Белле выглядела помолодевшей. Она распустила волосы, и они волнами спадали ей на плечи. Она надела бледно-зеленое льняное платье с желтой отделкой, в руках зеленая сумочка, на ногах зеленые туфли. Несмотря на кажущуюся простоту, она была олицетворением чувственной зрелости. Она приветствовала Роджера так, будто он был ее близким другом, при виде которого быстрее бьется сердце. Она держалась за руку Шоуна, который подавлял ее своими размерами.

Он, наконец, выглядел умиротворенным.

Они вышли из отдельной палаты в больнице, где спал Рики. Марино и Роджер ждали у больничных ворот: Марино сидел в машине, а Роджер стоял у дверцы. Когда Белле подходила к ним, Марино сказал:

— Если вы неправы, я вас убью.

— Если я прав, ее всегда будут отпускать из ада под залог, — ответил Роджер.

— Это же чудесно, — приветствовала она их с радостной улыбкой. — Он выглядит таким спокойным. И он нисколько не пострадал, вы были правы: они не причинили ему вреда. Только покраснение вокруг рота, там, где был пластырь, но доктор говорит, что это скоро пройдет и он совсем поправится. Роджер, сможем ли мы с Дэвидом когда-нибудь вас отблагодарить?

Шоун глотнул:

— Я хотел бы иметь такую возможность.

— Мы останемся здесь, пока он не придет в себя и мы не сможем забрать его. Это будет через два-три дня. Приезжайте и погостите у нас, Роджер.

Белле взяла его за руку, сжала и не выпускала.

— Он должен, Дэвид, ведь правда?

— Он не может отказаться, — сказал Шоун.

С каждой минутой, прожитой Шоуном в этом раю для дураков, разоблачение могло стать еще больнее. Они могли ждать, пока заговорят Гиссинг или Пуллинджер. Но Пуллинджер не будет в состоянии говорить в течение суток или больше. А в течение двадцати четырех часов Роджер надеялся улететь домой к более радостным местам. Если бы он мог помочь, он остался бы и на недели. Но операцию нужно было произвести с хирургической быстротой.

— Остаться здесь мне мешает одно обстоятельство, — сказал Роджер. Чудовищность самого обвинения и вероятная ярость реакции, возможная ярость Шоуна, когда он все узнает, заставили его задуматься. Марино не сводил с него глаз. Он сунул руку в карман, как будто за сигаретами, и ему захотелось, чтобы там был пистолет. Шоун мог стать невменяемым.

— Есть одна вещь, миссис Шоун. У меня два сына, которые для меня очень много значат.

Ее большие глаза были прикованы к нему. Он подумал: она догадывается, что он собирается сказать. И если это правда, то правда и все остальное.

— И это обстоятельство делает для меня невозможным сидеть с вами за одним столом и даже дышать одним воздухом.

Она не произнесла ни слова.

Шоун казался ошеломленным до такой степени, что не стал отвергать обвинение, даже если он и понял, в чем дело.

— Гиссинг не думал, что я останусь живым, — сказал Роджер. — Так он мне заявил. Как вы ненавидели работу своего мужа, как вы играли на его нервах. В этом нет ничего нового. Но вы согласились помочь в похищении. Гиссинг дал вам наркотик. Вы рассказали ему о вмятине на медальоне, который он предъявил, чтобы доказать, что Рики у него. Вы знали, что он сам дьявол, и тем не менее помогали ему. Вы поверили, что Рики не причинят зла. Боже мой, как может женщина пойти на такое, любая мать…

— Но ведь он не пострадал? — закричала она. — Гиссинг сдержал…

Она не успела добавить «свое слово», обернулась и уставилась на Шоуна, который смотрел на нее, пока до него доходил смысл сказанного. Роджеру казалось, что муж мог бы убить ее, но он просто смотрел, и лицо его постепенно каменело. Он застонал, как в агонии, и закрыл лицо руками.

Несколько часов спустя Гиссинг ответил на все их вопросы, и вскоре не осталось ничего такого, что было бы им неизвестно. Белле посадили под домашний арест в отеле, Шоун ждал в другой комнате. Он не стал тигром в клетке, чего так опасался Роджер, но окаменел и говорил, и двигался механически. Глаза его светились, как затухающие угольки.

Роджер был рад, что ему не придется участвовать в подведении окончательных итогов, для него дело было закрыто. Марино не предлагал ему задержаться. Он понимал, какие причины заставляют его спешить домой.

Роджер был один в комнате, когда зазвонил телефон.

— Хелло.

— Спускайтесь и зайдите за мной, Роджер, хорошо? — Это был Марино, комната которого находилась на первом этаже.

— Конечно, сейчас приду.

Марино сидел в одиночестве и курил. Рядом с коляской стоял стакан с виски. Он махнул в сторону бутылки и сифона с содовой. Вид у него был уравновешенный — он больше не бился над неразрешимыми проблемами. Ничего не выражающим голосом он произнес:

— Я только что был у Лиссы. Пуля застряла пониже ребер. Они ее вытащили. — Он улыбался почти весело. — Был разговор о быстрых мерах, что спасло ее от потери крови и в конечном счете от смерти.

— Большей радости мне нельзя было бы доставить, — тепло сказал Роджер.

— Я знаю. Я видел Шоуна. Пока слишком рано судить, чем все кончится. Не знаю, что будут делать с Белле и будет ли возбуждено уголовное дело. Думаю, что нет. Она не знала об убийстве, просто заключила соглашение с Гиссингом, которого едва знала. Она рвала и метала по поводу Шоуна в присутствии Гиссинга, и тот подсказал ей, как от него избавиться: инсценировать похищение и заставить Шоуна заплатить выкуп. Она, по-видимому, передала ему половину суммы, выплаченной Шоуном через Пуллинджера. Мы обнаружили деньги в ее комнате и можем предъявить обвинение здесь, а вы — в Англии, но я считаю, что этого делать не следует. Согласны?

— При условии, что она ничего не сделает Рики.

— Об этом не может быть и речи. Она и Шоун расходятся. Они уже разошлись. Мне кажется, она задушила в нем любовь к себе. В течение последних нескольких месяцев он тянулся к ней только потому, что хотел сохранить для себя Рики. Его родня отправится в Коннектикут и приготовит их дом к приезду мальчика. Он говорит о выделении Белле какой-то суммы, чтобы она могла жить. Вы никогда не любили Шоуна, не правда ли?

Марино сморщил губы.

— У нас могут быть и другие Шоуны, — сказал Роджер.

— Я даже не буду гадать, как это может случиться, Роджер. Если не считать, что Шоун собирается возвращаться в Европу. Он проведет здесь месяц и затем снова начнет работать. Он может взять с собой Рики. Я говорил с Гиссингом, — продолжал Марино. — А также с Пуллинджером, Джейбердом и прочими. Все сходятся на том, что Гиссинг не лгал вам. Началось с малого. Но когда Гиссинг узнал, как высоко мы ценим Шоуна, он решил, что может содрать побольше. Пуллинджер выследил его и потребовал денег за молчание — так они стакнулись. Пуллинджер всегда был умным. Он отравился наркотиком вместе с вами и вызвал одного из наших людей. Но он не ожидал, что тот настигнет машину, в которой увозили вас. Когда его спутник начал погоню, Пуллинджер решил этому помешать и направил его к дому Вебстера. Его коллегу захватили, а он улизнул. Звучит правдоподобно.

Марино остановился:

— Никакой красной опасности не было. Я полагаю, вы догадались, что мы были напуганы «красной угрозой», раздуваемой в прессе. Но нам и без этого забот хватает. Если бы пресса ухватилась за этот вариант, то мне бы не о чем было разговаривать с вами.

Роджер рассмеялся:

— Я видел ваши газеты и знаю, что вы имеете в виду.

— Ну, Роджер, я думаю, мы близки к завершению. Остается только один вопрос: я хотел бы, чтобы вы, ваша жена и ваши ребята приехали сюда на каникулы. Месяц, два месяца, сколько хотите — вы будете моими гостями. Приедете?

— Если бы Джанет это слышала, вы бы не рискнули продолжать, — мягким голосом ответил Роджер.

— Сегодня я напишу ей, — обещал Марино, отхлебнув из стакана. — Ну, а теперь я действительно думаю, что все закончено.

Роджер опустошил свой стакан и налил еще. Он уселся в кресло и вытянул ноги.

— Сколько Лисса пробудет в больнице?

— Говорят две-три недели. А потом будет лечиться дома, уже вдвое дольше. Затем начнет опять работать со мной. Вы не хотите повидаться с ней перед отъездом?

— Не думаю, — сказал Роджер. — Просто передайте ей мою любовь к скажите, что я буду с нетерпением ждать ее в Лондоне. Если она захочет, то как-нибудь я покажу ей Скотленд-Ярд.

Он прибыл в лондонский аэропорт рано утром и, как только прошел таможню, увидел Лиссу. Рядом было еще около пятидесяти человек, но он видел только ее. Он смотрел на нее как будто в первый раз. Она задохнулась, когда он ее обнял. Сияние ее глаз было чудом. Они почти не говорили.

Ярд выслал машину с шофером, они уселись сзади. Машина мчалась по пригородам, по еще темным лондонским улицам. Свет огней Нью-Йорка казался сном, сном было и все остальное.

Но не было ничего, что он хотел бы забыть. И лишь совсем немногое, чем он не хотел бы делиться с Джанет. Приступ неожиданной страсти мог захватить его, но не поработить. И он об этом не жалел.

От Марино пришло письмо и вызвало на Белл-стрит сенсацию. Они не могли уехать в течение уже нескольких месяцев, но это не мешало Джанет строить планы, а мальчишкам — мечтать. Поездка была основной темой их разговоров, когда однажды утром Роджер вышел с Белл-стрит в полной уверенности, что ждать уже недолго. Он назовет день отъезда, и они начнут считать дни. Ему почему-то не хотелось звонить Марино. Он знал, что Лисса вернулась в Англию и дважды обедала с Шоуном, который привез с собой Рики и женщину средних лет. Она много сделала для того, чтобы растопить тот леденящий страх, который терзал ребенка.

В его кабинете зазвонил телефон.

— Говорит Вест.

— Господин Марино, мистер Вест, из американского посольства.

— Соедините меня с ним.

— Это вы, Роджер? — ласково спросил Марино.

— Привет, Тони!

— Привет, старина. Когда вы с семьей собираетесь посетить нашу благословленную Богом страну?

— Вас ожидает страшный удар: скоро, — ответил Роджер. — Я не могу их больше сдерживать.

— Давайте скорее. Весна — чудесное время в Адирондаксе! Не откладывайте, Роджер! Это приглашение и от Лиссы.

— Дайте мне время уломать шефа. — Он подождал, пока Марино прокашлялся. — Как Лисса?

— Отлично, — сказал Марино. — Она хотела бы поговорить с вами. — Марино подождал, будто догадывался, что Роджеру нужно время, чтобы справиться со своими чувствами, но он ошибался. — Прежде чем она возьмет трубку, я хочу сообщить вам новость. Это о Лиссе. Она не в своем уме, Роджер. Она собирается выйти за меня замуж. Как вам это понравится?

В трубке послышался голос Лиссы:

— Ему это понравится. Дай мне поговорить с ним. — Через мгновение он услышал: — «Привет, Роджер. Скажите Тони, что это единственное мое разумное деяние, скажете?»

— Разумное? — Он едва не сказал «отважное», но вовремя остановился. — Счастливейшее! — сказал он.

Было так приятно слышать ее смех.