Глава 33
— Значит и не было ничего, — обреченно промолвила Ася, скользнув бессмысленным взглядом по Горохову. — Не было нашей семьи.
Он не ожидал, что ее это убьет. Он всего лишь хотел ее разозлить, сам не понимая зачем.
Как только речь заходила об Игоре, в Горохове черт просыпался. Он сам себе удивлялся: «С чего это? Раньше такого не было. Не было такого даже тогда, когда Рита меня бросила. Теперь же срываю непонятное зло на безвинной женщине. И, кажется, на этот раз перестарался».
Ася действительно побледнела и, похоже, собиралась лишиться чувств.
— Нет-нет, только не падай в обморок! — бросился к ней Горохов.
Она отстранила его и с трагическим видом сказала:
— Теперь понятно, почему Игорь наотрез отказывался иметь от меня детей.
— Почему? — втянув голову в плечи, спросил Горохов.
— Он собирался свалить сразу, как закончится эта ваша дурацкая операция! Будь она проклята! — воскликнула Ася и заметалась по номеру.
Он молча, но настороженно за ней следил, когда же увидел, что она схватилась за чемодан, испугался:
— Куда ты?
— Домой! В Растердяевск! — отрезала Ася. — И только попробуй мне помешать!
Горохов пригорюнился:
— Как же я тебе помешаю?
— Вот и отлично! Надо было сразу мне все рассказать! Вот я дура!
Ася бросила вдруг чемодан и, упав в кресло, горестно разрыдалась.
— Вот я дура, я дура, — приговаривала она. — Столько сил впустую потратила…
Горохов совершенно был не согласен, но не знал как ей сообщить, что не впустую, что не зря. Он теперь только понял причину своей злости на эту славную женщину. Из любви к недостойному Игорю Ася такие подвиги совершала, что у Горохова разыгралась рядовая житейская зависть. Ну почему хорошие женщины достаются всегда подлецам и ничтожествам, которые не могут их оценить?
«Впрочем, — тут же и подумал Горохов, — на этот раз, похоже, все вышло по справедливости. Игорю Рита досталась, а мне…»
Додумать свою крамольную мысль он не посмел. И не успел: Ася с громким ревом вскочила и понеслась к двери. Он чудом ее перехватил и, крепко прижав к себе, нарочито зло закричал:
— Прекратить истерику!
Она обмякла в его руках и перешла на жалобный вой.
— Я жить не хочу-у, — выла Ася, выкорчевывая из души Горохова едкую жалость.
Он решил был трезвым и обстоятельным.
— Во-первых, — сказал он, — прошу у тебя прощения.
Ася изумленно уставилась на него:
— За что?
— За грубость свою. С этого момента я больше никогда не буду тебе грубить.
Грустно покачав головой, она возразила:
— И не надейся, у тебя не будет такой возможности. Я уеду.
— Конечно, в свой Растердяевск, — согласился Горохов, осторожно, словно больную, уводя Асю от двери и усаживая ее в кресло.
— Да, — упрямо повторила она, — я уеду. Уеду в свой Растердяевск, который ты так презираешь. Ты и меня презираешь.
— Только не тебя, — замахал на нее руками Горохов. — И Растердяевск не за что презирать. Город не виноват, что там лужи и нищета. Ты пойми, я же над тем и работаю, чтобы все наши города были чистыми и богатыми. И ты тоже свою лепту в эту работу уже внесла.
Ася вскочила:
— Даже слышать о работе твоей не хочу!
Он мягко вернул ее в кресло и попросил:
— И все же послушай. Я не буду говорить о том, что ты подводишь меня, страну, свой Растердяевск…
— Только не надо красивых слов! — оборвала его Ася. — Я не дура!
— Хорошо, — согласился Горохов. — Но ты же хотела быть деловой женщиной?
— А теперь не хочу!
— Но у тебя отлично все получалось. Вспомни, как ты удивлялась легкости, с которой удается карьера. Карьера, о которой еще недавно ты и не помышляла. Так что же случилось?
— Нет смысла, — пискнула Ася.
— Да почему? — взорвался Горохов, забыв что собирался быть паинькой. — Черт возьми, почему? Твой Игорек оказался чужим? А тебе какое до этого дело? Карьера твоя! Жизнь твоя! Глупо привязывать себя до такой степени к другому человеку!
В глазах его было такое отчаяние, что Ася его пожалела. Она понимала, что разрушает все его планы, но поделать с собой ничего не могла.
— Я ни к кому себя не привязываю, — взмолилась она. Мне сейчас плохо и больно, но дело не в том. Мне действительно это не нужно. Не хочется лишних проблем. Мне бы забиться на кухню, поближе к Зинке, к ее борщу, а тут ваше Общество, какие-то оголтелые домохозяйки, королевы, лорды, акулы бизнеса… Надоело. Отпусти меня, слышишь, Горохов? Пожалуйста, отпусти с миром меня.
От ее убитого голоса он сник и махнул рукой:
— Поезжай в свой Растердяевск, найди там себе мужа, стирай ему, штопай, вари борщи и каждый день себе повторяй: «Я ничтожество, я ни на что не способна, я ничего не умею и ничего не хочу».
— Возможно, я для этого и создана, — промямлила Ася, сама поражаясь непривлекательности такой перспективы.
— Это лень! — взорвался Горохов. — Душевная лень! Она поражает неверие в свои силы! Ложь себе: я не могу! Это бабье проклятие! Все ты можешь! И ты должна! И иди ты к черту! Я никуда тебя не отпущу! — грозно заявил он, сплетая руки на груди. — У меня тут дела государственной важности, а у тебя обычная бабья истерика! «Мой муж подлец — верните, пожалуйста, мужа!»
— Ты не понял! Это не мой муж! Он мне не нужен!
— Вот и отлично, пусть этот бездарный Игорь остается бездарной Савенковой, а нас с тобой ждут великие дела! — с пафосом воскликнул Горохов и добавил жалобно, как ребенок: — Ты нужна мне, Ася. Ты очень мне нужна. Я без тебя просто лечу, как фанера. По всем статьям.
Ей вдруг стало значительно легче.
«Очень вовремя он это сказал, — с благодарностью подумала Александра. — Значит кому-то я все же нужна».
— Я останусь, — сказала она.
— Умница! — возликовал Горохов и нежно добавил: — Хорошая ты моя!
