7

Теплый долго не возвращался. Слыша невнятный разговор, доносившийся с улицы, я предположила, что известие об ожидавшей его неприятности все-таки повлияло на ближайшие планы всей банды.

Пользуясь кратким мигом свободы, когда за мной никто не наблюдал, я осматривалась в поисках средств к спасению. Но комната была совершенно пуста, и даже обглоданный скелет леща, который в свое время помог мне вырваться из плена, находился в соседнем помещении.

«Хоть что-нибудь, – мысленно взывала я, беспомощно оглядывая пустые пространства. – Хоть булавочку, хоть иголочку какую-нибудь…»

Но на сей раз судьба не была так благосклонна. Вместо подручного средства, могущего послужить спасительной отмычкой, в поле зрения вновь появился Паша, и я поспешила закрыть глаза, чтобы он как-нибудь не догадался, что я пришла в себя.

– Что там? – послышался от входа голос Теплого.

– В отключке еще, – ответил Паша, слегка пнув меня ногой. – Не очухалась.

Я услышала приближавшиеся шаги и, получив пощечину, после которой просто невозможно было не открыть глаз, увидела перед собой физиономию Теплого.

– Сколько напрасных мук, девушка. Сколько страданий, – отечески глядя, заговорил Теплый. – Стоит ли оно того? Я тут отъеду ненадолго, а ты подумай пока. Взвесь. Все, что от тебя требуется, – дать мне пять минут побеседовать с этим пацаном. Если ты эту маленькую просьбу исполнишь – ступай на все четыре стороны, живая и здоровая, бодрая и счастливая. Я пальцем не трону. Ни его, ни тебя. Что ж я, изверг, что ли, какой – ребенка калечить. Мне и тебя-то жалко, не поверишь – рыдания так и рвутся. Смотри-ка, как отделал! Ну Паша, ну шалун… А не исполнишь просьбу – он ведь и еще хуже может. Он знаешь какой у нас озорник. Про Лелика я уже и не говорю, он на тебя как бык на красную тряпку бросается. Даже я еле сдерживаю. В общем, думай, девушка, времени еще немного у тебя есть. Я вот съезжу сейчас по делу, а тогда и говорить начнем, по-настоящему. Только не надейся, что как в прошлый раз получится. Ребята мои в курсе, что ты у нас с выкрутасами. В оба будут смотреть.

С этими словами Теплый вышел из комнаты, и вскоре я услышала, как от дома отъехала машина.

Лежа на полу, я не могла видеть происходящего и не знала, сколько народу уехало с Теплым, а сколько осталось караулить меня. Совсем без сопровождения он вряд ли рискнул бы куда-либо отправиться, но вполне возможно, что один из автоматчиков, ехавших с ним в машине, остался здесь. Приняв это как рабочую версию, я раздумывала, как мне в сложившихся обстоятельствах лучше себя повести.

Впрочем, особо оптимистичные варианты в голову не приходили. Никто не бежал за пивом, никто не собирался расслабляться. В ожидании возвращения начальства парни бдели, и, слушая грубые голоса, доносившиеся с улицы, я думала, что Теплый, пожалуй, прав – как в прошлый раз, мне сейчас не суметь.

На этой грустной мысли меня застал Лелик, вошедший в дом и, по-видимому, заодно решивший осуществить контрольные функции.

Пройдя в комнату, где я, беззащитная и неподвижная, лежала на полу, он выругался и пнул меня, видимо, еще переваривая воспоминания о моем метком ударе. Потом выражение его лица изменилось, и он взглянул на меня с какой-то иной точки зрения.

Похабно ухмыльнувшись, он снова вышел на улицу, и теперь голоса, доносившиеся оттуда, звучали по-иному. Улавливая лишь отзвуки тихих речей и не рассчитывая ни на что хорошее, я инстинктивно искала глазами в комнате ключ к спасению. Увы, удручающе пустое пространство оставалось безответным к моей безмолвной мольбе.

– Да говорю тебе, он сказал не трогать, – услышала я голос Паши, зазвучавший уже на пороге комнаты.

– Ничего, мы по-тихому, он и не узнает, – говорил, входя следом за ним Лелик, уже, кажется, готовый снимать штаны.

– Говорю тебе, он мне башку оторвет.

– Да ладно, мы щас по-быстрому…

Следом за Леликом в комнате появился третий мужчина – один из автоматчиков, ехавших в машине с Теплым. Несмотря на свое почти отчаянное положение, я мысленно поздравила себя с тем, что угадала расклад сил.

Между тем Лелик уже готовился к решительным действиям.

Внутренне настроившись сопротивляться до последнего, защищать свою женскую честь хоть зубами, я зверем глядела то на очень довольного Лелика, то на озабоченного Пашу, то на ухмылявшегося автоматчика, которому, я думаю, было бы одинаково интересно наблюдать и сцену исполнения тайных желаний Лелика, и его драку с Пашей в случае, если бы тот захотел этому исполнению воспрепятствовать.

Однако, хотя в глубине души я уже подготовилась к первому, признавая такое развитие событий гораздо более вероятным, произошло все-таки второе.

Паша, все это время бубнивший себе под нос что-то нечленораздельное, увидев, что Лелик расстегивает молнию на ширинке, воспротивился со всей решимостью и, встав стеной между мной и моим врагом, всем своим видом продемонстрировал, что указание босса намерен выполнить неукоснительно.

– Слышь, да ты чего? Ты чего, Пашка? – изображал недоумение Лелик. – Ты что, мне подлянку, что ли, кинуть хочешь, а? Ты зачем?

– Теплый мне башку оторвет. Извини, – ни на шаг не отступая назад, говорил непреклонный Паша.

– Да кто ему скажет-то? Я? Или ты, может быть? Ты скажешь? Заложишь меня? А?

– Она скажет, – кивнув в мою сторону, проговорил Паша, и я постаралась выражением лица горячо подтвердить, что слова эти истинны.

– У-у, сука, – прошипел сразу утративший пыл Лелик. Застегнув штаны, он подошел ко мне и со всей силой пнул меня в живот. – Ладно, поквитаемся еще…

Вероятно, сообразив, что здесь не произойдет ничего интересного, автоматчик, так и не произнесший во время этой сцены ни единого слова, вышел из дома. Вслед за ним вскоре удалились и оба амбала.

Довольная, что хоть эта опасность миновала, я снова принялась за бесплодные раздумья, как же мне выйти из этой новой безвыходной ситуации и сбежать от бандитов.

Однако время шло, а гениальная идея меня почему-то не осеняла. Я была скована по рукам и ногам, в поле зрения не имелось ничего, что давало бы хоть слабую надежду скованность эту нарушить.

Вскоре я снова услышала донесшийся с улицы звук мотора: вероятно, приехал Теплый, обещавший после своего возвращения поговорить со мной «по-настоящему».

Снова внутренне собравшись и приготовившись к самому худшему развитию событий, я ждала, когда Теплый появится в комнате. Но вместо него на пороге появился второй автоматчик с двумя огромными канистрами, распространявшими запах, который невозможно было перепутать ни с каким другим.

«Бензин! – синим пламенем полыхнуло в мозгу. – Они хотят сжечь меня заживо!»

Я вспомнила, что Теплого прозвали так потому, что он имел обыкновение пожарами заметать следы, и настроение мое испортилось окончательно.

Между тем в комнате появился сам Теплый и, подойдя ко мне, весело поинтересовался:

– Как память, не вернулась?

– Не-а, – решительно ответила я, втайне недоумевая, что это его так вдохновило.

Подслушанный мной обрывок разговора явно свидетельствовал, что у товарища в ближайших перспективах большие проблемы, да и уезжал он в настроении довольно-таки мрачном, а сейчас – откуда что взялось?

Между тем Теплый, оживленный и деятельный, командным тоном отдавал распоряжения.

– Ребята, свяжите-ка мне девушку как следует, – говорил он, вытаскивая из пакета, который принес с собой, отличную, синтетического волокна веревку. – Наручники, как выяснилось, дело ненадежное. Ты за щекой, что ли, отмычки прячешь, искусница? Давай-ка, Паша, держи ее. А Лелик пускай затянет. Потуже!

Перехватив, будто железными клещами, мои запястья, Паша дождался, пока Лелик расстегнет наручники, и, максимально сблизив мне за спиной кисти рук, подставил их для пытки пылавшему местью экзекутору.

Что и говорить, Лелик затянул на славу. Чувствуя, как чуть не до кости впивается в тонкую кожу веревка, я мысленно призывала на голову Лелика все известные мне проклятия, но вслух не проронила ни звука.

– Вот так. Вот и отлично, – говорил, любуясь на работу Лелика, Теплый. – Так оно надежнее будет. Ноги, уж так и быть, оставьте. Только знаешь, чтобы она у нас понапрасну не трепыхалась, берегла энергию… Давай-ка мы ее… Что, там веревочка еще осталась, Лелик?

Тот с готовностью растянул на руках длиннющий остаток.

– Вот и прекрасно. Давай-ка, привяжи-ка ее вот сюда вот.

Лелик ехидно усмехнулся и, взяв меня за шиворот, подтащил к стене, так что я оказалась лежащей вдоль нее, параллельно трубам, к которым была прикована.

Отведя как можно дальше назад мои связанные за спиной руки, Лелик принялся наматывать второй конец веревки вокруг трубы, распялив меня почти как на дыбе и лишив последней возможности двигаться.

– Вот! Вот теперь действительно хорошо, – улыбался Теплый. – Вот теперь мне по-настоящему нравится. Ну что, упрямая, последний шанс тебе даю, последний раз тебя спрашиваю: где пацан?

– Не помню.

– Вот что ты будешь с ней делать? – как-то подозрительно беззлобно сокрушался Теплый. – Не хочет! Такая молодая, такая красивая, а не хочет жить, и все. Что ж, желание дамы для нас закон. Давай, Паша, действуй, и впрямь время поджимает. Нам еще за пацаном ехать.

Паша взял одну из огромных канистр и, отвинтив крышку, одним махом вылил на деревянный пол чуть не половину ее содержимого.

– Что ты безобразничаешь-то, – с досадой укорял Теплый. – Ты красиво делай.

Он описал рукой плавный полукруг, показывая траекторию, и послушный Паша аккуратной струйкой провел бензиновую полосу от края до края батареи, обведя меня этой изогнутой линией наподобие того, как обводят мелом положение трупа на месте преступления.

«А удачный выдался денек», – как-то машинально подумала я, без особого труда догадавшись, какими будут их следующие действия.

И ребята не стали разочаровывать. Паша отправился со своей канистрой обливать дом, а Теплый, нежно глянув мне в глаза, поднес зажигалку к обрисовывающей меня бензиновой черте. Через секунду прямо перед моим носом заплясали бойкие, веселые огоньки.

– Не скучай, – улыбнувшись, бросил на прощание Теплый и, запалив лужу, которую налил посреди комнаты Паша, вышел на улицу.

Пламя пока было не сильным, и все бы ничего, если бы не удушающий дым.

На доисторических окнах деревенского домика не было не то что пластиковых рам, а даже просто обыкновенных форточек. Вентиляция здесь, по-видимому, осуществлялась через микрощели в стенах. Очевидно, что угарный газ сквозь эти микрощели мог выветриться разве что к зиме.

Растянутая вдоль батареи с накрепко перетянутыми кистями рук, каждое движение которых вызывало невыносимую боль, имея свободной только одну совершенно бесполезную сейчас ногу, я была близка к отчаянию. Атмосфера комнаты очень быстро теряла параметры, делающие ее пригодной для жизни. Уже чувствуя в легких продукты горения, я услышала с улицы рев заведенных один за другим двигателей, а по затихаюшим звукам поняла, что обе машины убрались прочь из этого гиблого места.

В окне уже мелькали яркие языки пламени, охватившего дом снаружи.

Лихорадочно соображая, что делать, я чувствовала обжигающие прикосновения огня с линии, проведенной Пашей. Перспектива сгореть заживо на моих глазах превращалась в реальность.

Но нет худа без добра. Уже представая перед своим мысленным взором в виде охваченного огнем трупа, я вдруг подумала, что вместе со мной тогда сгорит и веревка, удерживающая меня сейчас в распятом состоянии.

«Эврика!» – чуть не вслух воскликнула я и, усмотрев место, где огонь подобрался ко мне ближе всего, подтянулась к нему, сколько было возможно, и поднесла к веселым язычкам связанные за спиной руки.

Пламя жгло невыносимо, синтетическая веревка больше плавилась, чем сгорала. Учитывая, что та часть ее, которая перетягивала кисти, пронимала почти до кости, можно было с уверенностью сказать, что воспоминания об этих минутах я сохраню до конца дней.

Но вот путы, отводящие назад мои руки, ослабели. Пламя разъединило веревку, притягивавшую меня к батарее, и я поспешила воспользоваться этим.

Комната все быстрее наполнялась дымом, снаружи уже полыхало вовсю. Чтобы успеть глотнуть свежего воздуха еще до того, как концентрация угарного газа в легких превысит уровень, совместимый с жизнью, нужно было спешить.

Уже свободнее двигая руками, я снова поднесла их к горевшим чуть ли не прямо подо мной половицам, и через несколько минут давление веревки ослабело. Двигая и подергивая онемевшими, в кровоподтеках и ожогах кистями, я наконец освободилась от ненавистной веревки и, стараясь не смотреть, во что превратились мои нежные ручки, занялась ногами.

Ни рыбных костей, ни отмычек, спрятанных за щекой (хорошую идею подал Теплый), в моем распоряжении сейчас не имелось. Поэтому, чтобы освободить правую ногу, прикованную наручником к батарее, я стала тупо колотить левой по узкой трубе, полная решимости не прекращать это занятие, даже если произойдет атомный взрыв.

В непроглядном дыму, кашляя и задыхаясь, почти теряя сознание, я била и била по этой проклятой конструкции, и наконец упорство железной воли победило сопротивление железной трубы.

При очередном ударе что-то хрякнуло под ногой, и я скорее почувствовала, чем увидела, как лопнула сварка и узкая труба отломилась от батареи.

Перегнувшись, я в один миг скинула второй браслет с трубы и, звякая и гремя цепями, ринулась в соседнюю комнату, где Паша не разливал по полу бензин и где дыма было чуточку меньше.

Дом уже стал обрушиваться, но решетки на окнах держались крепко. Ни секунды не сомневаясь, что входная дверь тоже заперта, я предположила, что единственно возможный для меня путь – через крышу.

Стоя в комнате и теряясь в догадках, как попасть на крышу без какого-нибудь подручного средства, которым можно было бы пробить дорогу к крыше, я вдруг услышала громкий звук. Он недвусмысленно свидетельствовал о том, что обрушения дома принимают глобальный характер.

Небольшие сени, по-видимому, прогорели быстрее всего, и теперь в них уже начинали рушиться потолочные перекрытия. Это мне и было нужно.

Сняв майку и окунув ее в стоявшее неподалеку ведро с водой, в котором недавно была моя голова, я приложила ткань к лицу и, теперь уже абсолютно ничего не видя перед собой, бросилась в непроглядную тьму входного коридорчика, еще не объятого пламенем, но уже настолько заполненного черным дымом, что, казалось, вместо воздуха его заполняет взвесь сажи.

Войдя туда, я сразу же наткнулась на толстую балку, одним концом обрушившуюся на пол, а другим еще державшуюся на стене под потолком. На ощупь ползя по ней и цепляясь ноющими от боли руками за все, что позволяло схватиться, я поднялась наверх к крыше. Прямо в лицо мне ударил мощный столп огня, чуть было не заставивший спрыгнуть вниз и свести на нет достигнутые с таким трудом результаты.

Впрочем, я, возможно, и спрыгнула бы, не удержавшись на балке, но события снова развивались по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло». Огненный столп, ворвавшийся сквозь крышу, поджег накаленную атмосферу прихожей. По сравнению с тем, что теперь ожидало меня внизу, огненные потоки сверху были гораздо меньшим злом.

Поэтому вместо того, чтобы малодушно падать вниз, я набрала в легкие отравленный воздух, снова накинула на тело, грозившее вскоре превратиться в гриль, майку и сквозь огненную стену рванула вверх, на ощупь ухватившись за какую-то очередную обугленную деревяшку и чуть не лбом выбив кусок шифера, которым был покрыт дом.

Шифер, как известно, вещество негорючее, и пламени извне можно было не опасаться. Зато сама я, пройдя сквозь огонь и медные трубы, представляла собой сейчас немалую пожароопасность.

Обуглились волосы, тлела, а местами даже горела одежда. Спрыгнув с невысокой крыши на землю, я первым делом поспешила прибить пытающееся охватить меня пламя.

С помощью земли и песка, которыми я посыпала разные части тела, мне это вполне успешно удалось. Прихрамывая и звеня болтающимся на ноге наручником, я побрела вдоль горящего дома в надежде обрести что-нибудь такое, чем можно было бы этот наручник снять. Увы, ничего подходящего не попадалось. Тогда, понимая, что время дорого, я взяла первый валявшийся на дорожке булыжник и, несколько раз с силой ударив по цепи, скреплявшей наручники друг с другом, отбила один браслет, чтобы он хотя бы не мешал и не путался под ногами.

«Потом в машине что-нибудь подыщу», – мелькало в голове, после перенесенного стресса постепенно возвращавшейся к способности нормально думать.

Выйдя из ворот, я увидел «фольк», смирно стоявший там, где я его недавно оставила и, кроме вмятины от пули сектантов, даже не получивший никаких новых повреждений.

Слегка удивленная такой безалаберностью бандитов, я снова соединила проводки и, услышав до боли родное урчание движка, с удовольствием уселась на водительское сиденье.

«Может быть, они просто подумали, что мне машина по-любому уже не пригодится, так и нечего себя понапрасну беспокоить», – размышляла я, отъезжая от дома и в зеркале заднего вида не усматривая уже ничего, кроме черного дыма, изредка рассекаемого огненными языками.

Учитывая подозрительно веселое настроение, в котором пребывал Теплый, вернувшись после отлучки, а особенно вскользь оброненные им слова, что им еще за пацаном ехать, я испытывала серьезное беспокойство. Невзирая на изуродованные руки и ноющую от боли лодыжку, я крепко сжимала руль и что было мочи давила на газ, поспешая к потайному укрытию, где оставила Никиту.

Строго-настрого наказав ему не высовываться, я понимала, что маленький ребенок руководствуется иными принципами поведения, чем умудренный опытом человек. Если бы он в нарушение моих указаний все-таки высунулся и чем-нибудь себя обнаружил, это было бы в целом неудивительно, хотя, конечно же, очень печально.

Не сомневаясь, что Теплому действительно очень нужно с ним поговорить, я как-то не слишком верила, что после этого разговора, узнав все, что ему было нужно, он просто отпустит мальчика на все четыре стороны. Что-то подсказывало мне, что свидетель, обладающий информацией такой важности, за которой Теплый не считает за труд гоняться самолично, – такой свидетель ему совершенно не нужен. И это предположение заставляло еще сильнее жать на газ и не делать скидку на боль в ноге.

«Он сказал, что за ним еще нужно ехать, – не оставляя надежды, думала я. – Значит, после этой его поездки мальчик не был у них в руках. Шанс есть. С другой стороны, вернувшись, от меня он признания не особенно добивался. Значит…»

И я снова давила на несчастную, и без того почти вжатую в пол педаль, не позволяя себе думать о самом худшем.

Если бы я знала тогда, в чем действительно заключался коварный план Теплого, я бы, развернувшись в противоположную сторону, за сто верст укатила от укромного местечка в горе. Но я ничего этого не знала, а потому, волнуясь и торопясь, на полной скорости гнала прямехонько к потайному укрытию.

Въехав в лабиринты поселка и не слишком обращая внимание на то, кто попадается навстречу, я на всех парах домчалась до озера и, выскочив из машины, громко позвала:

– Никита, ты здесь? Это тетя Женя. Не бойся, выходи.

В ответ на этот призыв слегка зашелестела трава на почти отвесной стене, спускавшейся к дороге, и вскоре из тайной пещерки показался Никита, целый и невредимый, по-видимому, даже чем-то довольный.

– Мы их обманули? – хитро улыбаясь, спрашивал он. – Я тихо сидел.

– Никто не приходил сюда? – тревожно оглядываясь, задавала я живо интересующий меня сейчас вопрос.

– Нет, – спокойно ответил Никита. – Совсем никого не было, я бы услышал. Я тихо сидел.

– Ты не выходил? Не показывался наружу? Сделал все, как я сказала?

– Да, я все время сидел в норе. Прятался. Мы часто так играем. Я знаю: если прячешься – нельзя выходить.

– Молодец! А теперь бегом в машину. Сейчас заедем, заберем сумку и…

Признаюсь, произнеся это «и», я как-то вдруг, неожиданно для самой себя обнаружила, что мне нечем закончить фразу.

Куда нам ехать? Из Тарасова того и гляди отправят вдогонку новых стражей, штампуют они их там, что ли? Углубляться в соседнюю область, все дальше уходя от родных мест, тоже бесперспективно – похоже, расстояния для этих парней – не помеха. А с учетом того, что сказал Теплый, и здесь оставаться становится опасным. Куда он собирался ехать за пацаном? Был ли это обычный блеф, или за этими словами действительно скрывалось знание некой информации?

Ответа на эти вопросы я не знала, но рисковать не могла. Если в распоряжении Теплого имеется хотя бы полунамек на то, где может скрываться мальчик, из этого места нужно немедленно уходить. Горький личный опыт уже убедил меня, что для такого человека, как Толя Теплый, полунамека более чем достаточно.

Подъезжая к затерявшемуся средь дерев дому гостеприимного Лехи, я все взвешивала различные за и против и пыталась определиться. Но когда, переодевшись и прихватив с собой порядком похудевшую уже сумку, я возвращалась к машине, решение было принято.

Оценив шансы, я все же решила продвигаться дальше – в соседнюю область. Эта идея главным образом была продиктована тем, что сейчас со мной был Никита, а значит, я не могла очертя голову бросаться в разные рискованные авантюры. Уже миновав обычно пустынные въездные дороги, я предполагала, что дальше нам все чаще должны попадаться различные населенные пункты, пригородные поселки, деревеньки, хутора и прочие людные места, где, по понятным причинам, устраивать среди бела дня перестрелку неудобно. Именно поэтому в плане безопасности это направление было предпочтительнее, чем пустынная трасса, ведущая в Тарасов, а безопасность сейчас снова стояла для меня во главе угла.

Выруливая из лабиринтов поселка и уже собираясь поворачивать направо, в сторону незнакомых просторов соседней области, я обратила внимание на старенькую замызганную «копейку», вот уже несколько минут неотрывно следовавшую за нами и аккуратно повторявшую все повороты и прочие маневры, которые осуществляла и я.

Машинку эту я заметила, в общем-то, сразу, но подумала, что это какой-нибудь пожилой дачник возвращается с урожаем к своей бабуле. Однако сейчас, почти уже выехав на трассу, я видела его по-прежнему следующим за собой, и это вызвало некоторые подозрения.

«Какого черта он тащится за мной, этот дед?» – раздраженно и даже с некоторой тревогой думала я, притормаживая и сворачивая на обочину.

Я планировала пропустить «копейку» вперед, от греха, как говорится, подальше и спокойно продолжать движение но, как оказалось, у деда были совсем другие планы.

Даже не сделав вид, что собирается проезжать вперед, «копейка» остановилась, кажется, в сантиметре от моего заднего бампера. Уже раскрывая рот, чтобы высказать возмущение этим бесцеремонным поведением, я увидела, что за рулем вовсе никакой не дед, а довольно-таки молодой и весьма подкачанный мужчина, а со стороны трассы повернули и продвигаются ко мне со все возрастающей скоростью «мерс» и его верный «Лендровер».

Мгновенно оценив ситуацию, я приняла единственно правильное решение. Сняв ногу с педали тормоза, нажала на газ и, виляя и изворачиваясь в попытках увернуться сразу от трех машин, стремящихся зажать меня в кольцо, помчалась к трассе.

«Нет уж, в этот раз ничего вам не удастся, – думала я, уходя от очередного лобового столкновения. – Сейчас уж извините».

Учитывая, что теперь на заднем сиденье «фолька» находился Никита, я, конечно, и в любых условиях попыталась бы уйти, но, по счастью, и сами условия здесь были несколько иными, чем тогда, когда меня «приняли» на заправке или подстерегли на повороте в деревеньку, где догорал достопамятный дом.

Асфальт, ведущий в замысловатые лабиринты поселка, был проложен практически по ровному месту, почти не возвышаясь над общим уровнем местности. Сворачивая с него, вы не рисковали угодить в кювет и перевернуться вверх тормашками, как, например, на выстроенной по всем правилам дорожного искусства междугородней трассе. Там, выбирая меньшее из зол и находясь за рулем в полном одиночестве, я еще могла сдаться без борьбы. Но сейчас, когда под опекой моей находился маленький клиент, а условия вполне позволяли маневрировать, я, мысленно кляня на чем свет стоит своих преследователей и выворачивая почти из-под колес, упрямо уходила в сторону всякий раз, когда меня пытались зажать в ловушку.

В этом ритме кривая постепенно вывела меня к повороту на вожделенную трассу, где решающее слово оставалось за скоростью.

Это я и взяла на вооружение. Повернула вправо, взяла курс на соседнюю область и вжала педаль газа в пол, едва удерживая взревевшую машину от взлета.

До дороги меня вели очень плотно, объезжая то слева, то справа, все время пытаясь преградить путь и зажать в кольцо. Сейчас, когда я наконец выехала на дорогу, «мерс» и «Лендровер» находились буквально в двух шагах и, конечно, тоже прибавили газу.

А доисторическая «копейка», по-видимому, использовавшаяся только для маскировки и нужная лишь для того, чтобы выследить меня на запутанных дорогах дачно-коттеджного поселка, значительно поотстала, похоже, не собираясь принимать участие в погоне.

Но два навороченных джипа не отставали. Выжимая максимум из движка, в последнее время то и дело подвергавшегося космическим перегрузкам, я снова, уже в который раз за это непродолжительное время, сканировала взглядом окрестные пространства в поисках внезапного средства к спасению.

«Сама, сама все сделала, – в припадке самобичевания осыпала я себя укорами, уже догадываясь, почему так оптимистично настроен был Теплый при нашем последнем свидании и для чего мне оставили в целости-сохранности машину. – Сама показала дорогу, сама привела их сюда. Да сама же еще навстречу выехала, чтоб не затруднялись, сердешные, не разыскивали меня по дорогам запутанным. Идиотка! Надо же было так попасться! На мякине провели. Интересно, а если бы они еще ключи в «фольк» подбросили, я бы и тогда не догадалась? Вот катайся теперь, играй в догонялки, пожинай плоды. Как теперь уйдешь от них? В этом «мерсе» движок триста лошадей, не меньше. Он самолет обгонит».

Впрочем, сейчас, когда на дороге то и дело попадались то большегрузы, то легковушки, то маршрутки, то автобусы, у меня было достаточно возможностей если не глобально развернуть ситуацию в свою пользу, то, по крайней мере, обеспечить себе тактическое преимущество, чем я и не преминула воспользоваться.

Лавируя между попутными и встречными транспортными средствами, я пользовалась тем, что громоздкие и неповоротливые джипы не могли похвастаться такой гибкой маневренностью, как мой юркий «фольк». Постепенно увеличивая число автомобилей между собой и своими преследователями, я все дальше уходила вперед в надежде оторваться от них, наконец, окончательно.

Но Теплый, знавший, что теперь он гонится не только за мной, но и за столь необходимым ему Никитой, так просто сдаваться не собирался. При первой же возможности, когда опустела встречная полоса и со стороны области не было видно ни одной приближающейся машины, он вырулил влево и попер как танк, рассекая воздух, не удостаивая вниманием со скоростью света исчезавшие сзади и справа легковушки и большегрузы.

Сведя на нет все мои старания, все тактические усилия, ненавистный «мерс» снова пристроился позади меня, не успев обогнать всего лишь какую-то жалкую «Хонду», да и то только из-за того, что на встречной показалась здоровенная фура. Не уступив ей дорогу, «мерс», без сомнения, разбился бы в лепешку.

Уже предчувствуя, что следующая же пауза в движении по встречной полосе приведет к тому, что меня заставят остановиться или зажмут в тиски, я подыскивала, куда бы неожиданно свернуть, чтобы выиграть хоть немного времени. Но ситуация, сложившаяся на дороге, сама собой подсказала единственно возможное решение.

По ходу нашего движения, давно уже проходившего не по голой степи, а по местности, то там, то сям пестревшей различными инфраструктурными объектами, располагался большой торгово-технический центр с отделением по обслуживанию и ремонту. И как раз в то время, когда я и мои преследователи мчались к этому заведению, возле него для разгрузки начала разворачиваться фура, встав поперек дороги и полностью перегородив обе полосы.

Представляя, что произойдет, если хоть на секунду остановить наше стремительное движение вперед, я, почти не сбавляя скорости, лихо въехала в единственный поворот на прилегающую дорогу, который еще оставался между точкой, где находилась я, и самой фурой.

Машину занесло, но я справилась с управлением и, выровняв колеса, понеслась куда глаза глядят, теперь уже совершенно не представляя себе, где нахожусь.

«Мерс», на скорости не сумевший сориентироваться и проскочивший поворот, резко затормозил, вызвав несколько замечаний по существу от водителя «Приоры», ехавшей сзади, и стал разворачиваться, чтобы следом за мной умчаться вдаль по второстепенной трассе.

Но если я проделала все это совершенно спокойно и беспрепятственно, к «мерсу» фортуна не была так благосклонна.

Лишь только громоздкий черный силуэт показался на прилегающей дороге, две симпатичные машинки, белая «Мицубиси Аутлендер» и синий «Форд Фокус», до этого смирно стоявшие по обочинам, снялись с мест и, выдвинувшись за «мерсом», приветствовали его ни больше ни меньше как автоматными очередями.

Наблюдая в зеркало заднего вида, как завилял на дороге неповоротливый черный медведь, пытаясь увернуться, и как высунулись из его окон уже знакомые мне стрелки, я возликовала и с новой силой придавила педаль газа.

Независимо от того, кто это сейчас решил разобраться с Теплым, криминальные ли его дружки или обиженные жертвы, для меня это означало только одно – реальный шанс уйти. Поэтому, не тратя времени на ненужные размышления, я мчалась вперед, используя представившийся шанс на полную катушку.

Не имея представления, куда ведет меня эта неожиданно возникшая дорога, я снова следила за окрестностями, отмечая все, что могло показаться примечательным.

Уже вечерело, и хотя темнело по-летнему поздно, все-таки пора было подумать о том, где нам устроиться на ночь. Кроме того, Никита, как и я, позавтракав утром, во весь день не видел и корочки хлеба, и если уж я, взрослый человек, давно ощущала весьма красноречивые зовы желудка, что уж было говорить о маленьком мальчике.

Не сомневаясь, что Теплый со своими так неожиданно настигшими его оппонентами еще долго будут выяснять отношения, я приглядывалась к строениям, постепенно появлявшимся по обе стороны от дороги, чтобы отыскать какое-нибудь заведение, где можно перекусить.

Судя по всему, мы въехали в жилую зону. На перекрестке, где, с одной стороны, находился поворот, уводящий в частный сектор, а с другой – виднелся островок пятиэтажек, свидетельствующий о наличии здесь более современных условий жизни, я свернула влево, к многоквартирным домам, логически рассудив, что там, где много народу, должны быть и места общественного питания.

Однако, объехав вдоль и поперек жилой массив, и впрямь оказавшийся довольно компактным, из всего разнообразия общепита я обнаружила только ларек с шаурмой, стоящий возле самой дороги.

«И надо было мне туда-сюда кататься, – в раздражении думала я, припарковавшись поблизости и вылезая из машины. – Бритому ежу ясно, что в таком захолустье ресторанному бизнесу делать нечего. Только время потеряла. Сразу бы купила здесь хоть что-то, давно бы уж поели».

Голод и усталость, ноющие после экзекуции руки и больная нога отнюдь не добавляли мне хорошего настроения. Хмуро подавая деньги, я старалась только поскорее спрятаться от посторонних глаз, чтобы не навести кого-то на нежелательные мысли.

Но шаурма оказалась свежей и ароматной, чай – горячим и крепким, и через несколько минут, уплетая за обе щеки, я смотрела на мир уже с гораздо большим оптимизмом.

«Ничего, прорвемся! – думала я, глядя на довольного Никиту, слизывающего вытекающий жирный сок. – Еще денек-другой покатаемся, а там уж Наталья со Жгутовым сориентируются, как-нибудь вытащат нас. Кстати, не мешало бы позвонить ей».

Дожевав шаурму, я покопалась под сиденьями и извлекла на свет не только телефонную трубку, но и револьвер. В результате всех замысловатых упражнений, которые пришлось совершить в этот день «фольку», оружие упало на пол и задвинулось под сидение, обеспечив таким образом себе сохранность.

«Смотри-ка, – в легком удивлении думала я, вспоминая бандитов, столь любезно оставивших в моем распоряжении неповрежденную машину. – Они не только не сломали ничего, но, похоже, даже не обыскивали».

Активировав трубку, я снова обнаружила два непринятых звонка. Один был от Натальи, второй по традиции от Жгутова. Поговорить я хотела для начала все-таки с клиенткой. Ведь это она сегодня утром должна была одна-одинешенька пуститься в дальний путь, и именно ее первым делом хотела я расспросить о настроении и самочувствии.

– Женя! Где вы?! Я тут с ума схожу! – донеслись из трубки истерические выкрики, едва лишь я успела нажать вызов. – Как Никита? С ним все в порядке?

– Все нормально, Наташа, не кипятись, – стараясь говорить как можно спокойнее и увереннее, отвечала я. – Ты ведь знаешь, в этом режиме я не всегда имею возможность вовремя принимать звонки.

– Где Никита? – кажется, даже не слушая меня, продолжала кричать Наталья. – Дай мне поговорить с ним.

Я передала трубку, и после нескольких незамысловатых, но, видимо, вселивших в Наталью уверенность фраз, мальчик вернул телефон со словами, что маме нужно срочно что-то мне сообщить.

– Слушаю тебя, Наташа.

– Женя! Тут такое, ты даже не представляешь! – снова с эмоциями начала она, и я решила ускорить разговор:

– Ты встретилась со Жгутовым?

– О да! Он нашел меня на вокзале. Вот об этом я и хотела… Ты не представляешь себе! Эти бандиты…

– А заявление ты написала?

– Да! Мы поехали с ним в эту, в общем, к полицейским, и там еще какой-то парень сказал такое! Вам нужно срочно, срочно в Тарасов! Сию минуту!

– А что он сказал-то?

– Это просто невероятно! Выходит, что Никита теперь самый главный. Но подожди, я расскажу все по порядку. Эти бандиты, которые гоняются за нами, то есть теперь за вами. Которые еще хотели прикинуться, что они тоже состоят в братстве…

– Да поняла я, поняла. И что с ними, с этими бандитами?

– У них, оказывается, очень большая организация, целая преступная группировка, и за ними давно уже следит полиция. Сейчас готовят специальную операцию, облаву. А Никита…

Тут, мельком взглянув в зеркало слева, я увидела нечто такое, что моментально заставило прекратить этот интересный разговор.

– Наташа, извини, я больше не могу говорить. Нам нужно уезжать, – коротко проговорила я в трубку и, не заботясь о том, услышала ли меня все продолжавшая свои невнятные речи Наталья, нажала на сброс.

С дороги, от перекрестка, так же, как недавно въехали сюда мы, дружной вереницей заворачивали к пятиэтажкам синий, блистающий лаком «Форд» и великолепная «Мицубиси».

Вновь увидев эту сладкую парочку поблизости от себя, я, пораженная, вдруг догадалась, что у сектантов, охотящихся за нами, но, несомненно, имевших некоторые претензии и к Теплому, могут быть в распоряжении и другие автомобили, кроме легшей на поле брани серебристой «Мазды».

«Так вот это кто пострелять приехал, – думала я, наблюдая, как юркий «Форд» и солидная «Мицубиси» маневрируют на местности, явно намереваясь подобраться ко мне поближе. – Правильно, Теплый-то не церемонился – двоих стражей уложил, машинку попортил. Есть от чего огорчиться. Догнали, обстреляли, подогрели, обобрали. Ответили адекватно. А теперь – кино продолжается, теперь, значит, снова по наши души. Ладно, посмотрим и мы, кто кого».

Надеясь, что здесь, на виду у всех, они не решатся, по крайней мере, стрелять, я не торопилась срываться с места, но знала и то, что до бесконечности тянуть время тоже не удастся.

– Никита, давай-ка снова на пол, – проговорила я. – Тут к нам – гости.

Когда салонное зеркало заднего вида отразило пустое сиденье, я медленным ходом двинулась от ларька в сторону выезда на основную трассу. Но не помчалась по ней в сиреневую даль, как, кажется, ожидали мои новые друзья, а аккуратно припарковалась в кармане, отходящем от основной дороги и предназначенном для парковки транспортных средств, хозяева которых пожелали бы приобрести что-то в бесчисленных овощных ларьках и магазинчиках, расположенных тут же. Развернувшись лицом к выезду на трассу, я втиснулась между старой «десяткой» и новой «четырнадцатой», закрыв таким образом непосредственный доступ к своей машине другим нежелательным транспортным средствам и обеспечив себе самой отличную возможность в любой момент рвануть на любой скорости и в любом направлении.

«Форд» и «Аутлендер» сбавили ход и, похоже, пребывали в недоумении, что же им предпринять.

Наконец «Форд», более компактный и мобильный, выехав из лабиринта ларьков, пристроился в том же кармане на свободное место через несколько машин от меня, а в прозрачные, без малейшего намека на тонировку стекла «Мицубиси» я увидела, как дюжий дядя, сидящий за рулем, взял телефонную трубку и стал что-то озабоченно говорить в нее.

Закончив разговор, он поставил свою машину поодаль, с торца одного из магазинчиков, и, видя, что никаких движений больше не происходит, я догадалась, что получен приказ ждать.

Действительно, что они могли сделать здесь? Возле ларьков сновали туда-сюда продавцы и покупатели, на перекрестке у светофора периодически собиралась очередь автомобилистов, от нечего делать глазеющих по сторонам в ожидании, когда загорится зеленый. Предпринимать какие бы то ни было действия на глазах стольких свидетелей было бы настоящим безумием.

Поэтому «Форд» и «Аутлендер» скромно стояли в сторонке, терпеливо ожидая первого хода от меня.

Я же не спешила. Помня, что именно темнота в свое время помогла мне скрыться от преследования настырных сектантов, я спокойно стояла на месте, дожидаясь, когда сильнее сгустятся сумерки, и бдительно следя за настроениями своих врагов в надежде уловить минутку рассеянности, которая позволила бы использовать эффект неожиданности и получить преимущество уже на первом шаге.