10

– Нет, я так больше не могу! Я больше просто не выдержу таких нервных потрясений, – осипшим от волнения голосом надрывался Валя, торпедой влетая в спальню к подруге. – Леся, немедленно вставай, иначе я за себя не ручаюсь.

– Зачем же так кричать? Я легла в три часа ночи, а уснула вообще только в шестом часу утра, – проворчала та, с трудом продирая сонные глаза. – В чем дело? Что еще у тебя случилось?

– Ты у меня спрашиваешь, что случилось? – возмущенно пропыхтел молодой человек. – Это я у тебя должен спросить, что происходит в этом доме! Если мне не изменяет память, он теперь твой, кажется? И это ты меня сюда притащила.

– Господи, как же ты любишь напустить туману! – пробормотала Олеся, ничего не понимая и снова бухаясь носом в подушку. – Если тебе захотелось почесать языком, приходи через пару часов, я ужас как спать хочу.

– Нет, вы только посмотрите на нее, люди добрые, спать она, видите ли, хочет! – от души возмутился Валентин. – Вставай немедленно!

– Зачем?

– Затем!

– А поконкретнее никак нельзя?

– Прогуляйся до гостиной, там тебе и будет все конкретно, – взвился Валентин. – Нет, с меня достаточно! Я не могу переживать стресс за стрессом, не рискуя при этом своим драгоценным здоровьем. Спать она, видите ли, хочет! Какая возмутительная беспечность!

– Да что произошло-то, ты мне можешь нормальным языком объяснить? – прикрикнула на друга Олеся, с раздражением приподнимаясь с подушки.

– Нормальным, да? Нормальным, да? Да как я могу говорить нормально, когда в этом доме кошмар что творится? Как я могу вообще все это выносить? Я такой ранимый, такой... Нет, ты мне скажи на милость, дорогая моя, как можно... у меня просто слов не хватает....

– Не хватает, тогда вали отсюда, Валюша, обратно в сад, и не мешай мне спать.

– Ах так, да? Я ей хотел... а она... Вот так ты со мной, со своим, можно сказать, единственным и неповторимым другом? – возмущенно вскричал он. – Все, мне плохо, у меня головокружение, теснение в груди, и сейчас у меня будет сердечный приступ прямо на этом самом месте, – закатил он глаза. – И пусть тебя замучают угрызения совести, если я умру таким молодым и красивым. И пусть....

– Нет, ты не Кадушкин, ты настоящий Погремушкин! Сейчас же прекрати этот цирк! – раздраженно рявкнула Олеся. – Что за представление ты мне здесь устраиваешь, клоун недоделанный? Или немедленно говори, что случилось, или мотай отсюда к той самой нехорошей маме!

– Не кричи на меня и не обзывайся! – решительно предупредил Валентин, для пущей убедительности погрозив пальцем. – Иначе вообще ничего не скажу.

– Хорошо, больше не буду, – вздохнула девушка. – Извини.

– Вот так-то лучше.

– Надеюсь, ты передумал умирать от сердечного приступа? – улыбнулась Олеся.

– Повременю немного.

– Я рада, а теперь говори!

– Ладно, так и быть, слушай! – великодушно согласился Валентин. – Я сегодня, как «умная Маша», встал пораньше, оделся, привел себя в должный порядок и пошел немного прогуляться по саду. Ну, сама понимаешь, чтобы аппетит нагулять, осмотреться немного, прикинуть, сколько тебе соток землицы обломилось. Ой, слушай, там такой прикольный домик стоит, на теремок похож, весь деревянный, просто прелесть, я...

– Валя, прекрати резину тянуть, – перебила его Олеся. – Говори по существу.

– Ну вот, хотел ей рассказать про ее собственность, а она...

– Валя...

– Возвращаюсь я, значит, с прогулки в распрекрасном настроении, хоть песни пой. С букетом полевых цветочков, заряженный чистым воздухом, умытый утренней росой, обсушенный ласковым ветерочком, согретый теплым солнышком...

– Я тебя сейчас прибью, закопаю в саду, откуда ты вернулся, засушенный ветерочком, и клянусь, нисколечко об этом не пожалею, – выразительно прошипела Олеся, уже начиная выходить из себя. – Ты что, Кадушкин, решил надо мной поиздеваться?

– Господи, ма шер, что ты такое говоришь? У меня даже в мыслях такого не было, – воскликнул тот. – Травка зеленая, воздух упоительный, вот и навевает. Ты же знаешь, что в душе я всегда был непонятым поэтом, и сейчас просто стараюсь успокоить свою вконец расшатавшуюся нервную систему, потому что она...

– А еще короче?

– Да куда уж короче-то? Захожу в гостиную, а там прямо посередине стол стоит... с гробом, – истерично выкрикнул Валентин петушиным фальцетом. – Вот тебе и короче, блин.

– С каким гробом? – вытаращилась Олеся.

– Я так предполагаю, что деревянным, – ехидно прищурился Валя. – И крышечка аккуратненько так к стеночке присланутая стоит... прислонетая... в общем, об стенку облокотилась крышечка. Ты представляешь, какая вопиющая наглость?

– А что в гробу? Вернее, кто в гробу лежит?

– Никто не лежит, пустой он, – сердито буркнул Валя.

– Как пустой?

– А вот так, – развел молодой человек руками. – Подушечка там есть, с белыми кружавчиками, на ней венчик, что на лоб новопреставленному кладут, покрывало тоже имеется, а вот самого главного, для чего предназначаются гробы, то бишь самого покойника, – и нет.

– Ты, случайно, не бредишь?

– Если бы!

– Господи, Валя, я, кажется, поняла, в чем дело, – ахнула Олеся, проворно вскакивая с кровати. – Этот гроб Тимофей для себя приготовил.

– Тимофей? А зачем ему гроб? – растерянно спросил молодой человек, глупо хлопая глазами.

– Ты что, забыл? Ведь он уверен, что сегодня умрет. Где он сейчас? Ты его не видел?

– Ох, Матерь Божья, и правда забыл! Как же я мог об этом забыть? – хлопнул молодой человек себя по лбу. – Нет, не видел я его. Вот голова садовая, такой кипиш поднял, и все зазря!

– А у тебя всегда все не как у людей, – проворчала Олеся, торопливо натягивая на себя одежду. – Нужно быстрее найти Тимофея и убедить его, что это все бред собачий.

– А если нет? – с сомнением произнес Валя. – И мне кажется, что твое заявление про собаку, которая бредит, очень обидит старика и подорвет репутацию твоей прабабки.

– Моей прабабке уже полгода как наплевать на свою репутацию, – огрызнулась девушка. – У тебя расческа есть? Я, кажется, свою дома забыла, – роясь в сумке, добавила она.

– А как же? Конечно есть! В отличие от тебя, ма шер, я никогда ничего не забываю. Неужели ты думаешь, что я мог позволить себе поехать в такой дальний путь, не имея необходимых для себя вещей? Быть всегда в форме и хорошо выглядеть – это для меня дело чести, и как ты могла...

– Валя, очень тебя прошу, заткнись на минуточку и принеси мне расческу, – очень спокойно, но твердо произнесла Олеся. – И захвати, пожалуйста, зубную пасту, ее я тоже забыла.

– Ах, ма шер, какая же ты все-таки несобранная девочка! – вздохнул тот, направляясь к двери ленивой походкой. – Что бы ты без меня делала, интересно знать?

– А побыстрей шевелиться ты не можешь? – прикрикнула на друга Олеся. – Ты что, забыл про гостиную и что там стоит на столе? Хочешь, чтобы мы его застали уже не пустым, а...

Валентин не стал слушать дальше, и его буквально вынесло из комнаты со скоростью случайного порыва ветра.

Олеся присела к зеркалу и посмотрела на свое отражение.

– Господи, что происходит? – прошептала она. – За последние сутки столько всего произошло, и я столько всего узнала, что не укладывается в голове. Хочется проснуться и понять, что все было лишь во сне. Неужели... да нет, глупости все это. На кого же ты похожа, госпожа Лурье? Да, что правда, то правда – бессонная ночь и волнения в первую очередь сказываются на внешности любой женщины, – отметила девушка, разглядывая синие круги под глазами. – До трех часов ночи проговорили с Тимофеем, потом до пяти утра уснуть не могла, все мысли одолевали, и вот результат, как говорится, на лице. Нужно будет сегодня лечь пораньше, так нельзя. Ну, где же там Валентин-то с расческой? – проворчала она, приглаживая рукой непослушные пряди волос. – До чего же он медлительный! Только за смертью посылать.

Лишь через пятнадцать минут дверь осторожно открылась, и в комнату просочился Валентин, какой-то весь напуганный, настороженный и озадаченный. Отдавая девушке расческу, он прошептал:

– Леся, извини, что так задержался, но что-то мне нехорошо.

– Что опять случилось? – нахмурилась та.

– Там по дому какие-то странные люди ходят.

– Что еще за люди?

– Понятия не имею! Я когда расческу с пастой из своей сумки взял, заглянул в зеркало, чтобы посмотреть, как выгляжу, и уже собирался из комнаты выходить, и вдруг услышал, как кто-то разговаривает. Тихонько дверь приоткрыл, выглянул, смотрю, мимо двери два мужика прошли, и один из них в рясе поповской. Хотел я за ними посмотреть, вижу, а по коридору еще две старухи идут, все в черном. Ах, ма шер, ты не представляешь, как я перепугался. Они в сторону гостиной направлялись, а я, честно признаюсь, побоялся за ними пойти, чтобы посмотреть, что там происходит. Пошли вместе, мне что-то так страшно, так страшно... – закатил Валя глаза. – Аж жуть.

– Неужели мы опоздали? – упавшим голосом прошептала Олеся и посмотрела на Валю испуганными глазами. – Сколько сейчас времени?

– Десять тридцать утра.

– Валь, ну почему ты не разбудил меня раньше? – всхлипнула девушка. – Ну почему ты пошел на прогулку один?

– Я к тебе заглядывал, ты так сладко спала, – растерянно ответил тот. – А куда мы опоздали-то?

– Неужели ты ничего не понял, Валюша? – вскричала Олеся. – Тимофей умер!

– А может, еще нет? – глупо захлопал он глазами.

Олеся ничего не ответила, а начала медленно расчесывать свои волосы.

– Где ты умывался? – задала она совсем простой, но какой-то нелепый вопрос в данной ситуации.

– Я нашел рядом с кухней ванную комнату, там и умывался, – тихо ответил Валентин. – В доме, оказывается, есть водопровод. Удивительно, правда?

– Почему удивительно? – пожала Олеся плечами. – Двадцать первый век на дворе.

– Находясь в этом доме, я чувствую себя в девятнадцатом.

– Валь, ты представляешь, он сегодня ночью, когда я уже собралась уходить спать, подошел ко мне и поцеловал в лоб. Потом внимательно посмотрел на меня и говорит: «Будь счастлива, девочка, береги этот дом, он твоя защита от всех невзгод, бед и напастей. А мы с Ведой тоже тебя не оставим, всегда будем рядом, и будем за тобой присматривать».

– С того света, что ли? – вполне серьезно спросил Валя. – Только привидений нам здесь и не хватало, – простонал он, затравленно оглядываясь по сторонам. – Их присутствия мне не пережить даже ради клада, который я здесь собираюсь найти.

– Это он прощался со мной, представляешь? – продолжала говорить Олеся, совершенно не обращая внимания на стоны друга. – А я даже не подумала об этом, не придала значения его словам. Я бы ни за что не ушла спать, если бы.... Зачем я это сделала, Валя? – всхлипнула она. – Ну, почему я вчера не поверила?

Молодой человек сразу же встряхнулся и постарался взять себя в руки.

– Леся, дорогая моя, перестань себя винить, ты все равно ничего не смогла бы исправить, – ласково проговорил он, обнимая подругу за плечи. – Пойдем, я тебя сейчас провожу, чтобы ты смогла умыться, а потом... Мне кажется, что ты обязательно должна быть там... Или я сейчас снова что-то не то говорю?

– Все верно, ты абсолютно прав, пошли, – ответила девушка и, тряхнув головой, как бы избавляясь от неприятных мыслей, решительно направилась к двери.

Через пятнадцать минут после того, как Олеся привела себя в порядок, они направились в сторону гостиной и, еще не доходя до нее, услышали пение.

– Ты слышишь? – резко замер Валентин. – Что это?

– Похоже, мы действительно опоздали, это отпевание, – хмуро ответила Олеся и в нерешительности остановилась. – Я не могу туда войти.

– Почему?

– У меня нет черного платка.

– Зачем он тебе?

– Валя, ты хотя бы слышишь, что я тебе сказала? Там, в гостиной, сейчас отпевают покойного Тимофея.

– А может, это не отпевание, а что-нибудь другое? – нерешительно предположил тот.

– Нет, это заупокойная панихида. Когда бабушка умерла, ее тоже отпевали, только в церкви, и я очень хорошо это запомнила. Дедушка был против, но последняя воля умирающего – это закон, и он не посмел его нарушить. Что мне сейчас-то делать? Я должна быть там, и, если войду без черного платка, это никому не понравится.

– У меня в сумке лежит бандана, как раз черного цвета. Хочешь, принесу? – предложил Валентин.

– Валь, ты хоть соображаешь, что говоришь-то? – всплеснула руками девушка. – Хороша же я буду на заупокойной панихиде в бандане. Что обо мне потом люди скажут?

– Наверное, ты права. Там на ней черепа нарисованы, как-то не совсем к месту, – вздохнув, согласился он. – А что тогда делать?

– Ты иди один, найди там Екатерину Ильиничну и попроси, чтобы она вышла ко мне, – ответила Олеся. – У нее наверняка еще один платок найдется.

Валентин осторожно приблизился к дверям гостиной и заглянул в небольшую щелку. Он приподнялся на цыпочки, чтобы как следует разглядеть происходящее, и, как только разглядел, пулей вернулся к Олесе и, держась за сердце, выдохнул:

– Ой, я, кажется, сейчас сам умру, я в шоке!

– В чем дело? – нахмурилась девушка.

– Там какой-то чужой мужик лежит.

– Где?

– Где-где? В Караганде! В гробу, конечно, где же еще?

– Как это чужой мужик? – глупо улыбнулась Олеся. – Ты в своем уме?

– Я в своем уме, но мне кажется, что это совсем ненадолго, – прошептал Валя, подозрительно озираясь по сторонам. – Еще немного, и моя крыша обязательно поедет. Что здесь происходит, ты мне не можешь объяснить? Кто все эти люди и что за мужик лежит в нашем гробу?

– Ты Екатерину Ильиничну видел?

– А? Кого? Чего? – растерянно спросил Валентин, продолжая озираться по сторонам.

– Валя, успокойся, пожалуйста, и посмотри на меня, – тряхнула его за плечи Олеся. – Пойди и посмотри, там ли Екатерина Ильинична.

– Нет, я туда больше не пойду, – категорически отказался тот, интенсивно мотая головой. – Я сейчас лучше сяду в рейсовый автобус и спокойненько поеду в Москву. Приеду домой, выпью рюмашечку валерьяночки с валидольчиком, и весь этот бред как рукой снимет.

– Ты хочешь бросить меня здесь одну? – нахмурилась Олеся. – Хорош друг.

– Дружба дружбой, а... Лесь, я боюсь, – откровенно признался Валя.

– Кого ты боишься?

– Я не знаю, но все эти люди... они какие-то все странные и совсем не внушают мне доверия.

– Что в них странного? Может, по две головы или по четыре глаза? – усмехнулась Олеся. – То, что они все одеты в черное, это же нормально, здесь не свадьба сегодня, а похороны.

– Я все понимаю, но... Лесь, можно я пойду к себе в комнату?

– Пойдешь сразу же, как только выполнишь мою просьбу. А я всего лишь прошу заглянуть в дверь и посмотреть, там ли Екатерина Ильинична, – очень спокойно еще раз объяснила Олеся. – Ты понял, что я тебе сказала?

– Да!

– Тогда иди!

Валентин снова осторожно приблизился к двери, внимательно посмотрел на людей, которые стояли в гостиной, и увидел Екатерину Ильиничну.

– Слава тебе господи, она там, – радостно сообщил он Олесе. – Вон, у стеночки стоит, и тоже вся в черной одежде.

– Тихонько подойди к ней и скажи, чтобы она ко мне вышла.

– А может, ты сама?

– Валя, мы только что о чем с тобой говорили?

– О чем?

– О том, что я не могу туда войти без платка, – терпеливо объяснила девушка.

– А ты не можешь попросить кого-нибудь другого, я ведь тоже без платка?!

– Господи, и за что мне это наказание? – закатила Олеся глаза. – Ты хоть думаешь, что говоришь-то сейчас? Валь, проснись! Тебе-то зачем платок нужен?

– Ааа, ну да! В самом деле, зачем? – глупо хихикнул тот. – Извини, у меня, кажется, начались сбои в мыслительном процессе. Так перенервничал сегодня с утра, что никак в себя прийти не могу. Сначала гроб пустой, а сейчас все эти люди и какой-то посторонний мужик в этом гробу. Что происходит, как ты думаешь?

– Успокойся ты, ради бога, тебе наверняка показалось, что там какой-то чужой человек лежит. Откуда он мог взяться в этом доме?

– Откуда, откуда? – задумчиво пробормотал Валя, а потом снова вспылил: – Это ты у меня спрашиваешь? Понятия не имею, откуда он взялся в этом доме, но он там лежит.

– Иди уже, Валь! – попросила Олеся, с мольбой глядя на друга. – Мы у Екатерины Ильиничны обо всем расспросим, ладно? А сейчас, пожалуйста, позови ее сюда.

– Ага, я пошел, – кивнул тот и, набрав в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, шагнул в гостиную.