12
– Ну вот, вроде и все! – устало вздохнула Екатерина Ильинична. – Трудный день закончился, слава богу, и все по домам разошлись. Проводили мы Тимофея в последний путь, как положено. Царствие ему небесное да земля пухом. Мне кажется, что все было очень прилично. Думаю, что в обиде он на нас не будет.
– Да, все было организовано просто замечательно, – согласилась Олеся. – Такие все дружные, у меня прямо слезы наворачивались, когда я на все это смотрела. Ваш поселок действительно необычный, и люди здесь необычные.
– Да обычные здесь люди, как и везде, просто мы умеем чтить свои традиции, вот и весь секрет, – улыбнулась Екатерина Ильинична. – Я уж тебе рассказывала об этом сегодня утром.
– Да, рассказывали, – кивнула Олеся. – Только что толку в словах, когда они не подтверждены делом? Вот сегодня я все увидела своими собственными глазами и убедилась – все, что вы мне говорили, – истинная правда.
– Ты сомневалась в моих словах?
– Нет, что вы, Екатерина Ильинична? – замахала Олеся руками. – Как вам такое в голову могло прийти?! Я лишь хотела сказать, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Сегодня я увидела все, о чем вы мне рассказывали, и меня это потрясло до глубины души. Я так благодарна вам и всем этим людям, что у меня даже слов таких не найдется, чтобы выразить, что я чувствую.
– Я очень рада, что ты довольна. Дай бог, чтобы и Тимофей остался доволен, – вздохнула женщина. – Я постаралась, чтобы все было так, как он наказывал. Теперь он там встретится со своей Ведой и наконец-то будет по-настоящему счастливым. Надеюсь, что Тимофей действительно будет там счастлив, он был очень хорошим человеком.
– Вы считаете, что после смерти действительно жизнь не заканчивается? – спросила Олеся. – И там что-то есть? – показала она глазами наверх.
– Кто же знает? Так говорят, – пожала плечами женщина. – А вот точно об этом мы узнаем только тогда, когда сами туда попадем, – грустно улыбнулась она. – Все там будем, только в разное время.
– Умирать, наверное, очень страшно, – передернулась Олеся. – Я даже представить себе не могу, что бы со мной было, если бы я знала день и час своей смерти. Представляете, день прошел, ложишься спать и считаешь – осталось столько-то дней, и меня не станет. Это так ужасно, правда?
– Для кого как, – неопределенно ответила Екатерина Ильинична. – Я, например, точно знаю, что Тимофею не было страшно, даже наоборот, он с большим нетерпением ждал этого дня и очень часто говорил со мной об этом. Он действительно хотел побыстрее умереть. Да это в общем-то немудрено, ему было девяносто лет, и он устал от жизни.
– Как странно! Разве можно устать от жизни?!
– А вот как самой сто лет стукнет, тогда и узнаешь, можно устать от жизни или нет, – засмеялась Екатерина Ильинична.
– Я столько никогда не проживу, – улыбнулась в ответ Олеся.
– Как знать? Как знать? – пожала плечами женщина. – Не забывай из какого ты рода. А кстати, ты знаешь, что твоя прабабка вела дневник почти до самой смерти?
– Да, я его видела, – кивнула Олеся. – Он в той шкатулке лежал, которую мне Тимофей передал.
– Ты его прочитала?
– Нет, еще не прочитала, – призналась Олеся. – Мне очень стыдно, что я не сделала этого сразу, но вчера я столько всего узнала, что, если бы еще и эту информацию в свою голову запихнула, моя голова бы просто не выдержала. Я хотела сегодня заняться прочтением дневника, да вот не получилось, по понятным причинам. Может быть, завтра? Хотя нет, завтра я не буду этого делать, хочу прочитать дневник в спокойной обстановке и с хорошим настроением. Не думаю, что завтра оно войдет в норму. Немного отдохну, вот тогда и буду читать.
– Наверное, ты права, такие вещи нужно читать в хорошем настроении, – согласилась Екатерина Ильинична. – Я не знаю, что там написано, но мне кажется, что ты найдешь очень много для себя интересного.
– Я тоже на это надеюсь, – улыбнулась Олеся. – Кстати, он такой толстый, что, боюсь, за один день его прочитать не получится. Минимум дня три понадобится.
– А кто тебя торопит, девочка? – улыбнулась Екатерина Ильинична. – Он теперь твой, и можешь его читать хоть по странице в день, хоть все сразу за день.
– И то верно, – согласилась Олеся. – Просто мне самой интересно, что там написано.
– Ну ладно, поздно уже, пойду я домой, что-то устала я сегодня, – проговорила Екатерина Ильинична, вставая из-за стола. – Наши женщины порядок в доме навели, посуду всю перемыли, тебе осталось только полы вымыть, но это уж завтра. Ты тоже спать ложись, вон, на тебе лица нет.
– Вряд ли я сейчас уснуть смогу, – нахмурилась Олеся. – А может, вы сегодня здесь ночевать останетесь?
– Зачем? Ты что, боишься?
– Не то чтобы боюсь, но как-то не очень уверенно себя чувствую, – откровенно призналась Олеся. – Наверное, потому, что я еще не привыкла, ведь место незнакомое, и я всего вторую ночь ночую в этом доме. Помимо этого, еще сегодня здесь был покойник... Мне не по себе, если честно, – передернулась она. – Не очень-то уютно в таком большом доме одной...
– Так ты же не одна здесь остаешься, а с Валентином, – напомнила Екатерина Ильинична. – Надеюсь, если что, он не даст тебя в обиду? Да в общем-то у нас здесь и бояться некого, в поселке всегда было спокойно и никаких происшествий не случалось.
– Тоже мне, защитника нашли! – фыркнула Олеся. – Все как раз наоборот, – если что, это мне придется Валю защищать. Он ведь как малый ребенок, совершенно беспомощный.
– А вот и напрасно ты так говоришь, ма шер, – как черт из табакерки, неожиданно появился молодой человек, причем... в лоскуты пьяный. – Когда надо, я очччень даже ре-шительный и не бес-беспомощный, а... а помощ... короче, мощный, – с трудом выговорил он. – Ик... ой, пардон, мадам, – извинился Валя, зажав рот рукой. – Я вас категорррически пррриветствую, – шаркнул он ножкой, склонив голову в сторону соседки. – Как поживает наш милый Бетховен? Передавайте ему от меня пламенный привет.
– Ну, Екатерина Ильинична, и как вам мой защитник? – со вздохом спросила Олеся, весело глядя на совершенно пьяного друга.
– Хорош, нечего сказать, – улыбнулась та.
– Да, я очччень хороший. Я не задира, не скандалист, и никогда... первым это самое... никогда. Но, если меня задеть... ооо, дамы и господаааа, лучше этого не делать. Я сумею устоять... постоять за себя. И тебя, ма шер, я защитить смогу, пусть только кто-нибудь... я ему... уууу, – погрозил он кому-то невидимому кулаком. – Пусть только попробуют тебя обидеть, я им... я тогда...
– Рада это слышать, – улыбнулась Олеся. – Я смотрю, на тебя местный воздух очень благотворно действует, Валюша. Прям таблетка для храбрости, а не воздух.
– Допустим, что воздух, и что? – с пафосом спросил молодой человек, выпятив грудь вперед, но тут же, не удержав равновесия, грохнулся на пол. – Ты права, ма шер, в-воздух здесь замечательный, ик... пардон, он одур... одурачивает... нет, не так... он одурманивает и опьяняет, вот так правильно.
– Оно и видно, до какой степени он опьяняет. И где же ты так надрался, Кадкин? – не выдержав, засмеялась Олеся. – Впервые вижу тебя в таком состоянии, ты же у нас практически не пьешь.
– Я и сам себя тоже... никогда... ооо, как в голове гудит. И все этот коварный Серж, как он меня надул... ик... о Господи, пардон, милые дамы. Я понимаю, что это моветон, но ничего не могу сделать, простите меня, – пьяно всхлипнул Валя. – Я больше так не буду, чес слово... ик, пардон.
– О каком коварном Серже ты говоришь? И как он тебя надул? – с интересом спросила Олеся.
– Серж? Ооо, ма шер, это тааакой мужчина, – хихикнул Валя, кокетливо закатив глазки. – Тааакой мужчина... настоящий полковник, я прям растерялся даже весь. У него целый сад маленьких домиков, а там пчелки, пчелки..., много пчелок. И у них в жопках настоящий мед, представляешь?! Или не в жопках, а где-то еще... ну это не столь важно. Серж все наливал – давай тяпнем, давай тяпнем, я и тяпал. Он говорил, что это слабая наливочка, медовуха, а на самом деле подливал мне само... самосад... нет самогон, и он тааакой крепкий, бррр, просто жуть....
– Зачем же ты пил, если жуть?
– А как же, ма шер? Мы поминали нашего лешего, Тимоху, я не мог отказаться... не имел права, так нельзя.... Мне так его жалко, так жалко, – пьяно всхлипнул Валя. – Я так скреблю... нет, скорблю по нем, как по родному папе, или дедушке, и даже прадедушке. Ах, ма шеррр... хрррр.
На последнем слове Валя свернулся на полу калачиком и практически мгновенно сладко захрапел, выписывая носом немыслимые рулады.
– Он что, уснул? – ахнула Олеся, с испугом посмотрев на Екатерину Ильиничну. – И что мне теперь с ним делать?
Женщина смотрела на молодого человека веселыми глазами, прикрывая ладошкой рот, чтобы неприлично не расхохотаться.
– Да уж, вот от кого не ожидала, так не ожидала, – сквозь смех проговорила она.
– А кто такой этот Серж? – спросила Олеся. – Про кого Валя сейчас говорил?
– Ну, я так понимаю, если речь шла о пчелках, значит, это Сережа Самошкин, – с улыбкой ответила Екатерина Ильинична. – Пасечник у нас в поселке только один. Хороший парень, но такой балагур и юморист, ему бы в цирке клоуном работать. Очень любит разыгрывать кого-нибудь, особенно новых людей, дачников, которые на лето сюда приезжают. Вот и над Валей, видно, решил подшутить, напоил бедолагу до бесчувствия.
– Ничего себе шуточки, так ведь и умереть недолго, – проворчала Олеся. – Разве так можно?
– Сергей – крестник твоей прабабки, между прочим.
– Правда? – удивилась девушка. – Значит, мы с ним вроде как родственники?
– Нет, совсем не в этом смысле крестник. В церкви его Веда не крестила. Она его от смерти спасла, так вот он после этого ее матушкой стал называть. У него ведь своей матери нет, он в детском доме вырос, а потом в нашем поселке ему домик выделили. Домик – это, конечно, очень смело сказано, скорее сарайчик это был, с дырявой крышей. Но участок, правда, приличный к нему прилагался, аж двадцать соток, плюс целый гектар земли под огород. Потом, когда Сережа серьезным бизнесом занялся, построил себе уже более приличное жилье, а позже он уже настоящие хоромы выстроил, сейчас в трехэтажном особняке живет. У него несколько пасек своих имеются. Одна здесь, в поселке, а еще три в других местах, он для этого специально землю покупал, обрабатывал и садил там нужную культуру. Одна пасека у него среди гречишного поля стоит, другая среди клеверного. А для одной своей пасеки он даже специально каштановую рощу посадил, чтобы, значит, каштановый мед был. Заказал, и ему откуда-то привезли пятилетние деревья, которые уже плодоносят. Вот, теперь у него имеется каштановый мед, а главное, конечно, это каштановая перга. Дорогущая вещь, но пользуется огромным спросом.
– А что это такое, каштанова перга? – спросила Олеся. – Впервые слышу такое название.
– Ооо, это, считай, панацея от всех бед. Перга лечит очень многие заболевания, а для желудка это вообще находка. Правда, противная она, но ради здоровья потерпеть можно. Заказы на его мед, маточное молочко, пыльцу, соты да эту пергу уже загодя делают. Сначала, когда Сергей только начинал свой медовый бизнес, он сам все на рынок возил да продавал, а сейчас он с крупными фирмами работает. Они у него оптом все закупают и уже сами перепродают. Еще он пчелами лечить умеет, артриты там разные, радикулиты, ну и тому подобные заболевания. Его Веда этому научила. Вот такой у нас «сладкий» олигарх в поселке имеется. Одна с ним беда, никак женить его не можем, – засмеялась Екатерина Ильинична. – Сколько ни пробовали сватать, никто ему не по душе. Принцессу, наверное, ждет.
– А как его Веда от смерти-то спасла? Что с ним было? – спросила Олеся, с интересом слушая рассказ женщины.
– В нашем поселке Сереже жилье выделили, когда ему восемнадцать лет исполнилось. Совершеннолетний, значит, пора уходить из детдома во взрослую жизнь. Через полгода ему повестка из военкомата пришла, в армию, мол, пора, готовься, парень. Начал он медкомиссию проходить, и там вдруг обнаруживается, что у него заболевание крови. Положили в больницу, а через месяц домой отправили – умирать. Время тогда неспокойное было, девяносто третий год, в стране самая неразбериха, и без денег ты, знамо дело, никому не нужен, чтобы тебя лечить. А какие у мальчишки деньги, когда даже родственников ни единой души? В поселке начали деньги для него собирать, кто сколько может, вот Веда и узнала про это. Сама пришла к парню... а через полгода анализы показали, что он совершенно здоров. Вот так и стал Сережа крестником твоей прабабке. Она ему подсказала насчет того, чтобы пасеку завести, мол, он в этом деле преуспеет, как ни в каком другом. Потом она научила его лечить разные болезни с помощью пчел. Сейчас Сергей у нас в поселке считается очень зажиточным, молодым купцом, да еще и целителем, – засмеялась Екатерина Ильинична. – Он ведь три года назад даже в медицинский институт поступил, чтобы, значит, диплом иметь и заниматься лечением на законных основаниях. Он очень хороший парень, с большой и доброй душой. Для детского дома, где сам вырос, можно сказать, родным отцом стал. Постоянно помогает и с ремонтами, и с мебелью, недавно купил туда три телевизора, четыре компьютера и десять велосипедов. На все праздники отвозит туда гостинцы да игрушки для ребят. Знает, каково им там приходится, потому что на своей шкуре испытал, вот и старается помочь, чем может. Ребята его просто боготворят, некоторые, кто постарше, часто к нему сюда приезжают.
– Меценат, значит? – улыбнулась Олеся. – Это очень хорошо, значит, действительно добрый.
– Да, этого у Сережи не отнять. Вот если бы еще он немного посерьезнее был, цены бы ему не было, – засмеялась Екатерина Ильинична. – Хорошо, что ему в жизни посчастливилось с твоей прабабкой встретиться, а то бы давно и в живых не было такого хорошего человека.
– Чудеса, – прошептала Олеся. – Неужели Веда действительно его вылечила от страшного заболевания крови? Я не могу в это поверить.
– Верить или не верить имеет право каждый, только еще в Писании написано – «Да по вере твоей воздастся тебе». В любом лечении главенствующую роль играет именно вера, так твоя прабабка всегда говорила, прежде чем взяться за исцеление какого-нибудь заболевания. Ведь прежде чем начать лечить, она очень долго с человеком говорила и никогда не бралась за исцеление, если тот ей не верил. Только таких мало было, ей доверяли практически все. А знаешь почему?
– Почему?
– Вот ты кому быстрее поверишь, тому, кто о своих «сверхспособностях» на каждом углу трубит, в газетах рекламируется да денег мешок за свои сеансы просит? Или тому, кто о себе вообще не говорит и за исцеление не берет ни копейки?
– Ну, что же здесь думать? Естественно, второй вариант.
– Вот и прабабке твоей люди верили безгранично, поэтому и быстро выздоравливали. К ней ведь аж из других городов приезжали, земля слухом полнится.
– А почему же тогда ее в вашем поселке боялись?
– Так ведь плохих людей везде хватает, и она их за версту чуяла и к себе не подпускала. Вот такие про нее всякие небылицы и распускали, что, мол, ведьма она, своими собственными глазами видели, как свиньей оборачивалась да на кладбище бегала.
– Свиньей? – засмеялась Олеся. – Надо же такое придумать! И люди верили этому бреду?
– Ты не забывай, что время тогда было соответственное, двадцатые годы. Люди здесь жили темные, поэтому в нечистую силу всегда верили. Вот так, с тех самых пор, из уст в уста, из поколения в поколение и пошло, и до наших дней добралось. Мол, в нашем поселке что ни на есть самая настоящая ведьма живет, и дорогу ей лучше не переходить. Только близкие ей люди и знали, какова Веда на самом деле. Ой, деточка, заговорились мы с тобой, а Валентин на полу лежит, – спохватилась Екатерина Ильинична. – Давай мы его на кровать перенесем.
– А мне тогда где спать?
– В другой комнате можешь лечь, а если не хочешь, так можно ко мне пойти, – предложила Екатерина Ильинична.
– Спасибо, но я не могу оставить Валю одного в таком состоянии.
– Тоже верно, ему среди ночи может стать плохо. А знаешь что? Я в ваш сад своего Цезаря запущу, вот пусть он вас и охраняет.
– А он останется здесь? Не убежит обратно домой?
– Не убежит, он часто здесь оставался, с Тимофеем, когда я к дочке в город уезжала, поэтому привычный. Ему что этот дом, что свой – одинаково.
– Тогда ладно, – согласилась Олеся. – Пусть по саду бегает, мне так спокойней будет. Что с этим-то «алкоголиком» будем делать? – кивнула она на Валю, свернувшегося на полу калачиком.
– Бери его за плечи, ну а я за ноги возьмусь, понесем на кровать.
– А вам не тяжело будет? – забеспокоилась Олеся.
– Да что ж тут тяжелого? В нем небось меньше, чем в мешке картошки будет, с божьей помощью как-нибудь донесем. Давай, хватай его за плечи, – распорядилась женщина, берясь за ноги Валентина. – Вот так, мы его сейчас потихоньку до места и доставим.
– Нет, вы только подумайте, наклюкался, как поросенок, – ворчала Олеся, пыхтя под тяжестью ноши. – Я его с детства знаю и никогда не видела, чтобы он так напивался. Да он практически вообще спиртное не употребляет, только по праздникам. Да и то пара рюмок ликера или сухого вина – это его предел. Ну, еще на Новый год бокал шампанского может себе позволить.
– Ну что ж, все случается когда-нибудь впервые. Как говорится – и на старуху бывает проруха, – засмеялась Екатерина Ильинична.
– Но не до такой же свинской степени? Вроде худой как щепка, а тяжелый, зараза такая! – выругалась Олеся.
– Клади его вот сюда, и подушку подложи под голову. На всякий случай тазик из кухни принеси, – велела Екатерина Ильинична.
– Ага, я сейчас, – кивнула Олеся и побежала к двери. – Ой, а тазик-то зачем? – резко остановилась она.
– Когда человек непривычный к такому количеству спиртного, его обязательно тошнить будет, как проснется, – объяснила Екатерина Ильинична. – Ты ему еще графин с водой на тумбочку поставь и добавь туда немного нашатырного спирта.
– А спирт зачем? – еще больше удивилась девушка.
– Это для прочистки мозгов, – засмеялась женщина. – Ступай, ступай и делай, что говорю.
Как только Олеся выбежала за дверь, в нее тут же проскользнул кот Василий и, обследовав обстановку, прыгнул на кровать, где со всеми удобствами расположился Валя. Василий прошелся вдоль кровати пару раз и уселся на подушку, прямо над головой молодого человека.
– Ну что, Вася, пришел своего любимчика подлечить? – усмехнулась Екатерина Ильинична. – Давай, давай, врачуй его, а то завтра утром ему ой как плохо будет.
Буквально через пять минут вернулась Олеся, неся в руках алюминиевый тазик.
– Ой, его же, наверное, раздеть нужно? – спохватилась она. – Да и ботинки снять не помешает.
– Да, разуть и раздеть его нужно обязательно, ночи сейчас душные, а ему и без того плохо будет, – согласилась с девушкой Екатерина Ильинична. – Да и брюки жалко, помнутся. Еще испачкать может, если тошнить начнет, а они дорогие небось?!
– Да уж, это точно, дешевые вещи наш Валя не приемлет, – кивнула головой Олеся. – Он у нас настоящий пижон. Как он сам о себе говорит – утонченная натура, знающая толк в моде, – поэтому одевается только в брендовых бутиках, – засмеялась она.
– Мне этих слов не понять, но смысл до меня доходит, – улыбнулась женщина. – Ты давай-ка, не стой, раздевай его пока, а я пойду на кухню, принесу графин с водой.
– Ой, а я про него совсем забыла. Вы тогда и спирт сами в воду налейте, а то я не знаю, сколько нужно. Василий, ты что здесь делаешь? А ну-ка брысь отсюда, – прикрикнула Олеся на кота, пытаясь согнать его с подушки.
– Несколько капель нашатыря будет достаточно, аптечка тоже как раз на кухне, надеюсь, что он там есть, – ответила Екатерина Ильинична, направляясь к двери. – А Василия ты не трогай, пусть он рядом с твоим другом сидит, он у нас тоже целитель. Ты раздевай парня-то, раздевай, – улыбнулась она, увидев, как у девушки удивленно раскрылся рот.
– Целитель? – прошептала Олеся, с ужасом посмотрев на кота. – Это что, шутка такая?
Ей никто не ответил, потому что Екатерина Ильинична уже вышла из комнаты, а Василий, к сожалению, пока не научился говорить.