Мы живем в эпоху беспрецедентных культурных богатств. Каждый год человечество производит 30 000 фильмов, 2 миллиона книг и 100 000 альбомов, 95 миллионов человек посещают музей или художественную галерею.

Учитывая всеобщий дефицит времени, в этой сфере, как и во многих других, новостные структуры играют особую и престижную роль: указывают, на что следует обратить внимание. Задача культурологической журналистики – просеять творческий поток, с тем чтобы представить лучшие работы нашего времени. Культурологической журналистике доверено ни больше ни меньше, как наведение мостов между искусством и аудиторией.

Оценка и рекомендация произведений искусства со стороны может показаться достаточно простым делом, но чтобы в полной мере справиться с этим, новостной структуре требуется определиться с ответом на серьезный и достаточно скользкий вопрос: «Для чего вообще нужно искусство?»

Современный мир склонен исходить из того, что искусство это нечто крайне важное, близкое к смыслу жизни. Такое отношение в немалой степени способствует тому, что искусство получает приличные деньги из государственных и частных источников, ради него приносятся бесчисленные индивидуальные жертвы, огромным вниманием пользуется личная и общественная жизнь его представителей.

Несмотря на такую оценку, причины, по которым искусство обрело столь исключительный статус, скорее умозрительные, чем однозначно объяснимые. Признание его ценности считается свидетельством здравого смысла. Задавая вопрос, почему мы должны читать книги, слушать музыку или восхищаться картинами, человек рискует прослыть чудаком или зациклившимся на вопросе, ответ на который умные люди нашли для себя давным-давно.

И однако, негоже утверждать, что только что вышедший фильм «надо смотреть» или называть новую книгу «шедевром» при отсутствии внятного и четкого тезиса о предназначении искусства.

Одна из возможных версий звучит следующим образом: искусство (включая литературу, музыку, кино, театр и изобразительные искусства) – это терапевтический посредник, который помогает направлять, предупреждать и утешать свою аудиторию, способствуя ее развитию и совершенствованию.

Искусство – это инструмент, помогающий нам по части психологических слабостей, с которыми в одиночку справиться сложно: так трудно понять себя, посмеяться над собственными недостатками, проявить сочувствие и простить других, сохранить надежду, оценить красоту повседневности и должным образом приготовиться к смерти.

В отношении этих и многих других недостатков искусство обладает целительными свойствами, предлагая, к примеру, поэтический сборник, объясняющий чувства, которые мы давно ощущали, но никогда не понимали; комедию, которая стряхнет с нас праведное негодование; альбом, который станет саундтреком надежды; пьесу, которая превратит ужас в трагедию; фильм, который проложит более безопасную тропу через полную терний территорию любви; картину, которая позволит с большим смирением принять старость и болезнь.

Ясная и понятная терапевтическая версия искусства, в свою очередь, указывает, какой должна быть культурологическая журналистика: ее предназначение – направлять одинокие, мятущиеся, испуганные и измученные души к тем произведениям, которые в наибольшей степени помогут нам выжить и вести полноценную жизнь.

Культурологический журналист должен быть в какой-то степени химиком, выбирающим из мириад имеющихся в его распоряжении работ именно те, которые помогут решить внутренние проблемы его читателей, зрителей или слушателей, используя сокровищницу культуры как гигантский фармацевтический склад.

В конце рецензии человек должен находить коротенькие ссылки, схожие с этикетками на пакетиках с таблетками, где будет указано, при какой ситуации это произведение может оказаться полезным и почему. Рецензенты должны осознавать важность ориентирования анализа произведений на внутренние потребности предполагаемой аудитории и излагать свои вердикты на манер психологических рецептов.

Терапевтический подход культурологической журналистики увеличит число случаев, когда искусство оказывало существенную помощь в решении личных проблем: правильно рекомендованный роман поможет справиться с эмоциональной травмой, картина – восстановить внутреннее спокойствие, фильм – поднять настроение. И это одна из самых насущных проблем, ведь сегодня чрезвычайно часто возникают ситуации, когда мы (несмотря на миллионы существующих произведений искусства) оказываемся в положении, когда у нас нет особенного желания что-то прочитать, услышать или увидеть.

При содействии более честолюбивой культурологической журналистики мы, возможно, в ключевые моменты обретем новые возможности для противодействия злу и неудачам.

То, что у нас возникают проблемы с поиском пути к нужным нам произведениям искусства, и странно, и прискорбно одновременно, учитывая, что никогда раньше мы не располагали таким широким доступом к культуре. Мы гордимся техническими достижениями, которые мгновенно и зачастую по низкой цене позволяют нам ознакомиться с миллионами книг, фильмов и изображений. Но доступ к столь огромному спектру произведений – это одно, а понимание, какие из них окажутся нам полезны, – совсем другое. Мы достигли очень многого по части того, чтобы сделать искусство доступным, но только начинаем понимать, как вывести людей именно на те произведения, знакомство с которыми для них жизненно необходимо.

Журналистика отчасти виновата в этом разрыве, потому именно она расположилась у шлюза, через который вытекает животворный культурный поток. Здесь, как и во многих других сферах, представленная информация может быть достаточно путаной, поскольку журналисты склонны определять свои приоритеты не согласно хорошо продуманному списку, а в зависимости от календаря выхода книг, выпуска в широкий прокат фильмов, открытия выставок. На страницах рецензий доминируют бестселлеры или фильмы, собравшие максимальное количество зрителей, как будто популярность – главный критерий, определяющий, что нужно прочитать или посмотреть.

Далее, немалая доля материалов о культуре представляет собой нападки на произведения, вызвавшие дружное неудовольствие критиков. И хотя, возможно, для журналиста это приятное развлечение, эти материалы ни в малой степени не помогают связать испытывающую недостаток времени и страдающую аудиторию с теми произведениями, которые могут ей помочь. Нет особого смысла информировать публику о произведениях, которые могли бы спокойно пройти мимо нее, только ради того, чтобы сообщить, что произведения эти надо полностью игнорировать.

В любом случае произведение искусства может быть вполне достойным, но не вызовет должного отклика, если мы столкнемся с ним в не подходящий для нас момент. Мы можем встретиться с «великой» книгой, фильмом или выставкой, достоинства которых мы объективно признаем, но которые при этом оставят нас равнодушными, навеют скуку да плюс еще чувство вины, и все потому, что критики не смогли достаточно тщательно или тонко определить, как это делают хорошие фармацевты, какому состоянию души будет в полной мере соответствовать это произведение. Причина в том, что большая, возможно, даже решающая часть ценности любого произведения искусства зависит от психологического настроя аудитории. Искусство может тронуть душу только в те захватывающие моменты, когда оно входит в резонанс с какой-то внутренней потребностью человека, и культурологическая журналистика должна выявлять случаи таких совпадений и доносить эту информацию до аудитории, беря на себя роль фармацевта, прописывающего самое сильное лекарство, изобретенное человечеством.