VI. Катастрофы
Трагедия
«Врач с Манхэттена пролетел тридцать этажей перед смертью, выпрыгнув из окна своей квартиры в Верхнем Ист-Сайде. Полиция и свидетели сходятся в том, что это было самоубийство. Тело шестидесятивосьмилетнего доктора Шелдона Штайнбаха, которого друзья и знакомые называли Шелли, анестезиолога, упало на балкон второго этажа дома 246 по Восточной 63-й улице в 9.35 утра. «Я услышал сильный удар, мы выглянули наружу и увидели его, – рассказал один из жильцов дома двадцатипятилетний Джонатан Кершнер, который живет двумя этажами выше балкона, на который упал врач. – Потом пришел швейцар и сказал, что какая-то женщина ищет своего мужа», – добавил он. У Штайнбаха была страничка в Твиттере, но она не обновлялась с октября 2011 года. В его аккаунте приведены следующие персональные данные: «Я анестезиолог в Нью-Йорке и всем доволен. Женат. Люблю аэробику и музыку»».
«Нью-Йорк пост»
1.
Всякий раз, обращаясь к новостям, можно не сомневаться, что нам представят подробные описания самых ужасных бед, которые могут свалиться на представителей нашего вида: человек в отчаянии выпрыгивает из окна, мать травит ядом детей, учитель насилует ученицу, муж отрубает голову жене, подросток расстреливает одноклассников. Новости обязательно пригласят нас в самое сердце человеческих ужасов.
Деликатность требует отвести глаза и указать, что подобные смерти и увечья слишком трагичны и носят слишком личный характер, чтобы подавать их на всеобщее обозрение. С этого ракурса любое проявление любопытства представляется особо постыдным и является одним из видов современной патологии.
Отчасти понимая это, более серьезные новостные структуры обычно выбирают сдержанный тон в репортажах о событиях, которые подвергают серьезному испытанию веру в здравомыслие и порядочность человека.
Более яркое описание подробностей они оставляют менее благородным коллегам, которым угрызения совести незнакомы. Те покажут и тело – крупным планом – после падения с тридцатого этажа, и спальню, где маленького ребенка привязали и изрезали ножом, и сам нож с запекшейся на нем кровью. Их награда за стремление добывать такие шокирующие подробности – заинтересованность и прибыльный интерес многомиллионной аудитории.
2.
Несложно охарактеризовать интерес широкой публики к ужасным историям как вульгарный и бездумный. Но следует признать, что часто под внешней непритязательностью – пусть путано и невразумительно – мы пытаемся отыскать что-то важное. Погружаясь в пропитанные кровью повествования, мы не всегда жаждем зрелища или пытаемся отвлечься, нас не всегда мучает любопытство, и мы не просто бесчувственно впитываем впечатления, которых мы лишены в нашей собственной скучной жизни.
Возможно, мы не отгораживаемся от этих варварских историй из-за того, что хотим помочь себе крепче держаться за свои более цивилизованные «я», в частности, подпитывать наши эфемерные резервы терпения, самоконтроля, прощения и сочувствия.
И вместо того, чтобы яростно клеймить наше пристрастие к ужасным событиям, нужно стремиться скорректировать их подачу, делать упор как на их значимость, так и на эмоциональную и социальную пользу для аудитории.
3.
Каждый год в конце марта граждане древних Афин собирались под открытым небом на южном склоне Акрополя в театре Диониса и слушали там последние произведения великих авторов трагедий, проживающих в их городе. Сюжеты этих пьес отличались исключительной мрачностью, вставая в один ряд с материалами, которыми потчуют нас нынешние новости: один убивает отца, женится на матери и вырывает себе глаза («Царь Эдип»), другой идет на убийство дочери, что является частью плана мести за неверность жены брата («Ифигения»), мать убивает обоих детей, чтобы помешать неверному мужу создать новую семью с другой женщиной («Медея»).
Мужчина въезжает на автомобиле в собственный дом, чтобы наказать жену. Манчестер, 2012 г.
Медея убивает сына, чтобы наказать мужа. Греческая ваза, 330 г. до н. э.
Наша зачарованность преступлениями – это отчасти, возможно, подсознательная попытка убедиться, что мы их никогда не совершим.
Вместо того чтобы воспринимать эти истории как гротеск, которого следует избегать любому здравомыслящему человеку, в «Поэтике», написанной в 335 г. до н. э., философ Аристотель вполне благожелательно характеризует людей, проявляющих к ним неподдельный интерес. Хорошо написанные и искусно поставленные, пишет он, эти истории становятся важными средствами эмоционального и нравственного образования всего общества. Несмотря на варварство, которое они описывают, сами они могут оказывать воспитательное воздействие.
Чтобы это произошло, чтобы ужас (лишенный смысла рассказ об отталкивающих событиях) превратить в то, что Аристотель назвал трагедией (поучительный текст, созданный на основе омерзительных событий), по мнению философа, требуется выполнение следующих условий: хорошо выстроенный сюжет и четкие мотивировки и личности персонажей. Требуется и предельное драматическое мастерство, чтобы аудитория достигла понимания, что потерявший рассудок главный герой, который действовал под влиянием страстей, дерзко и слепо, например, убил кого-то и сломал собственную жизнь, которого мы поначалу (появись он в новостном выпуске) сочли бы самым настоящим маньяком, при более тщательном анализе в своих основных чертах такой же человек, как и мы. Показывая публике чудовищные ошибки и преступления героя, трагедия, поднявшаяся до своих подлинных нравственных и воспитательных возможностей, не оставляет зрителям ничего иного, как прийти к жуткому выводу: «Как легко я мог бы сделать то же самое». Задача трагедии – продемонстрировать ту легкость, с которой нормальный и приятный человек превращается в исчадие ада.
Будь мы все совершенно психически здоровы, не таись безумие в каждом из нас, трагедии других людей представляли бы для нас куда меньший интерес. И, читая леденящие кровь истории в массмедиа, на каком-то подсознательном уровне мы, возможно, обдумываем шокирующие, но важные вопросы: «Если поздно вечером ситуация действительно выйдет из-под контроля, смогу ли я, будучи на взводе, уставший, закомплексованный, убить своего партнера?», или «Если я разведен и моя бывшая не позволяет мне встречаться с детьми, смогу я убить их, чтобы таким образом отомстить ей?», или «Смогу я чатиться с несовершеннолетним в Сети, поначалу не отдавая себе отчета, что делаю, а в итоге попытаюсь растлить его или ее?»
Для нормального развития цивилизации мы, естественно, должны отвечать «нет» на все подобные вопросы. И в этом отношении перед новостями стоит серьезная задача: ужасы, которые они нам демонстрируют, должны подаваться таким образом, чтобы давать нам как можно больше возможностей отвечать «нет» на все то, что наши самые хаотические области сознания могут – в экстремальных обстоятельствах – если не материализовать, то, во всяком случае, счесть привлекательным. Мы, вероятно, никогда не сбросим наших детей с моста в конце дня, выделенного нам для встречи с ними, и не застрелим нашего партнера во время ссоры, но мы все временами эмоционально попадаем в ту зону, где подобное допустимо. Трагедии напоминают нам, как жестко надо держать себя в руках, показывая, что происходит, когда люди утрачивают контроль над собой.
4.
Трагедии не только должны помогать нам становиться лучше, они также могут побудить нас быть добрее. Мера нашего сочувствия тому, кто убивает мужа, или жену, или детей, во многом зависит от того, как нам рассказана эта история: что нам о нем сообщили, как нам представили его мотивы, насколько полную мы получили информацию о состоянии его психики.
В греческой трагедии хор регулярно прерывает действие, чтобы максимально точно и обстоятельно объяснить поступки персонажей. Он со сдержанным уважением говорит о главных героях независимо от совершенных ими преступлений. Такая предусмотрительность гарантирует, что редкий зритель, просмотрев «Царя Эдипа», зачислит несчастного главного героя в «лузеры» или «психи».
Новости в своих сюжетах не столь заботливы, и в итоге наши суждения бывают гораздо более резки и злобны.
«Врач из Тиссайда, загрузивший более 1300 детских порнографических изображений, включая сцены пыток, отправлен в тюрьму. Полиция нашла «омерзительные» изображения в ноутбуке Джеймса Тейлора тридцати одного года, проживающего в Уэнсдейдейл-Гарденс, Торнаби. Врач, который работал в больнице «Пиндерфилдс» в Уэйкфилде, ранее признал, что просматривал непристойные изображения детей. В пятницу Тейлор приговорен к году и одному дню тюремного заключения судьей Королевского суда в Тиссайде, а кроме того, ему пожизненно запрещено работать с детьми».
Би-би-си
На первый взгляд этот доктор не заслуживает никакого сочувствия. Но наше мнение о том, как нам его воспринимать, в первую очередь зависит от представления касающихся его фактов. Мы в большей или меньшей степени можем сочувствовать любому, в зависимости от того, как подана его история – и совсем не обязательно, что в этом мы будем не правы (как указали бы Достоевский или Иисус).
В контексте подачи новостей подобное заявление выглядит спорным, даже опасным, потому что придется совместить две идеи, которые кажутся противоречащими друг другу: что мы можем сочувствовать преступнику и одновременно осуждать его преступление. Новости убеждены, что их аудитория не способна на такой концептуальный подвиг, и любое выраженное сочувствие приведет к тому, что публика потребует открыть ворота тюрем и выпустить убийц на свободу. То есть новости остаются непреклонны в отказе использовать повествовательные и психологические средства, необходимые для смягчения образа преступников.
Вместо этого новости спешат со своими сюжетами. Постановка трагедии «Царь Эдип» может длиться полтора часа, новостная заметка о враче включает триста четыре слова.
Конечно же, волна ярости поднимается в нас при виде заголовка:
«У врача найдена «омерзительная» детская порнография».
Однако по ходу чтения наша уверенность может и пошатнуться. Ближе к концу статьи мы узнаем:
«Постановив, что Тейлор должен быть на десять лет внесен в реестр совершивших сексуальные преступления, судья добавил: «После этого приговора на вашей карьере, несомненно, можно поставить крест».
Мы можем ощутить бегущий по спине холодок при мысли о том, что семь лет учебы в медицинском институте пошли прахом. Статья намекает на панику, которая наверняка охватила врача:
«Суд поставили в известность, что Тейлор поначалу отрицал свою вину, но позднее в ходе полицейских допросов признал, что загрузил изображения в компьютер».
Указана в статье и огромная цена, которую пришлось заплатить врачу:
«Стивен Рич, адвокат, сообщил судье Джорджу Мурхаузу, что жена Тейлора, забрав новорожденного ребенка, ушла от него, и его жизнь рухнула».
В дополнение отмечено, что, находясь в тюрьме, Тейлор пытался покончить с собой. И все это не менее печально, чем сюжетная линия «Мадам Бовари» или «Гамлета». Можно предположить, что по большому счету доктор ничем не хуже: Гамлет в конце концов убийца, а Эмма Бовари виновна в крайне жестоком обращении с детьми. Мы считаем их «трагическими» фигурами – благодаря глубине образов, – потому что представляем себе: есть что-то необычайно благородное и достойное в их личностях и обстоятельствах, в которых они оказались. Но на самом деле только великодушие Флобера и Шекспира поднимает Бовари и Гамлета выше обыкновенных преступников и не позволяет нам судить их так же строго, как заключенного в тюрьму врача.
5.
Сообщая о трагедии, новости стремятся представить дело так, будто мы имеем дело с уникальным поступком этого конкретного человека. Они не хотят взглянуть на ситуацию шире: любой из нас всего на волосок от катастрофы. Осознание этого, правильно воспринятое, заставило бы задуматься и испытать грусть. Мы гораздо больше вовлечены в проступки других представителей рода человеческого, чем нам хотелось бы думать. Отсутствие серьезного списка преступлений – по большей части следствие удачи и сложившихся обстоятельств, а не доказательство нашей безгрешности. Чистая совесть – удел тех, у кого отсутствует воображение. Если бы жизнь – или, по терминологии древних греков, боги – по-настоящему стала нас испытывать, мы почти наверняка оказались бы в списке разыскиваемых преступников, именно на этом должно строиться наше отношение к тем, кто признан виновным.
Отец, сын и автомобиль, в котором первый позже убьет второго.
«Не сумев пережить развод после десяти лет совместной жизни, Педерсен убил своих детей, семилетнего Бена и шестилетнюю Фрею, а потом покончил с собой. Тела Бена и Фреи были обнаружены рядом с телом отца после того, как он зарезал их ножом в воскресенье вечером. Суд недавно официально оформил его развод с сорокатрехлетней Эрикой. Набросившись на детей с ножом и убив, ножом большего размера Педерсен нанес себе три удара в грудь и один в предплечье. Педерсен увез детей в сельскую глубинку Хэмпшира и припарковал автомобиль на отходящей от шоссе проселочной дороге. Тела обнаружил местный житель, выгуливавший собаку, который сначала увидел «Сааб» Педерсена, а потом заметил ногу ребенка».
«Дейли мейл»
Авторы древнегреческих трагедий никогда об этом не забывали. Они считали нужным показать, какими мы можем быть злобными, глупыми, сексуально озабоченными, разъяренными и слепыми, но при этом они оставляли место и для сострадания. Примеры, показанные ими, убеждают, что мы – представители благородного, но обладающего жуткими недостатками вида, что мы способны на удивительные подвиги, можем долгие годы лечить людей и с любовью воспитывать детей, а потом внезапно превратиться в свою полную противоположность и одним махом разрушить собственную жизнь. Каждому из нас следует этого опасаться.
6.
Древние греки видели трагические пьесы раз в году в определенное время, в рамках особого конкурса и понимая, какой там заложен смысл.
Мы же, наоборот, узнаем трагические новости чуть ли не каждый день, но редко осознаем, что они несут в себе определенную мораль. Новости не помогают свести все эти случаи воедино и увидеть, что каждый из них это пример потери контроля над собой и высвобождения монстра. Новости не собирают, как следовало бы, все эти ужасные истории вместе под общим заголовком «Трагедия», не излагают так, чтобы в патологических действиях залитых кровью героев этих сюжетов нам с большей легкостью удалось бы распознать дремлющие в нас самих страсти.
7.
Немалая часть новостей рассказывает о людях, живущих в разных странах на всех континентах и совершающих преступления независимо от их общественного статуса и положения в обществе. Этим людям не удается контролировать эмоции, сдерживать навязчивые идеи, отличать правое от неправого и достойно себя вести, пока для этого еще есть время. Их промахи должны приносить пользу нам. Новости, как литература и история, могут сослужить в этом огромную службу, стать «имитатором жизни», машиной, которая поместит нас в самые разные сценарии, с какими в обычной жизни нам сталкиваться не приходится, и даст нам шанс на досуге спокойно обдумать, как реагировать в той или иной ситуации, чтобы, попав в нее в реальной жизни, обойтись без кровопролития.
Однако слишком часто новости не помогают нам учиться на ошибках наших оступившихся братьев и сестер, не делают серьезных попыток разъяснить каждому из нас и всему обществу, что такие ошибки подстерегают любого. Если, как мы уже видели, добропорядочная жизнь требует, чтобы мы учились на примере вдохновляющих нас личностей и стремились к идеалам, она также настоятельно рекомендует внимательно изучать людей, чьи поступки должны пугать и приводить в ужас, а также предупреждать. Это две стороны одной медали роста и развития, и в круг обязанностей новостей входит помощь – хотя пока это и не стоит в их повестке дня, – которую они могут оказать нам как с первым, так и со вторым.