54
Кристиансхавн, апрель 2014 года
Томас положил перед Викторией взятое у нее взаймы зарядное устройство. Виктория, с сигаретой в зубах, сидела на прилавке. В помещении, кроме них, никого не было, и холодный взгляд, который она бросила на Томаса сквозь облако сизого дыма, ясно говорил, что она предпочла бы остаться одна.
– Я думал, ты обрадуешься, что я его тебе вернул, – сказал Томас, кивая на зарядник.
Она ничего не ответила и продолжала молча смотреть. Томас отвел глаза.
– Я наконец заставил себя оставить все это в прошлом. Теперь с этим раз и навсегда покончено, – поудобнее развалившись в кресле, улыбнулся он Виктории.
Она посмотрела на него без всякого выражения.
– Ну что? – спросил наконец Томас, не выдержав молчания. – Может, лучше сваришь кофе, чем демонстрировать свое недовольство?
– У меня нет желания пить кофе, – сказала она и загасила в пепельнице сигарету.
Томас пожал плечами:
– Кто тебе сегодня испортил настроение?
– Ты. Причем не только сегодня. Ты меня очень разочаровываешь, Ворон.
– Что я такого сделал? – спросил он, разводя руками.
– Когда ты напивался, как бездонная бочка, я думала, что дальше тебе уже некуда опускаться.
– Но теперь же я почти всегда трезвый.
– Да. Это я заметила, и, оказывается, это тебя не красит.
Виктория достала из кармана пачку табака.
– Никак не пойму, что я тебе такого сделал и почему ты такая неприветливая?
Она покачала головой:
– Разве можно чуть что пускать в ход кулаки?
– Так вот в чем дело! – Томас прищурился и посмотрел ей прямо в глаза. – Учитывая, как поступил со мной Миккель, он и не того заслужил! Он еще дешево отделался.
– Ты так считаешь? – Она высыпала на листок папиросной бумаги щепотку табака и свернула себе сигарету. – Значит, ты считаешь, что кулаками можно решить все мировые проблемы?
– Я никогда не говорил, что собираюсь решать мировые проблемы. Ни кулаками, ни без кулаков. Я и не суюсь в мировые проблемы, мне бы со своими разобраться! – Томас улыбнулся ей, чтобы разрядить обстановку.
Виктория закурила новую сигарету и выпустила ему в лицо густую струю дыма.
– Я советовала тебе оставить в покое этот мобильник. Но ты не смог удержаться. Вместо того чтобы послушать меня, ты начал рыть носом землю, чтобы узнать, кто стоит за этими эсэмэсками. Ну и до чего ты докопался?
– До истины, – ответил он, пожимая плечами.
– Вон оно что! А я вот вижу перед собой только разукрашенное ссадинами лицо человека, потерявшего друга.
– Ты этого из своих книжонок набралась из серии «Помоги себе сам», – кивнул он на битком набитые книгами полки. – Ты, кажется, забыла, что это не я изменил. Не я врал и обманывал.
– Но в драку-то полез ты! – Виктория слезла с прилавка. – Ты знаешь, что ты заработал на этом ужасно скверную карму? – сказала она, тыча в его сторону раскуренной сигаретой.
– Я могу назвать довольно много адресов, по которым Карма что-то не заглядывает. Давай я сам сварю для нас кофе?
– Нет уж. Не сегодня. – Она помотала головой. – Между прочим, Эдуардо сказал, что ты с кем-то встречаешься. Так с чего тогда сыр-бор разгорелся?
Томас скрестил на груди руки:
– Язык у Эдуардо длинный. Я ни с кем не встречаюсь.
– А он говорит…
– Просто я помогаю одной девушке разыскивать пропавшего брата. О’кей?
Виктория поправила сползшие на кончик носа очки. Впервые за весь разговор, она смягчилась:
– Значит, хоть чем-то полезным ты все-таки занимаешься.
– Это так, понемножку. Ничем особенным я не могу тут помочь.
– Так она нашла его?
– Брата? Нет. Похоже, он уехал в Берлин. – Тут Томас улыбнулся. – Она звала меня туда с собой, чтобы вместе его искать.
– Ну и?..
– Что «ну и»? Что ты хочешь этим сказать? Я никуда не собираюсь.
Виктория покачала головой.
– Разумеется, нет! – произнесла она с горькой иронией. – А ведь Берлин для тебя самый подходящий город! Нигде на свете не найдешь второго такого самодовольного города с такими самонадеянными жителями! Тебе там самое место.
– Благодарю. Мне казалось, что раньше ты питала стойкую неприязнь к Швеции и в особенности к стокгольмцам.
Ничего не сказав на эти слова, она вместо ответа, обойдя прилавок, подошла к переднему стеллажу, на котором стояли книги о путешествиях. Водя рукой по корешкам, она стала искать нужное название. Отыскав то, что хотела, она вынула книжку с полки и бросила ее Томасу.
Не ожидавший ничего подобного Томас поймал книгу.
– Что ты делаешь! – Перевернув книгу, он прочитал название. Это был потертый путеводитель по Берлину. – Ты что, не слышала, что я сказал? Я никуда не собираюсь ехать.
Виктория подошла и, подбоченясь, встала перед ним:
– А тогда нечего тут у меня рассиживаться.
Взяв книжку с прилавка, она бросила ее ему на колени.
Он взглянул на книгу, затем снова на Викторию:
– Ты серьезно считаешь, что я должен ехать?
Она кивнула.
– Но я ее почти не знаю. Не знаю даже, где она живет, и вообще ничего.
– Давай, Ворон, собирайся! Не хочешь в Берлин, так нечего и тут сидеть.
– Ты меня выгоняешь?
Она кивнула:
– Да, смотреть на тебя не могу.
Он удивленно взглянул на нее:
– Только из-за того, что я надавал тумаков Миккелю?
– Да, и из-за многого другого. Тебе на неделю запрещены посещения.
– Запрещены посещения? Что ты такое городишь? – Он растерянно смотрел на нее. – У тебя же тут не пивная!
– Во всяком случае, это мой магазин, и я тут хозяйка.
Томас брел вдоль канала, возвращаясь на «Бьянку», и переваривал обиду. Мёффе семенил сзади, еле поспевая за хозяином. Томас никак не мог взять в толк, отчего она так разозлилась. Запрещены посещения? Он только помотал головой. Уж очень многозначительным тоном она это произнесла. Можно было подумать, будто в ней снова проснулась учительница, член педагогического коллектива Кристиансхавнской гимназии, в которой она преподавала всю жизнь с молодых лет, пока не решила резко сменить наезженную колею. Если ее поступок был вызван заботой о его нравственности, то она проявила ее очень странным способом.
Он засунул руки в карманы и нащупал в одном из них «Путеводитель». Вероятно, он сам не заметил, как в смятении чувств прихватил книжонку с собой, когда его выгоняли из магазина. В первую минуту ему хотелось забросить ее в канал и посмотреть, напечет ли «Путеводитель» столько же блинов, сколько «Нокия», но потом передумал и уселся на краю набережной. Он пожалел, что бросил курить. Хотя бы была бутылка пива, чтобы разделить с ним одиночество! Мёффе лег рядом, и он стал гладить мягкую собачью шкурку. Ему вспоминалась Луиза, и он понял, что ее общество с каждым днем значит для него все больше и больше. В то же время дело о пропавшем брате растревожило его старый охотничий инстинкт. Ненавидя ведомство как организацию со всеми инструкциями и косным управлением, он в то же время скучал по конкретному делу. Он был хорошим детективом. Находил след там, где его не замечали даже криминалисты. Он умел выжать признание из самых закоснелых преступников. Он скучал по тем временам, когда первым приходил на место происшествия, чувствуя тяжесть бронежилета и холодной рукоятки глока в руке. Ему не хватало металлического привкуса адреналина во рту и того тоннельного зрения, которое появлялось, когда он, словно коршун, целиком сосредоточивался на добыче. Он был полицейским до мозга костей, и не важно, имелся ли у него при этом жетон. Он подумал о Берлинке. Хорошее прозвище! Оно сразу наталкивало на мысль о Марлен Дитрих, исполняющей песню «Лили Марлен». Возможно, встреча с Луизой была не случайной и помочь ей предначертано ему судьбой.