15

То ли дирижабль второй раз точно отбомбился, то ли мои диверсанты отлично сработали, но тяжелая артиллерия с той стороны фронта замолчала. Задача у моих егерей была нетривиальная для этого мира: скрытно просочиться через линию фронта и при появлении дирижабля в небе начать резать везде телефонные провода, резать телефонистов которые придут их чинить, отстреливать у республиканцев верховых курьеров, адъютантов и офицеров связи. Лесистая местность этому способствовала, а зоны действия между группами заранее распределены. Одной группе я дал особое задание на грани фола. Скрытно пройти на юг два десятка километров, предварительно на тридцать километров углубившись в тыл противника, и взорвать телеграф на разъезде. Затем вдоль железной дороги на запад портить телеграфные провода. Углубившись на полста верст во вражеский тыл взорвать какой-нибудь маленький железнодорожный мостик (тротил, взрыватели, провода и адская машинка для этого были им выданы). Мостик они должны были выбрать из тех, что возможно за несколько суток восстановить нам же. Всего-то и требуется только задержать республиканские резервы и создать пробку на линии снабжения. И зайдя еще дальше во вражеский тыл взорвать рельсы с насыпью, чтобы противник эти поезда не смог отогнать назад. На севере, вдоль континентальной линии железной дороги будут аналогично действовать диверсанты Моласа из главного управления второго квартирмейстера генштаба. Этакий аналог спецназа ГРУ ГШ, который завел себе неистовый сын «волкодава» из СМЕРШа еще на восточном фронте. Но массово применял также в первый раз. Вот поэтому я не мог даже на сутки перенести наступление. Егеря уже были там… за «ниткой». И вступали в бой автономно. А обстрел все продолжался. Уже четвертый час. В ход уже пошла шрапнель, видно не так уж много запасли республиканцы снарядов с экразитом. Аэроплан прилетел к полудню. На КП собрались все руководство линейного пехотного полка, командиры приданных мне полков и батальонов и командиры броневых взводов моей бригады. До них я довел данные воздушной разведки и пообещал, что и впредь мы будем в этой операции иметь оперативную разведку с воздуха. Аэроплан прикреплен за нами. Каждой части была поставлена задача на всю глубину операции. Распределены цели на подавление. Прорыв обеспечивают бронеходы с поддержкой саперов-штурмовиков из моей бригады. Они острие удара. Полк, который находился в траншеях идет за нами дальше сразу. Хоть ноги разомнет от траншейного сидения. Пехотный полк из резерва займет отбитые вражеские траншеи и загнет фланги. Приданные ему батальон саперов обустраивают новые позиции, и оборудует проход для кавалерии. Гаубичная батарея сопровождает наступление огнем и гусеницами. Но на передний край не лезет. В уже образованный и зачищенный прорыв вводится кавалерийская бригада, которая сразу идет громить ближние тылы противника с охватом его с юга. Их задача сеять панику у врага и обеспечить бронеходам войсковое прикрытие. Суперзадача — соединиться с войсками, которые совершили прорыв пятьюдесятью километрами севернее и окружают группировку противника с севера. Пункт встречи — окрестности города Рден. В город не лезть, только блокировать.

— … если все всем ясно, то вам, господа командиры, час на сборы и далее по плану. С таким количеством артиллерии как у нас, причем подвижной артиллерии, о враге не докладывают, докладывают о занятых рубежах. На юг только держим оборону, — и я раздал каждому под роспись копию боевого приказа, размноженного за последний час писарями. Когда командиры разошлись, я посмотрел на мундир полковника под распахнутой шинелью. Ленточка Солдатского креста второго класса имеется. И все.

— Сверли дырочку на кармане под орден, полковник. Нынче или грудь в крестах или голова в кустах. Именно мы решаем судьбу империи. Здесь и сейчас. Мой пафос не произвел на гостеприимного комполка никакого впечатления.

— Коньяку? — спросил он.

— И не только мне. Прикажи и своим солдатам выдать хотя бы по сто грамм перед боем. Для храбрости.

Около моей машины с бортовым номером 001 курил командир взвода «артштурма» и, как оказалось, ожидал меня. Дядька в возрасте, за тридцать. Типичный горец, прослуживший с призыва в горной артиллерии и даже закончивший военное училище уже после того как накомандовался на унтерских должностях. Два Солдатских креста на груди.

— Командир, на два слова приватно, — заявил он, выбрасывая недокуренную папиросу.

— Чрезвычайно важно и срочно. Мы отошли в сторонку так, чтобы нас никто не мог услышать.

— Ты что же это творишь, молокосос! — шепот гвардейского лейтенанта для меня прозвучал как крик.

— Куда лезешь в головную машину? А руководить боем кто будет? Ушедшие боги? — Но… — попытался я возразить.

— Старший лейтенант, что вы себе позволяете. По какому праву? — По праву старшего. По праву опытного, — говорил он тихо, но как гвозди заколачивал.

— Ты как командир пока никто. Ты — символ. Ты — знамя. Полевой бой это тебе не бронепоезд где все в куче. Твое место позади нас. Следить за полем боя и вовремя исправлять ситуацию при ее изменении. А пострелять и без тебя найдется кому.

— Что мне на «коломбину» вообще сесть? — продолжал я ерепениться.

— Хуже. На БРЭМ, — ответил он мне.

— То, что надо для подвижного командного пункта. Пойдешь в линии «коломбин». Или еще дальше между ними и «эликами» — А кто моей машиной командовать будет? — Командир БРЭМа. Он в бой рвется и был страшно обижен своим назначением в эвакуаторы.

— Все равно я с такой постановкой вопроса не согласен, — не собирался я сдавать позиции.

— Командир, если бы тут была только одна рецкая бригада, я может быть тебе и слова бы не сказал. Но случись что с тобой, пусть даже только ранят, ты же не заговоренный… у тебя тут и зама-то в авторитетных чинах нет. Вальд за тридевять земель. Начальник штаба с ним же. Кто возьмет общее командование всей группировкой? Один из этих полковников? Они в нашем деле ничего не понимают. К тому же они обязательно устроят писькометрию у кого по выслуге страшинство, время то и уйдет. Враг опомнится и накроет нас тут всех. Так что не губи нас, командир. Иди в БРЭМ. То, что ты храбрый и так все знают и в твоем геройстве не сомневаются. Я понял, что он во всем прав, но что-то внутри меня брыкалось и сопротивлялось этой правде. Лейтенант положил мне руку на плечо.

— Так надо. Твое оружие — мы. Ты теперь не только за нас отвечаешь, но и еще за приданных нам четыре полка и два отдельных батальона. Фактически ты сейчас начальник дивизии. А изображаешь из себя Йошку-взводного.

— Но я фельдмаршалу обещал… — проблеял я последний свой аргумент.

— Что обещал? Прорвать вражеские траншеи в одиночку? Я замолчал.

— Вот то-то… — нравоучительно сказал лейтенант.

— Закончиться бой, можешь меня наказать за нарушение субординации. А сейчас иди в БРЭМ. Там и для посыльных рядом большой блиндаж организовали. Атака примитивная — в лоб. Поддержи нас гаубицами, отец-командир. И ухмыляется довольный тем, что удалось ему меня уговорить.

— Ну, если ты у меня республиканские траншеи не прорвешь, я тебя с землей съем, — пообещал я ему.

— Обязательно, командир, улыбнулся он во все зубы. Главное ты огненный вал хорошо организуй. А мы не подкачаем. Не успел я дойти до БРЭМа как меня снова позвали к телефону. На это раз на проводе «висел» командующий армией, в зоне ответственности которого я резвился, генерал пехоты граф Далинфорт. Человек старой формации, которого со службы унесут только вперед ногами.

— Доложите ваши планы, майор, — начал его превосходительство меня строить, после того как я представился.

— А то вы подчиненная мне часть, а действуете вне моего оперативного пространства. Только его мне для полного счастья не хватало. Накануне наступления. Или имитации наступления… Все равно. Вся секретность операции и так уже висит на волоске, а тут еще и большой штаб вмешивается, в котором по определению не может не быть своего «штирлица» у республики. Надо сбрасывать излишне любопытного генерала с хвоста.

— Простите, ваше превосходительство, но «железная» бригада есть личный резерв командующего фронтом, и подчиняется исключительно ему. Что-либо докладывать вам я буду с удовольствием, но только по личному приказу фельдмаршала. На это счет я имею от него особые инструкции. Рад бы, но… Если получу соответствующие изменения в инструкцию, то со всем моим рвением и уважением к вашему превосходительству. Честь имею, ваше превосходительство. Отдал трубку телефонисту.

— Будут еще звонить какие-нибудь генералы, кроме Моласа, скажи им, что я в саперном батальоне с которым нет телефонной связи. Прими телефонограмму и пообещай ее передать мне, как только противник закончит артподготовку. Посмотрел на часы. Времени осталось только добежать узкими ходами сообщений до батареи «элик».

Аэроплан сделал еще один облет вражеских позиций и сбросил вымпел. На этот раз нормально сбросил, не то, что утром, когда за ним пришлось солдатам в ледяную речку нырять. Уточнили позиции вражеской артиллерии и начали контрбатарейную борьбу. Первым залпом мои гаубицы выдали партию дымовых снарядов по тем местам, в которых по нашим подозрениям сидели корректировщики противника. Огонь артиллерии республиканцев к этому времени существенно ослаб и больше напоминал беспокоящий. И то, если посчитать, что сегодня они пару эшелонов снарядов в воздух уже запустили. Сколько можно быть таким расточительным, если на фронте ровным счетом ничего не происходит. Ну, аэроплан над ними летает редко. Пугает своей необычностью. Дирижабль бомбит, но тоже не каждый час. Кстати о дирижабле. Летнаб сообщил, что тот накрыл-таки батарею тяжелых орудий в последнюю бомбардировку. Одновременно сведенные в одну батарею оба полковых миномета под руководством выделенного мной спеца стали гасить выявленные пулеметные гнезда противника, предварительно положив по десятку мин на командные пункты полка, который противостоял нам. Были у меня потуги поставить минометы на бронеходы, но полигонные испытания такого прототипа показала его низкую эффективность, по крайней мере, на той платформе, которая у нас есть. А 120 мм миномета от концерна «Лозе» мы так и не получили. Самоходный миномет переделали в гаубицу, а вот асс-наводчик так в бригаде и остался. Не отдал я его обратно Щоличу. Вот и пригодился запас, который карман не трет. Ну, где этот дирижабль? Дым от снарядов заграждения уже расстелился ветром по полю, скрывая не только нас от огня противника, но и его от наших корректировщиков. Впрочем, была и разница. Враг бил вслепую, так как мы по заранее выявленным разведкой целям. Я приказал телефонистам.

— Предать по бригаде. Всем приказ: начали. Солдаты завертели ручки телефонов, передавая приказание. Одновременно мой денщик продублировал указание тремя красными ракетами. Он у меня хоть и жаловался постоянно на тяжесть агрегата, но с трофейной царской ракетницей не расставался с восточного фронта. «Коломбины» и «элики» одновременно стали рвать гранатами проволоку на нейтральной полосе. Гром орудийных выстрелов закладывал уши, но воспринимался как желанная музыка. «Артштурмы» неторопливо вылезли из капониров, и пошли в атаку. После того как они преодолели траншеи наших войск к ним присоединились штурмовые группы бригадных саперов-автоматчиков, которые наступали в первой линии прячась за бронированными корпусами машин. Бронеходы двигались со скоростью примерно в пять километров в час, чтобы штурмовики не отрывались от них. Вторая волна штурмовиков короткими перебежками двигалась от воронки к воронке, которых на нейтральной полосе образовалось за эти годы великое множество. «Коломбины» и «элики» четко держали стометровый интервал между наступающей бронетехникой и огненным валом. Единственное, что было неприятно, так это то, что ввиду малого количества орудийных стволов огненный вал не мог быть шире одного километра по фронту. А этого мало. Лучше было бы полтора-два. Бульдозерные ножи «артштурмов» с легкостью выдергивали колья, натянув на себя колючую проволоку, подминая ее гусеницами и вдавливая в грунт. Пять самоходок без единого выстрела ликвидировали непроходимую для пехоты преграду и покатили по лунному пейзажу нейтральной полосы к избиваемым бригадной артиллерией заграждениям противника. Раздавались редкие выстрелы «артштурмов», которые на ходу подавляли недобитые огневые точки обороны республиканцев. Звук выстрела короткой горной пушки характерно отличался от звука выстрела длинной «коломбины» Огненный вал разрывов снарядов перекатился через первую траншею проивника и ушел вглубь его обороны. Штурмовки, огибая бронированные тушки «артштурмов», кидали в траншею ручные гранаты и прыгали в нее, переждав взрывы. Следом раздались до командного пункта характерные короткие очереди пистолетов-пулеметов.

— Полковник, ваш выход, — сказал я, не отрываясь от перископа.

— Служим императору и отечеству, — откликнулся он и потребовал себе телефон для связи с комбатами. Через три минуты в передовых траншеях раздались свитки офицеров, и пехотинцы выпрыгнув на бруствер, побежали в атаку блестя на солнце штыками.

— Приданому пехотному полку занять наши траншеи, — приказал я и телефонисты стали дублировать приказание, прикрывая телефонные трубки от грохота боя. Тыловые ходы сообщений быстро заполнялись солдатами, которым давно уже надоело ждать хоть чего-нибудь. Ждать в лесу. Ждать в тыловых укрытиях под обстрелом. Ждать, когда штурмовики зачистят вражеские траншеи. Так что смена полков на позициях прошла быстро. Не сказать, чтобы четко, но вполне приемлемо. «Артштурмы» уже катили ко второй траншее и за ними двигались штурмовики второй очереди. Первая уже вовсю резвилась в траншеях, выкуривая врага из блиндажей ручными гранатами. Дальности пушек «коломбин» хватало, и я их не сдергивал с места. Тем более что вражеская шрапнель нет-нет да и давала в небе белесое облачко с характерным хлопком. В перископ было видно как республиканские солдаты, выскакивая из второй траншеи, бегут в свой тыл, попадая под разрывы огненного вала. Похоже, у вражеской пехоты началась паника. И тут, наконец, появился дирижабль, неожиданно со стороны вражеского тыла. Воздушный слон только добавил паники и побежал уже не только тот полк, который противостоял нам, но и его соседи.

— Вперед. Не терять темпа! — приказал я.

— Теперь только порыв. Вся пехота вперед! Саперам приготовить проходы кавалерии. Проходы инженерно оборудовать необходимо чтобы лошади ноги не поломали на перекопанной земле. Щиты для перекрытия траншей были заготовлены заранее. Надо инженера саперов к ордену представлять. Заслужил. Разбежались посыльные, стрекотали ручки телефонов. Передавались команды. Мною овладела эйфория боя. Когда была взята последняя — третья, линия вражеской полевой фортификации я вызвонил штаб фронта и, не скрывая гордости, доложил Аршфорту.

— Экселенц, фронт на моем участке прорван. Враг в панике. Ввожу в прорыв драгунскую бригаду. Но сил у меня для глубокого прорыва мало. Требуются резервы как можно быстрее.

— Молодец, Савва, не подкачал, — раздался в уже довольный голос фельдмаршала.

— Вальд на своем участке уже не только прорвал фронт, но и гонит врага и в хвост и в гриву. Ударный корпус уже вклинился в республиканские тылы. Так что основной удар твой должен идти с охватом на север. Точка рандеву — город Кард, где железнодорожный узел. В сам город не входить. Только блокировать. А резервы я пришлю, только им еще дотопать до тебя надо. «Кард» нашел я это местечко на карте, после того как положил трубку. В нем пересекаются ветка железной дороги, что от меня расположена к югу и меридианная железная дорога в сторону трансконтинентальной магистрали. Ой, да умник фельдмаршал. На фронте у железных дорог у республиканцев настоящие крепости выстроены с бетонными ДОТами. А тут, практически в тылу этот железнодорожный узел беззащитен, но прочно изолирует южный укрепрайон. Вот только до этого Карда от фронта как бы ни с полста километров будет.

— «Эликам» работать по плану. Долбить фланки. «Коломбинам» приготовиться сопровождать кавалерию. Конным посыльным держаться рядом со мной, — приказал я и пошел в БРЭМ, оставив фронтовой участок на линейного полковника. Броневые коробочки произвели на врага сильный деморализующий эффект своей неуязвимостью от ружейно-пулеметного огня. Даже шрапнель на удар всего лишь разбила гусеницу на одной машине. Как ни странно, моей — тактический номер 001. Бронемастера командующие «артиштурмами» в атаке в один голос заявляли, что республиканская пушка била из засады только по этой машине, пока ее не заткнули. Ни каких других мыслей, кроме той что Тортфорт выдал врагу этот номер как машину комбрига у меня не было. Не сомневался я в этом ни разу. Оставив БРЭМ у подбитой самоходки, сам скатился на новое КП, куда связисты уже протянули телефонные провода. Мимо меня в тыл потянулись группки разоруженных пленных под конвоем пехотинцев. Они с ужасом и любопытством смотрели, как два экипажа натягивают гусеницу, заменив искореженный снарядом трак. Эвакуаторы отличались от побывавших в бою закопченных бронемастеров белыми чистыми лицами. Паровые машины стравливали лишний пар с паровозным шипением. Пленных было много, не меньше роты. Конвоировало их в тыл всего шесть бойцов. Глаза пленных выражали бесконечное удивление и подавленность. И в то же время облегчение от того что наконец-то все закончилось. Летнаб прискакал на коне. Пижон. Получил новое задание и порысил обратно к летному полю. Напоследок я ему сказал.

— Передай пилоту, пусть наизнанку вывернется, но сегодня его день. Сделаете все как надо, представлю вас к Солдатскому кресту.

К вечеру, несмотря на панику в рядах врага, несмотря на его активный драп в сторону собственного тыла, я остановил вечером наступление на седьмом километре. Люди готовы были сражаться и ночью, но кончались боеприпасы в боевых группах. А у меня и так в обозе пяток кляч всего осталось — все, что можно было отдано Вальду для ночного марша, который судя по всему удался. Не напрасны были жертвы. Только драгуны ушли в ночной рейд по ближним тылам республиканцев, оставив у нас пулеметные свои тачанки — за ними они вернутся утром. Один полк устраивает противнику этой ночью «похохотать». Второй остался в нашем ближнем охранении. Их обоз таскал для нас всю ночь воду, керосин и запасной боезапас к коробочкам. На всех его не хватало. Снова выручили саперы, поработав в этот раз вьючной скотинкой, доставляя на передний край на своих двоих ящики с патронами и мешки с продовольствием, термоса с водой. Иначе бы сидеть нам с пехотой на занятых рубежах голодными. В трофеях оказалось целенькими, только слегка присыпанными землей, пара станковых пулеметов, которые пехотные офицеры моментально установили на наших флангах. Патронов в полевых складах у противника запасено было не просто много, а очень много. Сбор трофеев шел организованно заранее выделенными трофейными командами. Люди вымотались, даже не столько физически, сколько морально и кроме часовых все спали, где придется, даже не убрав, как следует, вражеские трупы в траншеях. Приказ о создании утром похоронных команд был последним у меня перед сном. Занял я тыловой просторный блиндаж на республиканской стороне. Точнее нашел его мой денщик и сопроводил меня туда. Там я сел за стол на жесткую деревянную лавку. Расстелил карту, выделив складками квадраты завтрашнего наступления. Сложил как примерный первоклассник руки на столе, накрыв ими карту, так и уронил на них голову. И никаких сновидений. Даже никакого ужина. Не лезло ничего в глотку.

Еще до рассвета меня разбудил драгунский ротмистр, командир разведэскадрона.

— Господин майор, там, на север километра на три республиканские окопы пустые совсем. Брошенные. И на юг также. Дальше мы не рискнули по ним шариться. Какие будут приказания? — держал он над головой керосиновую лампу. На его усах таял иней. А я так и проспал всю ночь за столом, уронив голову на руки, отчего все тело затекло и теперь ломило.

— Полковника ко мне пехотного, любого. И комбата саперов-штурмовиков, — приказал я, еще не проснувшись.

— Быстро! Ротмистр что-то буркнул утянувшись наполовину из блиндажа и быстро вернулся. Вслед за ним в блиндаж заявился Ягр с медным тазиком и кувшином в руках.

— Командир, умываться будешь? — Извините, ротмистр, — я начал снимать с себя ватник и мундир.

— Ничего, майор, Я посвечу. Вам удобней будет. А мне не зазорно услужить такому выдающемуся полководцу. Вам о наших потерях доложили? — Нет пока, — отфыркнулся я от ледяной воды, принимая от денщика в качестве полотенца новую чистую портянку.

— Утром доложат.

— Десять процентов на круг. И это в наступлении! Пехота вся в восхищении. Не удивлюсь, если про вас скоро легенды рассказывать начнут.

— Уже рассказывают, ротмистр, — хмыкнул я.

— Только с этих легенд… никакого толку кроме неприятностей.

— Ну не скажите, майор, до вчерашнего мои драгуны вас иначе как бароном и называли. А теперь переняли у бронеходов и зовут между собой командиром. Это дорогого стоит. В блиндаж ввалились пехотные командиры полков и комбат штурмовиков.

— Простите, господа, — постарался я поскорее укрыть кителем свою несвежую нательную рубашку.

— Разведка доносит, что враг оставил свои траншеи на север и на юг. Примерно на три километра. Выделить по штурмовой полуроте и придать их по одной к пехотному батальону. Батальонам занять вражеские траншеи до… покудова сможете. Штурмовики почистят их перед вами. С каждого полка берем по одному батальону вместе с пулеметами. Ваш полк — север, ваш полк юг, — нарезал я полковникам задачу.

— Желательно за сегодняшний день не только занять эти укрепления, но и передать их нашим полкам, которые стоят напротив и догонять нас. Я сделал паузу и оросил пересохшую глотку вовремя поданным Ягром кипятком.

— Оставшиеся пехотные батальоны пойдут за мной вперед и занимают плацдарм на рубеже десятого километра. Там на высотах окопаться и ждать обещанных командованием подкреплений. Трофейные пушки все ваши. Использовать их обязательно. Оставшихся штурмовиков посадить на броню и тачанки. Идем вместе с кавалерией. Выход после завтрака. Направление удара город Кард. И на это раз мне никто не сказал что это безумие.

— Возражения, замечания есть? — для проформы спросил я.

— Есть, — ответил командир линейного полка, беря в руки циркуль и склоняясь над картой.

— Вот здесь в двенадцати километрах на юг от новой линии фронта наших полков железная дорога и большой разъезд. Фактически база снабжения укрепрайона, который на линии фронта держит «железку». Противник не снимет с него ни одного солдата для того чтобы сбросить нас обратно, потому как считает именно то место главной целью нашего наступления, а вовсе не этот кусок окопов, который мы захватили. Но… Подвоз подкреплений из своего оперативного тыла у него свободный. Войска, которые будут нас бить придут именно по этой «железке». Поэтому я предлагаю вам обезопасить нас с этой стороны.

— Что конкретно предлагаете, полковник. Взять разъезд штурмом? — Этого не требуется, майор. Нужно всего лишь взорвать выходные стрелки. И перебить телеграфный кабель. Я бы еще разбил снарядами водокачку. И отойти.

— Вы считаете, что после такой диверсии они на вас наступать не будут? — Никак нет. Не будут. Сядет укрепрайон в круговую оборону в своих бетонных укреплениях, пока не восстановят им пути снабжения по железной дороге. Таким образом, с юга мы на время, требуемое для подхода республиканской резервной дивизии, будем в безопасности. Пощупать пощупают, но не более. На большее сейчас у них сил не хватит. Особенно если на юге кто-то устроил еще одну демонстрацию наступления.

— Я не знаю, что там творится на юге. Но на севере в пятидесяти километрах отсюда моя «железная» бригада под руководством моего заместителя гвардии майора Вальда прорвала фронт. И в этот прорыв уже введен ударный кавкорпус Бьеркфорта. Ох, и горд я был в этот момент.

— Разве это еще не вся ваша бригада? — удивился командир линейного полка.

— Нет. Здесь ли очень маленький ее огрызок. А так моя бригада это сорок броневых машин.

— Я тогда себе представляю, что там творилось вчера, — покачал головой полковник.

— А что скажет нам сапер про предложение пехоты? — перевел я стрелки на комбата.

— Восстановят все за один рабочий день. Плюс время на подвоз новых стрелок. Ликвидация водокачки серьезней, но опять-таки не критично. Паровозы так устроены, что могут заправляться водой через сто двадцать-сто пятьдесят километров. Будут заправляться на другом разъезде или станции только и всего. А вот паники нагнать можно. И обязательно дать телеграфистам сообщить всем о нападении на раъезд, чтобы паника пошла вширь по линии железной дороги.

— Пришлют бронепоезд, — буркнул командир приданого полка, — и отобьют они разъезд обратно. Легко. Там пушки морских калибров.

— Бронепоезд, — усмехнулся я.

— Бронепоезд это хорошо.

— Чего уж хорошего? — хором спросили полковники.

— Насколько я понял по карте, там однопутка на рельсах? — Именно так.

— Тогда легенда меняется… — припомнил я старый анекдот про чекиста и засмеялся.