Глава 25
– Кого привела? – ласково спросила женщина в темном платке, когда мы с Ритой вошли в большую комнату.
Помещение выглядело непривычно – тут отсутствовали телевизор, компьютер и современная мебель. Зато было много самодельных полок, забитых старыми книгами, и черный телефонный аппарат, раритетный экземпляр с наборным диском, витым шнуром и здоровенной трубкой. Марфа сидела у окна, держа в руках томик. Заметив племянницу с гостьей, она сняла очки и положила их на массивный стол, накрытый самовязаной скатертью.
Рита живо перекрестилась на икону.
– Она из милиции, ей соседи на меня нажаловались, что топочу сильно! Тетечка, можно я ополоснусь после дороги? Устала очень!
– Иди спокойно, – кивнула Марфа. – Василий полный бак налил, словно почуял твое желание.
Маргарита юркнула за дверь.
– Так чего вы хотите? – уже не так приветливо осведомилась Марфа.
– Поговорить, – коротко ответила я. – Слышала, вы целительница?
– Денег я не беру, – пояснила Марфа, – но от подарков не отказываюсь. Только у тебя проблем нет, ты здоровее многих.
– Вот так, с лету, вы ставите диагноз?
– Чего кота за хвост тянуть, свое и чужое время зря тратить, – ответила знахарка. – Сразу вижу, есть проблема или нет. Тебя ничего не беспокоит, только мигрени бывают. Верно?
– Да, – удивленно кивнула я. – Откуда вы знаете?
– Видно, – пожала плечами Марфа. Она встала, открыла небольшой секретер, вытащила оттуда кулечек, протянула его мне и сказала: – Заваривай, как чай, на ночь и пей по кружке. Через месяц приезжай за новой порцией. И помни: для всех хорошей быть нельзя, отпусти лошадь, поставь чемодан, сразу легче станет.
Бормотание Марфы показалось мне странным, никакого смысла в ее словах, на мой взгляд, не было. При чем здесь скакуны и чемодан?
Целительница вернулась в кресло и улыбнулась.
– Дурой тебе кажусь?
– Что вы, конечно, нет, – торопливо сказала я.
– Не лги! – сурово оборвала меня Марфа. – Оттого у тебя и голова болит. От вранья.
Неожиданно мне стало весело. Я говорила, что не доверяю всяким экстрасенсам и травникам, хотя понимаю, что некоторые из них способны помочь больному. Но полностью поверить в лечение растениями мне мешает простое соображение: если бы сено могло спасти человечество от холеры, проказы, рака, красной волчанки и порфирии, все люди уже стали бы полностью здоровыми. А поскольку население земного шара продолжает болеть, значит, панацеи пока нет. И навряд ли деревенская тетушка может избавить меня от мигрени, которой страдают сотни тысяч людей. Кстати, за изобретение средства от изматывающей головной боли положена Нобелевская премия.
– Человек сам себя в гроб загоняет и сам оттуда вытаскивает, – продолжала тем временем Марфа. – Поройся в своей душе, и увидишь, почему тебе бывает плохо.
– Я давно пыталась понять причину своей мигрени, – ввязалась я в ненужный разговор, – но пока в этом не преуспела. Думала, что болезнь связана с едой, грешила на шоколадки, которые люблю лопать по вечерам, и перестала есть сладкое, но ничего не изменилось. Одна женщина посоветовала мне пить каждый день стакан натурального молока, из-под коровы, с сырым желтком.
– Вкусно? – хмыкнула Марфа.
– Омерзительно, – призналась я. – Терпеть не могу оба ингредиента.
– Пила? Давилась?
– Да, – вздохнула я.
– И, конечно, это не помогло, – констатировала знахарка.
– Почему «конечно»?
– У тебя голова с телом не в ладу, – пояснила Марфа. – Вот мозг с хозяйкой и пытается говорить на понятном ей языке. Скажи, ты знаешь, что сейчас у тебя в желудке происходит, какие там ферменты, бактерии?
– Нет, – растерянно ответила я.
– А и не надо, – закивала Марфа, – мозг без тебя справится. Вот только, если по глупости ты начнешь плохую еду употреблять, он подаст тебе сигнал. Слопаешь несвежие сосиски: тошнота, понос. Даже дурочке ясно: не ешь колбасные изделия. Не послушаешься – появится язва или гастрит. Коли опять не внемлешь – помрешь, мозг включит программу уничтожения, потому что идиоты плодиться не должны. Мигрень поражает людей, которые себя ломают. Соображаешь?
– Нет.
– Это просто. Допустим, ты не любишь мужа, но живешь с ним из-за детей. Хочешь писать картины, а работаешь бухгалтером, потому что мама так велела, ненавидишь кошек, но вынуждена ежедневно терпеть свекровину Мурку. Мечтаешь бросить все и уехать в деревню, а живешь в городе, боишься сделать решительный шаг. Ощущаешь себя виноватой перед всеми и изо всех сил пытаешься угодить окружающим… Причин много, но найти главную надо самой, порыться в душе, вычленить ее и устранить, вот тогда мигрень исчезнет. Ты ее сама посадила, сама поливаешь и в глубине души не хочешь избавиться от напасти, потому что она тебя в кровать укладывает и позволяет никого не видеть и никого не слышать. Мигрень болезнь не очень счастливых людей. Только ты ко мне не с гудящей головой пришла. И в милиции не работаешь, ведь так?
– Верно, – ошарашенно прошептала я. – Ваше объяснение причин мигрени оригинально, но в моем случае ошибочно – я довольна своей жизнью.
– Считать себя счастливой и быть ею – разные вещи, – сказала Марфа. – Вероятно, ты сама пока правды не знаешь, но она тебе откроется, жизнь длинная.
– Я проживу сто лет?
Старуха отвернулась к окну.
– Я не гадаю, не занимаюсь дурью, не вызываю духов. С вопросом о сроке жизни – это не ко мне. Вот сестра моя покойная, та бы тебе сейчас полный прогноз выдала. Хорошая была актриса!
– Вы говорите о Леокадии?
Марфа расправила юбку на коленях.
– А ты разве не о ней выспросить заявилась?
Я кивнула. Бабка протянула руку, открыла ящик стола, вынула курительную трубку и, набивая ее табаком из самодельного кисета, заявила:
– Сначала объясни, отчего ты любопытствуешь, а я уж потом язык развяжу.
Когда мой сбивчивый рассказ иссяк, Марфа уставилась в окно, затем сказала:
– Видишь монастырь?
– Да, – кивнула я, – похоже, его давно построили.
– Настоятельница знает точную дату, – подхватила Марфа, – вроде пятнадцатый век. Места здесь тогда были непролазные, глухомань, звери дикие, людей никого. Отчего же именно тут обитель поставили? Нет бы поближе к народу?
– Не знаю. Наверное, тем людям, которые основали монастырь, хотелось тишины и покоя.
– О! – подняла указательный палец Марфа. – В самую точку! Мать Деметрия, которая сюда первой пришла, привела с собой несколько женщин. Все они имели, как сейчас говорят, паранормальные способности. Уж и не знаю, верить в это или нет, но слух идет, что Деметрия читала мысли и могла летать над землей.
– Ну уж это навряд ли, – усомнилась я.
Марфа отложила трубку.
– Правды нам не дознаться. Только вспомни инквизицию. Скольких женщин в Средние века на кострах сожгли? А за что? Посмотрела на чужую скотину – и та сдохла, дала соседке чайку попить, а гостья нежеланного ребеночка выкинула… Обрати внимание, мужчин в этой когорте мало, мутация шла по бабской линии. Даже если учесть, что половина несчастных погибла невинно, окружающие донесли на них по злобе или из зависти, то все равно получается внушительная цифра. Кабы не инквизиция, остались тетки живы, родили б детей, у тех еще ярче изменения получились бы. Сейчас мы бы повсеместно телепатией владели. В России, слава богу, костры не пылали, но церковь знахарей и гадалок не приветствовала, травила их безжалостно. Вот Деметрия с товарками и подались сюда. Наверное, и впрямь обладали они неземной силой, но действовали с молитвой, возвели в глуши монастырь, хотели от людей отгородиться. Дурная слава имеет быстрые ноги, но и хорошая в пути не задерживается. Очень скоро весть о талантах Деметрии и ее монашек распространилась по округе, и к обители стали стекаться разные люди: больные, жаждавшие исцеления, здоровые, хотевшие научиться траволечению. Богомолки никому не отказывали, и в конце концов около монастыря образовалось село. Шли годы, обитель богатела, в селе на свет частенько появлялись необычные детки, с паранормальными способностями.
– Эй, постойте! – перебила я Марфу. – Тут нестыковочка. Если талантами экстрасенсов обладали основательницы монастыря, то с их смертью все и должно было закончиться. Дар нельзя вручить ученице, он передается генетически.
– Правильно, – согласилась Марфа, – так и было, от матери переходило к дочери.
– Но монашки не могут рожать детей.
– Почему?
– Они дают обет целомудрия.
– Э, милая… – отмахнулась Марфа. – Во-первых, какая-то женщина могла заполучить младенца и до прихода в обитель, добраться сюда уже беременной. А потом… Все равно рожали, тайком, и в село на воспитание отдавали. Вот наша бабка, например, никогда в обители не жила, а такое умела! Ее талант к моей матери перешел, от нее ко мне. У меня, правда, детей не получилось. Жаль, ветвь обрывается. Я давно заметила, как только в роду кто-то очень сильный поднимается, у него потомства нет. Словно Господь саженец обламывает, не желает, чтобы слишком пышно зацвел.
– А Рита? – напомнила я.
Марфа нахмурилась.
– Не моя кровь. Леокадии.
– Ваша сестра была очень талантлива, она спасла людей от смерти, даже в газетах писали, как…
– Охохоюшки! Лучше помолчи, – остановила меня Марфа. – Мать наша, заболев, просила меня: «Пригляди за Леокадией. Слишком она ребячлива, ума нет, может в любую сторону качнуться, еще прибьется к плохим людям… Лучше б ей в обитель пойти и там жить».
Марфа снова взяла трубку.
– Мы никогда монашками не были, ни бабушка, ни мама. Болтают, правда, люди, что Бланки – родственники какого-то колдуна из Германии. Вроде его Петр Первый привез, а ведьмак женился, и его дочь ушла в обитель. Только правды нам не узнать. Одно помню: дар этот по женской линии идет. Меня бабушка с трех лет обучала, по полям с собой таскала, травы показывала, книги читать заставляла. Так потихонечку-полегонечку и получилось. Я очень хорошо понимала: раз талант есть, он для людей. А у Леокадии ничего не было, она в отца уродилась. Тот был хороший человек, но обычный, как все, без внутреннего зрения. Всего лишь год у нас с Лёкой разница, только мне полной мерой отсыпалось, а ей ни крошки не перепало. Лёка умела лишь одно – подделывать чужие голоса, да так ловко, что даже родственники попадались на эту уловку. Леке нравилось дурить односельчан, и она часто подшучивала над соседями. Могла напугать, забасив, как местное начальство, или смешила одноклассников, изображая директрису…
То, что одна из внучек пустышка, умная бабушка поняла очень скоро. Но даже без таланта из Леокадии могла выйти хорошая травница, вот только Лёка не хотела ничему учиться. Подойдет бабушка в четыре утра к девочкам, скажет:
– А ну, вставайте, пора в лес идти, сегодня разрыв-трава зацветает.
И маленькая Марфа мигом вскочит, а Леокадия заноет:
– Голова болит, ножки не ходят, заболела я.
Вот только к обеду болезнь мистическим образом покидала Лёку, и она убегала играть со сверстниками. В конце концов бабушка махнула рукой и оставила внучку в покое. Леокадия, правда, знала простые рецепты, ну вроде того, что от температуры отлично помогает отвар из сушеных ягод малины, но этим ее познания исчерпывались.
В подростковом возрасте Лёка пострадала от молнии и с тех пор стала всех уверять, что может предсказывать будущее, но не хочет этого делать. Такие разговоры очень не нравились матери, она всегда останавливала дочь, приговаривая: «Не болтай, лучше учись». Но Леокадия не желала совершенствоваться.
А Марфа все шла вперед. Она даже стала во многом сильнее матери, вот только исполнить волю родительницы в отношении сестры не сумела…
Перед смертью мама позвала к своей кровати дочерей и сказала:
– За Марфу я спокойна. А вот о Леокадии душа болит. Нет в тебе, дочка, стержня. Ты способна как к хорошему, так и к плохому, куда тебя позовут, туда и завернешь. Слабая очень, да и капризная, своим желаниям потакаешь, они тобой управляют. Лучше в монастырь иди. Пообещай, что выполнишь материнский наказ.
– Хорошо, – закивала Лёка.
– На иконе поклянись, – велела мать.
Леокадия сняла со стены образ и поклялась.
– Ступай, – приказала ей мать. – А ты, Марфа, останься, есть разговор.
Когда Лёка выскользнула за дверь, мама прошептала:
– Марфа, ты за нее отвечаешь. Наделает ведь глупостей, наломает дров. Ох, есть у меня нехорошее предчувствие… Леокадии необходимо идти в обитель, там ее удержат от разрушительных поступков. Иначе беда, люди по ее вине погибнут, не спастись ее душе.
Марфа заверила мать, что исполнит ее волю. После похорон Леокадия подошла к сестре и спросила:
– Как деньги делить будем?
– Ты о чем? – поразилась Марфа.
– Зачем меня маменька из комнаты выгнала? – прищурилась Лёка. – Тебе про захоронку сообщила!
– Все богатство на виду. – Марфа обвела рукой комнату. – Гляди: книги, мебель да посуда.
– Теперь нас двое осталось, – напомнила Лёка, – некрасиво одной себе деньги грабастать.
– Можешь весь дом по камню разобрать, все равно ни копейки не найдешь, – воскликнула Марфа.
– Врешь, – не успокаивалась Лёка. – О чем тогда вы шептались, если не о захоронке?
– Мама велела за тобой приглядеть, – призналась Марфа, – просила напомнить тебе об обещании уйти в монастырь.
– Нет, – фыркнула Леокадия, – я в город уеду.
– Ты на иконе поклялась!
– И чего? Теперь сгнить тут? – скривилась Лёка. – У нас даже радио нет! Короче, забирай себе дом, мебель, козу, корову, книги, а мне выдай деньги.
Всю ночь сестры спорили, а к утру разругались окончательно. Лёка, наплевав на волю покойной матери, продала корову и с вырученными деньгами отправилась в Москву. Марфа осталась лечить людей в родной деревне.
Последующие годы от Лёки не было ни слуху ни духу. Она не писала сестре, не навещала ее – пропала в столице, словно утонула. Но Марфа чувствовала: Леокадия жива, и молилась за ее душу.
Однажды ночью Марфе приснился сон. Она открывает дверь, а на пороге стоит Лёка с маленькой девочкой. Сестра протягивает ребенка Марфе, пытается что-то сказать, но не может, с ее рук на землю падают капли крови. Лёка вся перепачкана ею, и от нее ужасно пахнет – так воняет разлагающаяся под полом крыса.
Через неделю, часов около девяти вечера (по деревенским понятиям, уже ночью) в избу постучали. Марфа распахнула дверь и невольно отшатнулась. На пороге стояла Лёка, одетая в красивое демисезонное пальто и кокетливую вязаную шапочку. За ее правую руку держалась маленькая девочка.
– Привет, – весело сказала сестра. – Пустишь? Мы погостить приехали.
В первую секунду Марфа отшатнулась, потом невольно посмотрела на пол у ног сестры. Естественно, никаких кровавых следов не было, и пахло от Леокадии духами.
– Входите, – посторонилась Марфа. – Как девочку зовут?
– Эй, – Лёка дернула ребенка, – не молчи, разинь рот!
Ребенок потупил глаза.
– Вот, послано мне несчастье! – обозлилась Лёка. – Дуру из себя корчит. Немедленно ответь тете, как твое имя?
Девочка стиснула губы.
– Змееныш, – прошипела Лёка и отвесила дочери оплеуху.
Голова малышки качнулась на тонкой шейке, крошка не удержалась на ногах и стукнулась лбом о стену. Очевидно, ребенок привык к такому поведению мамы, никаких воплей девочка не издала, она просто потерла рукой место ушиба.
– Маргаритой она записана, – зло сказала Леокадия. – Вся в отца пошла. Тот тоже с норовом, сволочь!
За чаем Лёка рассказала сестре свою историю.
Жизнь ее сложилась не очень счастливо. Леокадия устроилась в Москве, вышла замуж, родила девочку. Муж попался хамоватый, жили вместе с его матерью, очень капризной бабой. В конце концов Леокадия не выдержала и развелась, и свекровь выставила бывшую невестку за дверь. Лёка решила не сдаваться и обратилась в суд, но там ей объяснили, что делится только имущество, совместно нажитое супругами в браке. Леокадия же пришла в квартиру, которая была приобретена задолго до ее знакомства с мужем, и официально жилплощадь принадлежит свекрови. Впрочем, и при таком раскладе Лёка с дочерью могла бы претендовать на часть жилья, но оказалось, что хитрая тетка прописала жену сына без права на площадь. В общем, ступайте вон, пожалуйста.
