность возложена. И вот что, Надя: в последний раз в стенах этого дома имя «Иосиф» звучало. Он — Родион! Даже когда с внуком вдвоем, даже ночью беседовать станешь, зови его Родей. На столе, около шкатулки для Кати, лежит письмо, адресованное внуку. И еще перстень, который отцу моему, Алексею, принадлежал. Папенька печатку с гербом Винивитиновых-Бельских сам изготовил. Теперь позови ко мне мальчика, я ему наследство передам. А потом пригласи Семена. Дел еще у меня много, со всеми надо успеть поговорить, а сил мало. Все. Ступай. На том свете встретимся, я за тобой сверху следить буду. Не подведи меня, Надя…

Вахрушина схватила шаль, висящую на стуле, закуталась в нее и заметила:

— Как холодно в Москве… И вот важная деталь. Надежда, когда разговор с умирающим мне передала, сказала: «Теперь такие люди, как Кирилл Алексеевич, на свет не родятся. Свято он завет отца исполнил. Поклялся на иконе фамилию сохранить — и все сделал, чтобы обещание выполнить». И только тогда я поняла, почему старик внука подменил.

— Иосиф не знает правды о князьях Винивитиновых-Бельских, — кивнул я.

— Конечно, нет, — подтвердила Мария, — он вырос в доме Кирилла Алексеевича и ни на секунду не сомневается в знатном происхождении хозяина. Весь этот антураж — мебель, старый дом, портреты — создает соответствующую обстановку. Да и Надя внуку с пеленок про знатность хозяев твердила.

— А где теперь письма, которые старик передал Надежде Васильевне? — заинтересовался я.

— Хороший вопрос, — протянула Вахрушина. — А я о них не подумала. Наверное, Надюша их спрятала, мы с ней больше о них не беседовали.

— Вы в курсе, куда отправили Ксению? Где она жила? — не унимался я. — Девушку вернули, чтобы выдать замуж за Пятакова? Сомневаюсь, что Семен мог согласиться на такой шаг.

— Это другая история, — вздохнула Вахрушина, — сейчас расскажу.