Глава 39
— Отлично! — рявкнул Горохов. — Новый виток отношений! И, клянусь, он мне нравится больше!
Теперь между ними гнездилась вражда — такая же тайная, как и прошлая дружба. Раньше Ася решительно отвергала внимание достойных и богатых мужчин, теперь же ее словно с цепи сорвало — что ни день, то поход в ресторан, а то и хуже: романтический ужин на двоих при свечах…
А на утро Горохов по обычаю делал вид что не замечает ее маневров. И чем безобидней были эти маневры, тем старательней Ася их обнаруживала, и тем тщательней Горохов их не замечал. Он даже никогда на нее не кричал, всегда был вежливо сух.
Такое равнодушие Асю бесило. Она тихо его ненавидела и ругала, вспоминая тот день, когда едва ли не открытым текстом ему призналась в своих настоящих чувствах. Она призналась, и как он себя повел! Идиот! Простофиля! Дурак! Он должен был броситься к ней! Извиниться! Обнять! Поцеловать! Прокричать о любви, а не бестолково хлопать глазами.
«Ну и свинья же, этот Горохов! — всякий раз думала Ася, натыкаясь на его безразличие. — Обманщик он и сухарь! Вот возьму, и в самом деле выскочу замуж за первого встречного миллионера!»
Представляя эту картину, она с обидой себе признавалась, что Горохов и тогда не удивится, и не расстроится. Ему действительно все равно.
Но почему ей-то неймется?
Она же его ненавидит.
Тогда зачем мечтает вывести из себя этого бездушного типа?
Из упрямства? Из соперничества? Из «кто кого»?
«Глупая, — вздыхая, Ася ругала уже себя, — все равно его ничем не проймешь».
Но однажды ей удалось лишить Горохова равнодушия — он даже на нее закричал. И допек его случай — специально она не старалась.
Произошло это в Америки, в нью-йоркском офисе Общества. Отчаявшись вызвать к себе хоть плохую эмоцию, Ася сдалась и оставила затеи с замужеством. Недели две не флиртовала она напоказ — всецело отдалась их общему делу. Выполняла поручения Горохова, встречалась с политиками, бизнесменами, ширила круг полезных знакомств, не давала угаснуть старым, старательно пополняла счета Общества. Вечерами Ася не убегала из офиса, а корпела над бумагами за своим столом. Горохов тоже задерживался допоздна. Он часто интересовался ее мнением по поводу какого-нибудь человека или события. Ася сухо делилась, он сухо ответ принимал.
В тот вечер Горохов поинтересовался, что она думает об Арте Джевитсе.
— Обычный американский бизнесмен, — пожала плечами Ася. — Умный, энергичный. Мне он симпатичен. Джевитс дважды жертвовал нашему обществу приличные суммы, но услуг никаких не просил.
— И как думаешь, почему?
— Понятия не имею. Я видела несколько случаев, где наше Общество могло быть ему полезно, и предложений ждала, но они не последовали. Может Джевитс бескорыстно решил поддержать нашу идею?
Горохов задумчиво усмехнулся:
— Американец? Бескорыстно?
— Тогда не знаю, — буркнула Ася и снова уткнулась в бумаги.
— Я тоже не знаю, — озадачено признался Горохов. — Прощупал его, даже Центр запросил.
— И что?
— Ответили, что в связях с разведывательными службами он не замечен. К делам, связанным с операцией, тоже, вроде, причастности не имеет. Тогда почему вокруг Общества крутится?
— Не знаю, — равнодушно ответила Ася и потянулась за трубкой: зазвонил телефон.
— А вот и Джевитс, — прошептала она, прикрыв микрофон рукой, — легок на помине.
— Хочет чего? — поинтересовался Горохов.
— Встретиться хочет, прямо сейчас, его машина под дверью офиса, — призналась Ася и неожиданно покраснела.
— Что ж, зови, — усмехнулся Горохов и, взглянув на часы, констатировал: — Припозднился американец твой для встреч деловых.
И вышел, хмуро бросив:
— Завтра увидимся.
— Увидимся, — растеряно ответила Ася и пригласила Джевитса.
Ожидая его, она убрала бумаги в сейф, глянула в зеркало и зачем-то решила подкрасить глаза. И губы. И волосы в хвост решила забрать — так выглядит, вроде, моложе. Зачем? Ведь Джевитс ей даже не нравится.
«Впрочем, нет, он ничего», — подумала Ася, когда бизнесмен вошел, источая аромат дорогого одеколона, энтузиазма и грубой мужской силы.
Он действительно был ничего: комплиментами сыпал, изящно шутил, рассказал пару приличных смешных анекдотов и, когда понял — «очаровал», пригласил на охоту. Ася сослалась на занятость, Джевитс настаивал, она из вежливости обещала подумать.
— Я завтра обязательно вам позвоню, — сказал он, откланиваясь и направляясь к двери.
Она зачем-то пошла его провожать. Когда Джевитс взял руку Аси и, взглянув исподлобья, поднес ее к своим элегантным усам, в комнату ворвался Горохов.
— А вот и ответ, — сказал он.
И Ася опять покраснела.
Спрашивается, с чего? Ей столько раз целовали руки, приглашали на ужины, на уик-энды, в оперу, на концерты, спектакли, охоту.
Но теперь она покраснела. И это заметил Горохов.
— Зачем сюда приходил этот хлыщ? — взорвался он, едва за Джевитсом закрылась дверь.
Ася пролепетала:
— У нас был чисто деловой разговор.
— И поэтому ты размалевалась?
— Губы подкрасила, потому что съелась губная, чтобы не выглядеть неопрятно.
— А глаза? Ты все врешь! — не поверил Горохов.
Как противоречивы бывают люди, порой. Не такой ли реакции упрямо и долго добивалась от него Александра, а, получив ее, рассердилась:
— Не смей на меня кричать!
— А ты не смей лгать! Куда он тебя приглашал? Замуж? В бордель?
— На охоту!
— И ты согласилась?
— А почему бы и нет?
Он вдруг с каким-то неясным удовлетворением сообщил:
— Правильно сделала. Американец неженат.
Ася, удивляясь себе, обрадовалась:
— Джевитс действительно холост? Как интересно!
— Интересно? — Горохов с презрением взглянул на нее и спросил:
— Ну, и чем ты гордилась?
— О чем ты?
— Я о всей твоей деятельности, которую ты тут развернула. Зачем тебе образование? Положение? Карьера? Ты как бабой была, так и осталась. Домохозяйка.
— Ах, ты скорбишь о том, что образование не заставило меня сменить пол, — саркастично заметила Ася.
— Нет. Всего лишь хочу сказать, что женщина по природе своей пустое и никчемное создание. Какое дело ей ни доверь, она войдет в него с одной только мыслью: подыскать себе подходящего мужа.
— А у мужчин, конечно же, все иначе.
— Да. Мужчина с интересом смотрит на мир, женщина — лишь на мужчину. Мужчина — покоритель вершин. Женщина — пиявка, которая ищет к кому бы ей присосаться. В то время, когда мужик радеет о важном и нужном деле, баба печется лишь об одном: как бы найти дурака, который согласится пахать на нее и терпеть все ее придирки. У вас одно на уме: привязать к своей юбке мужа. Больше вас, баб, ничего в этом мире не интересует.
— Ха-ха! — невесело рассмеялась Ася. — А вас что интересует? О деле они радеют! Радеете вы о себе в любом «важном и нужном» деле. Эгоисты и кобели! Размножаться хотите, а заботы о потомстве норовите спихнуть на баб.
Горохов энергично с ней согласился:
— Да! И если вам это так не нравится, тогда зачем вы тащите нас, мужиков, за уши в загс?
— Мы вас тащим? — вспыхнула Ася.
— А то я не видел.
Цепенея, она спросила:
— Что ты видел?
— Как ты окручивала тут меня, — злорадно выпалил ей прямо в лицо Горохов.
— Ты в этом уверен? — поразилась она.
— Абсолютно!
— Считаешь себя подарком?
— А почему бы и нет?
— Тогда придется тебя разочаровать, — с уязвленной усмешкой промолвила Ася и неожиданно для себя призналась: — Я люблю Арта.
— Какого Арта? — опешил Горохов.
— Джевитса, — пояснила она. — Арта Джевитса.
Он воскликнул, неискренне радуясь:
— Вот оно что!
— Да-да. И Арт любит меня.
Горохов мгновенно оценил ситуацию и, плохо скрывая злость, гаркнул:
— Что ж, поздравляю!
— Спасибо, — кротко промурлыкала Ася, чувствуя себя победительницей.
На том они и расстались. Весь следующий день Горохов подыскивал всяческие предлоги, чтобы находиться поблизости от ее стола. Это облегчило Асе задачу: предложение Джевитса она «вынуждена» была принять прямо при нем, при Горохове.
Как он ее обидел! Как обидел…
И тут же, пока Горохов скрипел зубами, она начала чистить перышки, нетерпеливо поглядывая на часы, якобы в ожидании назначенной встречи. Выложила на стол какой-то невообразимый косметический набор (с трюмо и всякими причиндалами) и давай водить всевозможными кисточками по губам, глазам и ресницам.
Надо отметить, что в этот день Ася заявилась в офис чрезвычайно нарядная. В новом костюме и с потрясающей прической, на которую ушло часа два, не меньше. Плюс час на макияж. И еще час на бижутерию. И теперь она еще чистила перышки. Она чистила перышки, несмотря на свой потрясающий вид, о котором уже тщательно позаботилась перед выходом на работу.
Можно представить каково было Горохову.
До самого приезда Джевитса Ася упивалась своей победой. Ей даже жалко стало Горохова, таким растоптанный выглядел он. Когда же она выходила в дверь, галантно раскрытую Джевитсом, и, прощаясь, глянула на Горохова, то и вовсе чуть не заплакала. «Заплакала», может, и сильно сказано, но взгляд, которым Горохов ее прожег, запал в добрую Асину душу и рану там разбередил.
«Этот упрямец не равнодушен ко мне! — прозрела она. — Он любит меня! Он бесится! Тогда что же я делаю? Какая охота?»
Эта охота ей показалась (простите за каламбур) пуще неволи — точнее, настоящей неволей. Захотелось немедленно бросить ненужного Джевитса и, получив свободу, вернуться к необходимому Горохову.
«И что дальше? — осадила она себя. — Пойти добровольно сдаться ему в плен? И именно в тот самый момент, когда я победила этого упрямца и наглеца?
Ну уж нет!
Охота!
Только охота!
До тех пор, пока „зверь“ не станет ручным и сам не потрусит в клетку!»
Решив, что она на правильном пути, Ася осталась с Джевитсом, но была так грустна, что американец отказался от охоты, заметив:
— Вижу, сегодня вы в сером миноре.
— Увы, да. Это усталость, сказалось напряжение рабочей недели, — оправдалась она.
— Тогда отставить охоту, — скомандовал Джевитс.
Ася, благодарно взглянув на него, спросила:
— И что будем делать?
— Приглашаю вас в свое родовое поместье. Это недалеко, в Истхэмптоне, сто миль с небольшим от Нью-Йорка. Дом на берегу океана, теннисный корт, бассейн с подогревом. Обещаю скромный холостяцкий обед. Посидим у камина, побеседуем, послушаем музыку. Согласны?
«Не возвращаться же в номер на злую радость Горохову», — подумала Ася и, решительно тряхнув челкой, воскликнула:
— Конечно согласна!
