VIII
Комедия и трагедия
Прошел день, и можно уже было подумать, что сын графа Гедеона совсем позабыл о происшедшем в гостинице «Красная лисица». Однако же он поверил свои планы Агриппе.
— Графиня права, — сказал старик, — толковать о мщении — значит давать ему выдохнуться и разлететься дымом, а молчать — значит обдумывать его и давать ему укорениться… К тому же зачем предупреждать своего врага?..
Теперь они еще чаще бывали в зале с оружием. Коклико ходил с ними и туда и все удивлялся, к чему это они фехтуют с таким усердием; но он так уже привык подражать во всем Гуго, что и сам часто снимал шпагу со стены и тоже набивал себе руку. Иногда Гуго требовал, чтобы Коклико становился рядом с Агриппой и они бились вдвоем против него одного.
Прошло года полтора со времени происшествия в гостинице «Красная лисица», когда Гуго, не упускавший ни одного случая узнать что-нибудь о привычках и образе жизни маркиза де Сент-Эллиса, созвал всех, кто был с ним тогда в Иль-ан-Ноэ, и сказал им:
— Друзья мои, вы не забыли о том, что случилось с нами в «Красной лисице», когда мы встретили маркиза де Сент-Эллиса?
— Разумеется, нет! — вскричали все в один голос.
— Хорошо! Я вспоминаю об этом каждый день и каждый час и теперь говорю с вами для того именно, чтобы узнать, хотите ли и вы вспомнить вместе со мной. Ты, Жаклен, что думаешь?
Жаклен отделился от прочих и, подойдя ближе, ответил:
— Я никогда не говорил об этом с вами потому только, что вы сами, казалось, об этом не думали… Мне же эта история приходит на ум беспрестанно… Она лежит у меня камнем на сердце. Подумайте только! Я хромал после того случая целых шесть недель!
— Значит, если бы вам предложили отплатить маркизу око за око, зуб за зуб, вы согласились бы?
Все закричали в один голос:
— Да! Да!
— Клянетесь ли вы повиноваться мне во всем, как солдаты своему командиру?
— Клянемся!
— И идти за мной всюду, куда я поведу вас?
— Всюду!
— Хорошо! Надейтесь же на меня, как я на вас надеюсь!
Как только Гуго это произнес, перед ними на дорожке появился фигляр с медведем на цепи. У первого плащ и шапка были все в лохмотьях, у второго облезла шерсть и выступали ребра.
Бедняга, увидев толпу молодых людей, потянул медведя за цепь и, подняв палку, заставил его прыгать. Медведь плясал неохотно, сам хозяин тоже был невесел. На спине у него болтался пустой мешок. По впалым щекам было видно, что он не каждое утро завтракает и не каждый вечер ужинает. У Коклико сердце сжалось при виде этого несчастного, и, взяв в руки шляпу, он решил собрать для него милостыню.
— Подайте этому бедняку и его приятелю, — попросил он товарищей.
Каждый достал из кармана что мог, кто медный грош, а кто кусок хлеба. Когда шляпа была полна, Коклико высыпал собранное в мешок фигляра. После всех Коклико подошел к Гуго, который бросил в шляпу серебряное экю. Никогда бедняге и не грезилось такого праздника. Прежде всего, поблагодарив всех, он отдал медведю половину отложенного в сторону большого куска хлеба, к которому прибавил два или три яблока.
— Вот и видно добрую душу! — сказал Коклико.
Медведь присел на задние лапы и, взяв в передние кусок хлеба и придерживая ими яблоки, принялся тихо есть. Его маленькие глазки светились от удовольствия.
— О! Подходите смело, — сказал фигляр, заметив, что все держатся в отдалении с тех пор, как он расстегнул пряжку намордника, — он не злой и ничего вам не сделает.
Кое-кто подошел, а Коклико, желая доказать свою храбрость, погладил медведя по шерсти; медведь не зарычал, а посмотрел на него, будто говоря: «Я узнаю тебя: это ты собирал подаяние!»
— Не бойтесь, — продолжал фигляр, усаживаясь рядом с медведем, — Виктор и я — Виктором зовут моего товарища — народ честный и всецело к вашим услугам; мы умеем быть благодарными, и, если понадобимся вам когда-нибудь, вы нас всегда найдете.
Два дня спустя Гуго обдумав свой план, опять собрал товарищей.
— Маркиз приезжал к нам, — сказал он, — теперь мы должны нанести ему визит… Он съел наш обед в «Красной лисице»… Хотите ли съесть его ужин в замке Сен-Сави?
— Хотим! Хотим! — закричали все, в восторге от этой мысли.
— Итак, завтра на рассвете будьте готовы!
На следующий день все собрались, Гуго устроил смотр и предупредил товарищей, что дело будет серьезное и может окончиться смертью.
— Итак, если кто-нибудь из вас не хочет идти до конца, пусть возвращается домой… Я сердиться не стану…
Никто не двинулся с места. Уверившись, что ни один из товарищей не убежит, Гуго повел их прямо в заброшенный старый домишко, показал в углу, под соломой, целый ворох разных потешных костюмов и велел переодеться. Каждый надел, что попалось под руку. Нарядившись в платья, чепчики, кофты, в плащи всяких фасонов и цветов, юноши стали похожи на труппу фигляров или цыган. Они были неузнаваемы.
— А теперь, — сказал Гуго, — возьмите оружие в другом углу и спрячьте его под платьем.
За разобранными бочками было спрятано столько кинжалов и пистолетов, что каждый мог выбрать, что ему нравилось. Там же нашлось множество разных музыкальных инструментов.
— Возьмите трубы и барабаны, — сказал Гуго, — тут особенного искусства не требуется…
Как только с приготовлениями было покончено, Гуго объявил:
— А теперь нам пора в путь!
Замок, в котором жил в то время маркиз, находился в глухом месте, в окрестностях Сен-Сави, и потому назывался тем же именем. Толпа направилась в его сторону. По дороге они не без удивления встретили фигляра с медведем, которые как будто поджидали их. Компания еще больше удивилась, увидев, что медведь с хозяином двинулись вслед за ними.
— Это мне пришло в голову, — сказал Коклико со скромным видом.
— Тебе? Такому болвану!
— Мне, такому болвану! Это-то и удивительно!
И развеселившийся Коклико повесил бубен на шею Виктору со словами:
— Он участвует в экспедиции, надо, чтобы он участвовал и в оркестре.
Дойдя до ворот замка, толпа по приказанию начальника остановилась. Выстроившись в ряд, все принялись бить в барабаны, трубить в трубы и дудки, и притом с таким усердием и силой, что все слуги прильнули к окнам.
Увидев музыкантов, они испустили крик восторга и не устояли перед искушением посмотреть на оркестр поближе. Все бросились к дверям и в одну минуту оказались во дворе. Гуго невозмутимо ждал их с огромной меховой шапкой на голове и в пестром плаще. Подле него Коклико, тоже в пресмешном костюме, бил в барабан.
Как только слуги высыпали из замка, Гуго подал сигнал деревянным золоченым скипетром. Оркестр прибавил жару, а медведь, ободренный этим адским шумом, принялся плясать. Все развеселились, а Гуго, увидев дворецкого, подошел к нему и, поклонившись, предложил сыграть комедию. Он объяснил, что хочет для начала показать свое искусство ему, дворецкому, и если человек с таким образованным вкусом останется доволен их игрой, то заплатит за труды, сколько сам сочтет нужным, а пока пусть велит подать несколько кружек вина актерам, которые будут счастливы повеселить его милость.
Польщенный этой речью, дворецкий улыбнулся и провел труппу в замок; медведь шел следом. Веселая компания очутилась в длинной галерее, из которой винтовая лестница вела на внутренний дворик. На стоявших в этой галерее столах скоро появились кувшины и кружки, и вокруг них столпилась вся прислуга маркиза. Через большие стеклянные двери виднелся в соседней комнате накрытый стол с дорогой посудой.
— Это столовая самого маркиза, — сказал дворецкий, снимая шляпу. — Если мне понравится ваше представление, я доложу его милости, и он сам пожалует посмотреть на вас.
— Какая честь! — воскликнул Гуго, почтительно кланяясь.
Его товарищи помнили разные фарсы, виденные ими в Оше на ярмарке, и скоро спектакль устроился на славу. Для медведя и его хозяина тоже нашлись роли. Развеселившись, один из конюхов налил себе стакан, охотник сделал то же, а за ними и прочие принялись усердно попивать. Скоро повар с двумя поварятами принес огромные куски холодного мяса и предложил комедиантам отведать угощение.
— Кушайте прежде сами, — ответил вежливо Гуго.
Слугам такая вежливость очень понравилась; они принялись есть. Все кричали и хохотали. Коклико, набеливший свое красное лицо мукой, старался изо всех сил и вызывал громкие аплодисменты у публики. Медведю тоже доставалось их немало.
Ободренный таким успехом, Коклико выкрикнул:
— Все это сущие пустяки! А вот что бы вы сказали, если бы увидели страшный прыжок медведя при дворе китайского императора? Вот это истинное чудо! Славный вышел бы финал!
— Страшный прыжок! — закричали со всех сторон. — Давайте страшный прыжок!
Коклико раскланялся и провозгласил:
— Хозяин мой, знаменитый и великолепный дон Гузман Патрицио и Гомез Фуэрас Овьедо, от души желает потешить честную компанию; но в этой зале слишком низко!
— Как слишком низко? — воскликнул дворецкий, обидевшись.
— Да, ваша милость, так точно, и вот сам китайский император… — Коклико указал своим скипетром на хозяина медведя, и тот поклонился, — сам китайский император вам скажет, что медведь здесь разобьет себе голову об потолок… Страшный прыжок надо делать в чистом поле или во дворе… там бы, например, отлично было!
— Во двор! Во двор! — закричали слуги в один голос.
И все бросились на лестницу и побежали вниз с шумом и смехом, толкая друг друга.
— Не зевай… смотри за Виктором, — шепнул Коклико фигляру, а тот кивнул в ответ.
Актеры вышли из галереи вслед за прислугой, которая рассыпалась по двору; вдруг показался и медведь без намордника; раздались крики, и публика кинулась толпой к противоположной стене.
— Теперь смотрите, господа и дамы, начинается! — крикнул фигляр.
Воцарилось мертвое молчание, все головы вытянулись вперед, чтобы лучше видеть, а фигляр взял медведя осторожно за ухо и привязал его веревкой к кольцу, вделанному в стену у самой двери. Затем он слегка кольнул медведя в бок. Виктор встал на задние лапы, зарычал и показал свои острые зубы. Прислуга у стены подалась назад.
— Посмотри-ка хорошенько на этих добрых людей, там вот, перед тобой, — сказал фигляр, — как только кто-нибудь из них вздумает двинуться с места, — ты, верно, друг Виктор, не прочь покушать — можешь хватать их и кушать себе на здоровье.
Виктор зарычал еще злей, а публика задрожала от ужаса. Тогда фигляр выпрямился во весь рост и сказал своим товарищам, смотревшим из окон:
— Теперь, господа, можете пировать сколько хотите; никто не войдет в эту дверь без позволения Виктора, а он, ручаюсь вам, никому этого позволения не даст.
— За стол! — крикнул Гуго.
Стол, накрытый для маркиза де Сент-Эллиса, буквально гнулся под множеством блюд. За них принялись со всех сторон, и шум поднялся страшный.
То, чего желал и ожидал Гуго, случилось: маркиз, разбуженный шумом и уже целый час напрасно звавший слуг, решился наконец сам посмотреть, что это за шум потрясает своды его замка. Он оделся наскоро, прицепил шпагу и пошел из своей комнаты в залу, откуда доносился этот адский гвалт.
Отворив дверь, он остановился на пороге, онемев от удивления и гнева. Сзади к нему кто-то подкрался, как кошка. Это оказался араб, который был с маркизом в «Красной лисице», единственный, кто тогда заговорил с Гуго дружелюбно. Он улыбнулся, увидев юношу.
Гуго встал и, кланяясь маркизу, сказал:
— Вы обедали в Иль-ан-Ноэ, а мы вот ужинаем в Сен-Сави! — И, сорвав с себя парик и длинную бороду, он прибавил, с полным стаканом в руке: — За ваше здоровье, маркиз!
Маркиз узнал его и испустил крик бешенства.
— Кадур! — крикнул он. — Раствори все двери и звони во все колокола!.. Зови Ландри, зови Доминика, зови Бертрана и Жюстина, Гузмана и Ларидена! Зови всех этих каналий…
Кадур, продолжавший смотреть на Гуго, не двинулся с места.
— Вы ищете ваших людей, маркиз, — сказал Коклико, низко кланяясь, — не угодно ли вашей милости выглянуть в окошко: вы сами изволите убедиться, что никто не идет к вам на помощь потому только, что не может двинуться с места.
Маркиз бросился к окну и увидел во дворе с одной стороны медведя, а с другой — всю свою прислугу. Как только кто-нибудь делал шаг вперед, медведь вставал на задние лапы и показывал зубы и когти.
В эту минуту поднялась портьера в конце галереи и показалась дама в великолепном бархатном платье, вышитом золотом; она подошла с надменным видом; все взгляды обратились на нее. За ней шла служанка с улыбкой на устах.
У дамы были чудные глаза, черные, полные огня, и походка настоящей королевы. Она спокойно осмотрелась по сторонам, как будто уверенная в том, что, кроме почтения и поклонения, ничего не может встретить. И действительно, ее решительный вид и ослепительная красота мигом положили конец шуму и крикам; воцарилось мертвое молчание.
Дойдя до середины залы, она спросила:
— Что это значит? Что за шум?
— Это мерзавец, которого я уже один раз проучил и теперь еще сильнее проучу за его неслыханную дерзость! — вскричал маркиз в бешенстве.
Гуго встал, отодвинул стул, на котором сидел за столом, снял шляпу и, подойдя, сказал:
— Маркиз преувеличивает: в первый раз он схватил меня предательски… А теперь, вы сами увидите, он сам будет наказан.
Дама безмолвно оглядела Гуго и спросила с улыбкой:
— А как вас зовут?
— Вы сейчас узнаете… А вы кто, позвольте спросить?
— Принцесса Леонора Мамиани.
— А! Вы итальянка; значит, вы еще лучше поймете все, что здесь сейчас произойдет. — И, обращаясь к маркизу, Гуго продолжил так же хладнокровно: — Маркиз, из ваших слов я ясно вижу, что вы не забыли, как варварски поступили со мной в гостинице «Красная лисица»… Всякому своя очередь!
Маркиз взялся было за рукоятку своей шпаги; но прежде, чем он успел ее вынуть, двадцать рук схватили его, лишив возможности защищаться.
— Кадур! Ко мне! — крикнул он в отчаянии.
Но араб еще раз молча покачал головой.
В одно мгновение с маркиза сняли верхнее платье и, как он ни бился, привязали его к деревянной скамье, оголив спину. Он позеленел от бешенства.
— Год тому назад я так же точно, как теперь маркиз де Сент-Эллис, лежал связанный на скамье, — объяснил Гуго принцессе, — как он, я был бледен; как он, я звал на помощь! Я просил, я умолял… но ничто его не тронуло: ни моя молодость, ни то, что я был совершенно прав! Я тогда еще сказал ему: «Лучше убейте меня, а то я отомщу вам!» Он мне ответил: «Попробуй!» Вот я и попробовал и мщу теперь за себя!
— Понимаю, — сказала принцесса.
Между тем маркиз отчаянно бился, пытаясь освободиться от веревок. Он испустил хриплый крик. Принцесса подошла к Гуго и сказала:
— Я провела ночь под его крышей; неужели вы не дадите женщине права просить за своего хозяина?
— Все права за вами, без сомнения; но я обязан выполнить долг… защитить честь опозоренного имени!
— Эта деревенщина еще толкует о своем имени! — прохрипел маркиз.
Гуго вынул из-под платья спрятанную шпагу и, подняв руку, сказал:
— Бери свой хлыст, Жаклен!
Жаклен засучил рукава и схватил хлыст.
— Хочешь сто пистолей? — крикнул маркиз.
— Нет!
— Хочешь пятьсот, тысячу, десять тысяч?..
— Ничего! Удар за удар. Отсчитай ровно двенадцать, Жаклен.
Холодный пот лил с лица маркиза.
— Поднимай руку! — крикнул сын графа Гедеона. — Ты готов, Жаклен?
— Готов!
— Ну так бей, да посильней!.. Раз!
Но в ту самую минуту, как хлыст просвистел в воздухе и уже опускался на спину маркиза, Гуго взмахнул шпагой и разрубил хлыст пополам. Ропот негодования поднялся среди молодых людей.
— Тихо! — крикнул Гуго.
Все замолчали.
— Теперь развяжите его.
Товарищи Гуго замялись.
— Клялись вы мне — да или нет? — слушаться меня во всем?
Веревки упали одна за другой. Маркиз вскочил на ноги.
— Шпагу мне! — крикнул он.
Гуго холодно поклонился.
— А! Так вы согласны драться с такой деревенщиной, как я? И вы правы, маркиз, потому что моя кровь стоит вашей.
И в то время как Коклико по знаку Гуго подавал маркизу шпагу, юный граф продолжал:
— Вы сейчас спрашивали, как меня зовут, принцесса. Не угодно ли вам прочесть эту бумагу, и прочесть громко? Не мешает, чтобы маркиз знал, кто я такой, прежде чем мы скрестим шпаги.
Взглянув с любопытством на того, кто так почтительно склонился перед ней, принцесса Леонора посмотрела на бумагу, вынутую молодым человеком из кармана. Лицо ее осветилось радостью.
— Ах! Я знала, что судьба создала вас дворянином! — сказала она и звонким голосом прочитала следующее: — «Вы видите перед собой моего сына, Гуго Поля де Монтестрюка, графа де Шаржполя, в чем подписью своей свидетельствую. Луиза де Монтестрюк, графиня де Шаржполь».
— А теперь становитесь, становитесь же скорей, маркиз! У вас имение, а у меня имя…
Маркиз занял позицию, но Гуго остановил его знаком и, обращаясь к своим товарищам, сказал им повелительным голосом:
— Никто не должен сходить с места, даже если я упаду… ни ты, Коклико, ни ты, Жаклен!
Кадур подошел поближе и, скрестив руки, устремил огненный взор на Гуго.
Шпаги встретились. У Гуго была в руке та самая, которой отец его, граф Гедеон, убил барона де Саккаро. На клинке еще виднелись пятна крови.
Маркиз сначала надеялся легко сладить с молодым графом, но скоро понял, что перед ним противник нешуточный, и стал гораздо внимательнее. Гуго хладнокровно, полностью владея собой, щупал своего противника. Наконец с быстротой молнии он обезоружил маркиза.
Коклико поднял шпагу и подал ее маркизу.
— Продолжайте, маркиз; это ничего! — сказал Гуго.
Маркиз явственно расслышал шепот и сдавленный смех зрителей и с яростью кинулся на противника.
— Вы открываетесь, маркиз, берегитесь! — предупредил Гуго.
И во второй раз он отбросил шпагу маркиза в угол залы. Маркиз бросился за ней, как волк, но Коклико уже опередил его и опять подал ему шпагу, держа ее рукояткой вперед.
Бой возобновился — жестокий, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горели, зубы были стиснуты. Вдруг, и в третий уже раз, шпага вылетела у него из рук.
— Браво! — крикнула принцесса, поддаваясь невольно удивлению при виде ловкости и невозмутимого хладнокровия молодого графа.
В отчаянии, совсем обезумев, маркиз схватился обеими руками за голову.
— Ах, убейте меня! — вскричал он. — Да убейте же меня, наконец!
— Хорошо! Теперь будет кровь! — ответил Гуго, между тем как Коклико опять с улыбкой подал шпагу маркизу.
Гуго собрался с силами и, не ожидая уже нападения противника, как только скрестились клинки, первым же ударом проколол насквозь руку маркиза. Та безжизненно повисла, и пальцы маркиза выпустили шпагу. Гуго схватил ее и, вложив сам в ножны, висевшие на поясе маркиза, который смотрел на него, ничего не понимая, сказал ему:
— Маркиз, носите эту шпагу на службе его величеству королю.
Коклико бросился к окну и крикнул фигляру:
— Эй, приятель! Убери-ка медведя и освободи гарнизон!
Принцесса подошла к Гуго, бледная, взволнованная, и сказала:
— Граф, я считаю себя счастливой, что встретилась с вами, и надеюсь еще встретиться. Ваше место вовсе не здесь в глуши, а при дворе…
Между тем страшная борьба происходила в душе маркиза. Гнев еще бушевал в ней, мщение еще кипело. Побежден — и у себя дома, ребенком, у которого едва пробиваются усы! Но, с другой стороны, не простой, не обыкновенный же человек стоял перед ним! Он сам не знал: будь он на его месте, поступил бы он так же? А Гуго, казалось, совсем забыл о нем. Вложив шпагу в ножны, он собирал своих товарищей и строил их, собираясь уходить из замка. Наконец в этой борьбе добра и зла в душе маркиза добро победило, и он сказал, подходя к Гуго:
— Граф де Монтестрюк, у вас сердце дворянина, как и имя дворянина… Обнимемся.
— Вот это благородно!.. — воскликнула принцесса, наблюдавшая за маркизом. — Поклянитесь мне оба, что искренняя дружба свяжет вас отныне навеки.
— Ах! За себя клянусь вам! — вскричал маркиз с удивлением. — Эта дружба будет такой же глубокой и такой же вечной, как и мое восхищение вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснея, а Гуго и маркиз по-братски обнялись. Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза и не понимавший еще, что тут произошло в его отсутствие, поднял руки к небу при виде этих неожиданных объятий.
Маркиз рассмеялся и вскричал:
— Черт возьми, старик Самуил, еще не то увидишь теперь! Знай, что этот молодой человек, протянувший мне руку, — друг мой, лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави. Лошади, экипажи, люди — все здесь теперь принадлежит ему!.. И клянусь чертом, мне бы очень теперь хотелось, чтобы он пожелал чего-нибудь такого, чем я особенно дорожу, чтобы я мог тотчас отдать это ему и доказать, как высоко я ценю его дружбу!
В эту минуту взор его упал на араба, который все еще стоял в стороне, неподвижный и молчаливый. Вдруг выражение лица маркиза изменилось, и он вскричал:
— А! Ты, неверный, изменяешь своему господину! Ну, пришла теперь и твоя очередь!.. Плетей, Самуил, плетей!.. Пусть четверо слуг схватят этого чернокожего разбойника и забьют его до смерти!..
Самуил с четырьмя слугами уже направился было к арабу, когда Гуго вмешался:
— Вы сейчас сказали, маркиз, что охотно отдадите мне все, чего я пожелаю?
— Сказал и еще раз повторяю… Говори, чего ты хочешь?..
Гуго показал на араба:
— Кто этот человек, которого зовут Кадуром?
— Дикий, проклятый невольник, взятый у корсаров африканских… Мне подарил его двоюродный брат, кавалер Мальтийского ордена.
— Отдай его мне!
— Бери. Если Сент-Эллис что-нибудь пообещал, он всегда держит слово.
Гуго подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты свободен.
— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.
И, взяв в свою очередь руку графа де Монтестрюка и положив ее себе на голову, он продолжал цветистым языком Востока:
— Ты обвил мое сердце цепью крепче железной… я не в силах разорвать ее… От самого Бога она получила имя благодарности… Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и так буду всегда ходить в тени твоей.
— Раз так, то пойдем же со мной! — сказал ему Гуго.
