В ПОСТЕЛИ С ПОСТОРОННИМ

В некоторых региона Африки и Азии и сегодня не видят ничего странного или требующего объяснения в том, что несколько человек (больше двух или трех), не состоящих в родстве или интимной близости друг с другом, спят в одной постели. В Ботсване или Конго некоторые люди до сих пор спят, прижавшись друг к другу. Тут же могут спать и домашние животные. Это должно гарантировать защиту от нападения диких зверей. А еще существует красивая легенда, что душа может потеряться, если человек спит один.

Желание спать в тепле настолько сильно, что легко отодвигает на задний план и мысль о чьем-то храпе рядом, и невозможность повернуться в постели. Раньше и в западных странах близость к постороннему человеку не казалась до такой степени неприятной, как сегодня; границы чувствительности были иными. Кроме того, разделить ложе с хозяином дома могло даже означать примирение после бурной ссоры.

В «Истории частной жизни», в главе, написанной Даниэль Ренье-Болер, сказано, что ночной промискуитет, сексуальные отношения в постели с меняющимися парт­нерами, кажется, был широко распространен в Средние века, да и позднее тоже. В постели, которую автор называет «островком приватности», как нигде больше можно было дать полную свободу своим чувствам. Звучит несколько парадоксально: с одной стороны, постель была укромным местом, а с другой — все понимали, что там может происходить. Темнота провоцировала обман, «манипуляцию действительностью» и ассоциировалась с виной, супружеской изменой и преступлением. Если кому-то позволялось спать в одиночестве, это означало не только желание дать ему спокойно отдохнуть ночью, но и некое отличие, привилегию. «Необходимость спать вместе с еще несколькими людьми была признаком нищеты. Каждый, кто мог себе позволить спать в одиночестве, хотел спать один или, во всяком случае, только с людьми по своему выбору», — так Филипп Контамин в вышеназванной книге отметает последние сомнения.

В Средневековье во всем, что касалось сна, царила полная неразбериха: в одной постели можно было видеть супружескую пару, их детей, братьев, сестер или посыльных, а также солдат, студентов, инвалидов или нищих. В поездках совершенно посторонние люди делили одну постель. Нам это может показаться не совсем понятным, но тогда по этому поводу ни у кого не возникало никаких вопросов. Иногда кто-нибудь укладывался в кровать, когда остальные уже давно спали. Или кому-то не везло, и приходилось освобождать постель, потому что он принадлежал к низшему сословию, а поздно ночью на постоялый двор прибывал знатный гость и требовал места.

Когда много людей оказывалось в одном месте и всем нужно было там заночевать, например в паломнической поездке, то использовались все помещения гостиницы, вплоть до самого последнего уголка. Иногда постояльцев устраивали на сеновале или из-за недостатка соломы на скорую руку делали просто подстилку из сена. После ночи, проведенной на этих сильно пахнувших «постелях», многие утром жаловались на ужасную головную боль. Альбрехт Дюрер видел однажды в Брюсселе кровать на 50 человек. Очевидно, она была приготовлена специально для пьяных, чтобы они там проспались. Некто Д. Рохол в своем сочинении «Темные картины из жизни странника. Записки ремесленника» оставил нам наглядные примеры такого ночлега, по всей видимости относящиеся к северу Германии в конце XIX столетия. Он описывает «приют для бродяг, уличных фокусников с лошадьми и телегами и без оных, для вязальщиков веников, лоточников, мастеров, делающих зонты, жестянщиков и лудильщиков, словаков, цыган, жуликов и вообще для всякого путешествующего бездомного и безработного люда мужского и женского пола». А вскоре наступает полная чехарда: «Ибо едва солома кое-как уложена, тут же со всех сторон на нее бросаются постояльцы, многие босиком, держа обувь в одной руке, а посох и узелок с пожитками в другой, и стараются устроиться поудобнее. Некоторые, особенно пьяные, пытаются лечь поперек, и только сильнейшие удары по ребрам вынуждают их лечь в “правильном направлении”. Все моментально стягивают куртки и укладывают их под голову. Все происходит быстро. Скамьи и столы, разумеется, уже заняты… Запах перегара, мокрой одежды, испарения от 50 — 60 человек, дымящиеся тряпки — что за ужасная атмосфера».

Почему у нас вышло из моды делить постель с кем-то еще? С середины XIX века стали раздаваться голоса, осуждавшие эту практику по гигиеническим или моральным причинам. Часто приводился аргумент, сформулированный одним французским гигиенистом: при совместном сне «личные ароматические поля партнеров входят в конфликт друг с другом». Такие предостережения служили весомым аргументом в борьбе с туберкулезом и сифилисом. Причины возникновения многих болезней были еще неясны; даже подагру и цингу долгое время причисляли к заразным заболеваниям. Следует добавить, что, возможно, и кислорода не хватало, если комнаты плохо проветривались.

В XIX веке, когда строительство нового жилья в промышленных метрополиях перестало успевать за экономическим развитием, часто случалось, что сменному рабочему приходилось делить кровать с напарником. Заметим, они не спали вместе в одной постели, а пользовались ею в разное время.

Необходимость спать в холодной постели в холодном помещении может даже очень усталого человека лишить сна, а иногда и рассудка. Раньше наполняли грелки и бутылки горячей водой или разогретым песком, чтобы сделать постель немного уютнее. У кого не было такой бутылки или грелки, брал в кровать кирпич, разогретый на печи. Сегодня нам помогают легкие, как пух, спальные мешки: в мешок можно забраться так, что снаружи остается только лицо.

Прежде вопрос, мерзнуть ли одному в постели, даже не возникал. Причем необязательно в постели должен был находиться еще один человек. Лизелотта Пфальцская однажды написала: «Что действительно согревает меня в кровати, так это шесть маленьких собачек».

Встреча с напарником по кровати, какой никто себе не пожелает, описана в романе Германа Мелвилла «Моби Дик». Хозяин предупредил Измаила, матроса, от лица которого ведется повествование, что ему придется «разделить ложе с одним гарпунщиком». Напряжение Измаила возрастало по мере того, как тот задерживался. «Не знаю, в чем тут дело, но только люди, когда спят, склонны проделывать это в уединении. Ну а уж если речь идет о том, чтобы спать с чужим, незнакомым человеком, в незнакомой гостинице, в незнакомом городе и незнакомец этот к тому же еще гарпунщик, в таком случае ваши возражения умножаются до бесконечности». Снова и снова представлял он себе все неприятности, которые могли приключиться с ним этой ночью. При одной мысли о постельном белье его «так и передергивало», он даже хотел устроиться на простой деревянной скамье, но потом отбросил эту идею, задул свечу и повалился на кровать. «Чем там был набит матрас — обглоданными кукурузными початками или битой посудой, — сказать трудно, но я долго ворочался в постели и все никак не мог заснуть». Наконец он услышал тяжелые шаги, и вот чужак вошел в комнату. «Какая рожа! Цвета темно-багрового с прожелтью, это лицо было усеяно большими черными квадратами». Курящий мужчина был весь в татуировках, все тело, как с ужасом понял Измаил. «Дикий каннибал» выключил свет и запрыгнул к нему в постель. «Я взвыл от ужаса, а он издал негромкий возглас удивления и принялся ощупывать меня». Однако, очевидно, Измаил все-таки заснул, так как на следующее утро — вот чудо — обнаружил, что рука Квикега нежнейшим образом обнимает его: «Можно было подумать, что я — его жена».

Иногда спать с другими людьми приходится и сегодня, даже в развитых странах Европы и Северной Америки, где вообще-то этикет предписывает избегать физических соприкосновений с посторонними. Вряд ли это можно считать нарушением приличий, скорее это — доставшийся нам от прошлых поколений, но все-таки симпатичный реликт прошлых времен, окрашенный романтикой новых дорог. Вспомним вплотную придвинутые друг к другу матрасы в горных альпийских хижинах для туристов и лыжников, где разговоры под глинтвейн и пиво могут затягиваться до поздней ночи. И конечно же купе пассажирских поездов, объединяющие посторонних людей, которые в других обстоятельствах никогда не оказались бы рядом, а в конце поездки разойдутся в разные стороны, в них — иногда по сигналу кондуктора — сиденья раскладываются и превращаются в кровати, занимающие все купе.

Если верить мемуарам Катрин Милле, вероятно самой известной участницы борьбы за женский промискуитет в новейшей истории, железнодорожные спальные вагоны были ее излюбленным местом деятельности.

Вопрос о том, могут ли дети спать в одной постели со взрослыми, затрагивает также сомнительную практику герокомики; курьез истории медицины, который возник еще в Античности, а в Англии стал известен благодаря работе Джона Флойера «Герокомическая медицина, или Способ сохранения здоровья пожилых мужчин по Галену» (1727). Предполагалось, что близость одного или нескольких молодых тел может вдохнуть новую жизнь в старую, отжившую свое плоть. А тот факт, что страдало здоровье молодого человека, никого не волновал. Вероятно, при этом оставался всего маленький шажок до того, чтобы поддаться сексуальному искушению и злоупотребить близостью юного человека. Возможно, герокомика служила лишь прикрытием для сексуальных действий, которые нельзя было назвать своими именами.

Кроме таких более или менее приятных ночных встреч — не важно, происходили они на самом деле или были только результатом фантазии писателя, — есть и другие факторы, которые могут мешать спать и лежать. Самые главные «враги» сна — это клопы, особенно надоедливые летом, источающие отвратительно-сладковатый запах. Мы имеем в виду cimex leсtularius, которые живут в матрасах, выползают по ночам и кусают спящего, оставляя при этом в ранке слюну, вызывающую зуд и сыпь. Несколько утешает, что клопы не являются переносчиками возбудителей болезней.

Отправить