Глава 2

На следующее утро Макс, благоухая лосьоном после бритья, сел на кровать возле меня.

– Ламповецкий, пора вставать. Ты еще злишься?

– Да, – пробормотала я, пытаясь спихнуть с макушки задницу Фиры.

Она обожает спать у меня на голове, и ничего с этой ее привычкой поделать невозможно. Вечером Фира деликатно устраивается в самом дальнем углу постели и, старательно демонстрируя беспредельную собачью скромность, даже не пытается подобраться к подушкам. И вот парадокс, я отлично знаю, что наглее Фиры могут быть лишь бандерлоги, да и то не все, но почему-то думаю: «Наконец-то псинка поняла, что не стоит превращать в лежанку темечко хозяйки», – и благополучно засыпаю. Но каждое утро, открыв глаза, вижу собачий хвост, свисающий на мой лоб. Впрочем, иногда это бывают задние лапы.

Вот Муся другая, та просто и откровенно плюхается мне на живот и издает недовольный скрип, когда я пытаюсь переменить позу.

Послышался тихий смех. Тяжесть, давившая на голову, исчезла.

– Не думал, что ты побежишь в супермаркет, – улыбнулся Макс, держа в руках Фиру.

Я закрыла глаза и старательно засопела. Макс продолжил:

– Виноват. Больше никогда так шутить не буду. Готов искупить свою вину.

Мне стало интересно.

– Как?

Муж стащил с моего живота Мусю и принялся размышлять вслух:

– Натуральные шубы ты не носишь, предпочитаешь манто из синтетики… К драгоценностям равнодушна… И кататься по заграницам не особая охотница… Короче, моя жизнь очень тяжела, другим мужикам легче: купил шубу из норки – и прощен.

– Другие не устраивают тупых розыгрышей, – отчеканила я. – Мне теперь в «Территорию еды» нельзя сунуться.

– Может, это и к лучшему? – еще шире заулыбался Макс. – Там цены очень завышены и продукты не самого лучшего качества. Ну, пожалуйста, не дуйся! Кстати, мне нужна твоя помощь в одном деле.

Я села и замоталась в одеяло.

– Рассказывай!

Макс начал излагать историю.

…Десять лет назад в автомобильной аварии погиб пятнадцатилетний Олег Волков. Как ни прискорбно это звучит, но кончина его была ожидаемой. Подросток чуть ли не с первого класса употреблял наркотики и в своем юном возрасте был совершенно больным человеком. Принято считать, что к таблеткам и уколам молодых людей подталкивает одиночество, желание сделать больно равнодушным родителям или привлечь к себе их внимание. Но Олег был третьим, младшим, ребенком в очень благополучной семье. Его отец-врач и мать-актриса – образцовая пара, о которой не смогли раскопать ничего дурного даже трудолюбивые папарацци из «Желтухи». У Олега имелись старший брат Николай и сестра Женечка, беспроблемные дети, радость родителей.

Федор и его невеста Марина отправились в загс, будучи студентами первого курса. Помогать деньгами никто молодоженам не собирался. Позже родители Федора, тронутые тем, что сын назвал первого отпрыска именем отца, купили им однокомнатную квартиру, но, вручая ключи, Волков-старший произнес:

– Это все, что я могу, более на дотации не рассчитывай. Хватило ума в восемнадцать лет ярмо на шею повесить? Тащи его сам. Ты должен отвечать за свою семью.

Вскоре на свет появилась Женечка. Голова Федора всегда была занята тем, где достать денег. Молодой отец хватался за любую работу, но, как он ни старался, за три-четыре дня до получки Марина шла к соседям просить в долг. И все же детство Николеньки и его младшей сестры нельзя назвать ни нищим, ни голодным. У детей была добротная одежда, в холодильнике всегда стоял суп, им вполне хватало игрушек. Но! Шоколадные конфеты и пирожные Волковы могли себе позволить лишь по праздникам. Новая кукла или машинка доставались их детям исключительно в день рождения и на Новый год, а Женечке, несмотря на то что она была девочкой, приходилось донашивать за Колей брючки и рубашки. Олег родился, когда старшие ребята уже подросли. Он никогда не ходил в обносках, и ему всегда доставался самый сладкий кусочек.

– Я уже взрослый, – говорил школьник Николай, когда мама клала ему в портфель яблоко, – отдай лучше мелкому.

– Мне куклы надоели, – вторила ему Женечка, – лучше купите Олежке железную дорогу.

Младшего мальчика в семье обожали. С ранних лет его обучали иностранным языкам, музыке, водили на спортивные занятия. Ни Коля, ни Женечка ни разу не обидели брата. Более того, покрывали его мелкие шалости, разрешали ему присутствовать на своих вечеринках, брали в компании. Спрашивается, почему Олега потянуло к маргиналам? Ответа на вопрос нет. В восемь лет Олежек удрал из дома, и через неделю его обнаружили на вокзале среди беспризорников – грязного, вшивого, но невероятно счастливого. С тех пор побеги стали регулярными. Младшего Волкова ловили по всей стране, возвращали в семью, а он, отъевшись, удирал снова.

Через какое-то время Федор понял, что сын стал наркоманом, и попытался его вылечить. Нет смысла пересказывать, как врач и актриса боролись за своего ребенка, как их старшие дети пытались помочь брату. Все усилия оказались тщетными, и врачи утверждали, что Олег никогда не сможет вести нормальную жизнь. Но Федор не сдавался. И наконец договорился с каким-то целителем из Бурятии, тот удачно реабилитировал наркозависимых людей.

За пару дней до отлета к знахарю Волкову позвонили из дорожной полиции с сообщением об аварии. Когда отец примчался к месту катастрофы, Олег был уже мертв, оставалось лишь ждать, что покореженный автомобиль разрежет на части вызванная служба спасения, чтобы достать его тело. Однако Федор ухитрился заглянуть в разбитые «Жигули». Он убедился, что Олег не дышит, и, к своему удивлению, увидел в салоне раненую девочку примерно его возраста. Судя по одежде и внешнему виду, та была проституткой.

На следующий день Волкова вызвали к следователю, который, представившись Борисом Николаевичем, сообщил, что в крови Олега обнаружен коктейль из разных препаратов. Федору пришлось сообщить дознавателю о пристрастии сына к наркотикам.

– Подспудно я давно ожидал смерти сына, – признался он. – Кстати, не знал, что Олег научился водить машину, прав у него не было.

– Понимаю, – кивнул Борис Николаевич. – Дети часто способны на такое, о чем родители и не подозревают.

– Что с девочкой? – поинтересовался Федор. – Ее родители в курсе происшествия?

Следователь понял тревогу в голосе Волкова по-своему:

– Сомневаюсь, что они выдвинут против вас судебный иск. Эмилия, похоже, работала на улице. Она пока ничего сказать не может, не назвала ни имени, ни фамилии, ни адреса, по которому проживает. Пострадавшая ничего не помнит.

– Но откуда тогда вы узнали ее имя? – удивился Федор.

И услышал в ответ:

– На шее у девочки висел медальон, на нем выгравировано: «Эмилия».

– Вот как… значит, мне не показалось… – пробормотал Волков. – Но бедняжка выглядела совсем юной, вероятно, она одногодка Олега.

Борис Николаевич поморщился.

– Неужели вы никогда не слышали о детях, торгующих своим телом?

– Что с ней будет? – не успокаивался Волков.

Дознаватель развел руками.

– Если она выздоровеет, в приют ее не поместят – Эмилия уже взрослая. И навряд ли найдется семья, готовая принять такого ребенка. Скорее всего девочка опять очутится в лапах сутенера. Но если сбудутся самые мрачные прогнозы врачей и Эмилия окажется прикованной к инвалидной коляске, тогда ее отправят в интернат для престарелых.

Федора передернуло.

– Какой ужас!

– Такова жизнь, – произнес Борис Николаевич.

Волков решил помочь Эмилии. Сначала он привел к пострадавшей отличных врачей, потом забрал девочку к себе.

После катастрофы прошло десять лет. Сейчас Эмми уже ходит, правда, она слегка хромает и быстро устает.

Федор Николаевич стал активным борцом с наркоманией. На свои деньги он построил клинику, где бесплатно лечит подростков, страдающих от героиновой, кокаиновой и прочих наркотических зависимостей. Кроме того, доктор Волков написал книгу, в которой предельно честно рассказал о том, какие эмоции испытывал, пытаясь вылечить своего сына Олега. Она стала бестселлером, ее постоянно переиздают. Врач регулярно дает интервью журналистам, он частый гость разных телеэфиров. Короче говоря, Волков сделал смыслом своей жизни борьбу с разного рода дурью.

Откуда у него средства на содержание бесплатной больницы?

Федор Николаевич еще владеет другой клиникой, где избавляют от наркомании, анорексии и булимии детей богатых людей. Вот там лечение стоит очень даже немалых денег. Два заведения – словно сообщающиеся сосуды, из одного денежный поток выливается, в другой вливается.

Николай и Евгения Волковы активно поддерживают отца, работают вместе с ним. Даже Эмилия втянута в милосердную работу – девушка, оказавшаяся рукодельницей, вяжет для пациентов симпатичные игрушки. Милых зайчиков, мишек, ежиков и слоников, одетых в пижамки, стоит только положить под подушку, и пациентам гарантирован крепкий сон. Изделия Эмми пользуются огромным успехом у клиентов обеих клиник. Мастерица охотно рассказывает, что набивает своих зверушек сушеными травами. Там лаванда, пустырник, мята и прочее. Смеси составляет Женечка, компонентов много, и для всех подбирают разный состав…

– Просто идиллия, – пробормотала я, выслушав мужа.

Макс кивнул.

– Получается так. Но учти, я пересказал тебе информацию, которая растиражирована СМИ. Сам я с Волковыми не встречался, что у них творится в семье, не знаю. Но даже представители желтой прессы не пишут гадостей о Федоре Николаевиче и его ближайшем окружении.

Фира с Мусей вдруг залаяли и бросились в коридор.

– Ну каким образом мопсихи всегда чуют приближение гостя до того, как тот остановится у нашей двери? – удивился Макс.

По квартире полетела звонкая трель. Муж встал и пояснил:

– Это Андрей Пасынков, он тебе сейчас все объяснит. Пойду открою.

Макс отправился в прихожую, а я быстренько сбегала в ванную, привела себя в порядок и вошла в гостиную, где увидела высокого и слишком худого мужчину в джинсах, голубой рубашке и жилетке из денима, щедро утыканной сверкающими кнопками. Длинные ярко-рыжие волосы, стянутые в хвост, дополняли образ. Мне лицо посетителя почему-то показалось смутно знакомым.

Некоторое время ушло на светские церемонии: здравствуйте, рада знакомству, не желаете ли чаю или кофе. Потом Макс сказал гостю:

– Будет лучше, если ты сам введешь Лампу в суть дела.

Андрей потер ладонью лоб и вздохнул:

– Упустил я сына. Когда Митька рос, я носился по гастролям, бабло рубил. Если жена начинала ныть, что меня никогда дома нет, я ей в ответ всегда говорил: «Сяду в квартире, тебе придется распрощаться со своей привычкой шастать по магазинам и хватать все без разбору».

Конечно, я Анжелу с Митей хорошо обеспечивал. Наше «Кладбище» разве что из утюгов тогда не кричало, у нас по шестьдесят-семьдесят концертов в месяц выходило. До сих пор удивляюсь, как мы не сдохли. Хотя понятно, молодые, выносливые кони были.

– Группа «Кладбище»! – подпрыгнула я. – Вы Андрей-Могильщик!

– Знаете меня? – смутился гость.

– Жена по образованию музыкант, – мигом похвастался Макс, – закончила Московскую консерваторию по классу арфы, играла в симфоническом оркестре.

– Скорее мучилась там, – улыбнулась я. И пояснила: – Исполняла волю матери, которая мечтала видеть свою дочь на сцене. Я пару раз ходила на ваши выступления, была в Лужниках, когда толпа фанатов, прорвав цепь охраны, влетела на сцену и раздела исполнителей догола. Обезумевшие зрители разодрали на кусочки одежду кумиров. Извините, что сразу вас не узнала, ведь на сцене Могильщик представал весь в пирсинге, цепях, кольцах, браслетах, наколках. А сейчас вы без татушек, только волосы такие же.

Пасынков оперся локтями о колени.

– Я, конечно, дурак был еще тот. Столько глупостей навалял! Странно, что жив остался. Но кой-чего делать не стал, например, не набил настоящие тату. И не потому, что гепатита испугался или подумал, будто в старости идиотом выглядеть буду. Представляете себе деда в черепах, чертях и прочей дребедени на коже? Нет, не поэтому. Просто я боли боюсь. Все наши были прямо синие от картинок, а мне их хной рисовали, чтобы от других членов коллектива не отличался. Ну, а болты с гвоздями я из ушей, бровей и носа вынул, надоели они мне.

– Понятно, – кивнула я.

Андрей потер затылок.

– Анжелке через пару лет после свадьбы обрыдло вдовой при живом муже существовать, она Митьку схватила и удрала. Я обрадовался: семья мне казалась обузой, Анжелка – занудой, сын – пискуном противным. Придешь домой, а супруга шипит: «Не кури, тут ребенок. Не греми, тут ребенок. Не включай музыку, тут ребенок. Не зови приятелей, тут ребенок». Я себя в родном доме хуже, чем в тюрьме, ощущал. И когда супруга смылась, на радостях такую вечеринку устроил! Под капельницу попал через три дня бесперебойной гулянки…

Я уселась поудобнее, слушая рассказ гостя.