Фридрих II Гогенштауфен — Император Священной Римской Империи, объединивший под своим влиянием земли от Балтийского моря до Сицилии. Ну и, разумеется, владения на Ближнем Востоке, ведь он был регентом при малолетнем сыне — короле Иерусалимском. Правитель периода расцвета его державы. Гроза и ужас Римской курии. Самый славный среди феодалов Европы и самый уважаемый, даже несмотря на то, что врагов у него хватало. Но без врагов на таких вершинах сложно. Скорее даже нереально.

И вот в этот самый момент он, самый влиятельный монарх Европы восседал на небольшом резном кресле, словно на эпичном троне, и смотрел на агентов, выстроившихся перед ним. Эта история, вызвавшая возню, как в Святом Престоле, так и Патриархате очень его заинтересовала. Тем более что деятельность борзого юнца аукалась даже здесь, в Италии. Ибо удар, нанесенный им по Венеции, оказался на удивление болезненным, что как нельзя лучше посодействовало сговорчивости этой республики.

— Итак, я вас слушаю, — кивнул он после слегка затянувшейся паузы.

— Ваше Императорское величество, — начал первый агент. — В Святом Престоле считают, что этот юноша ваш воспитанник.

— Вот как? — Заинтересовался Фридрих.

— Так же звучат слова о внебрачном сыне, но их курия отметает, так как лицом он слишком похож на мужчин дома Комнин. Поговаривают, что было одно недоразумение на Тавриде, когда его перепутали с давно почившим дедом.

— Очень интересно. И что же дает повод курии считать этого юношу моим сыном?

— Характер, напор, удача, — поклонившись, ответил второй агент. — За последние два года он провел несколько сражений и в каждом из них одержал убедительную победу. Каждый раз битва была либо с равным противником, либо превосходящим числом. По последним слухам, минувшей зимой, он, ведя за собой только сотню ратников, смог в открытом бою смять пять сотен степняков. При том, не потеряв ни одного своего воина. Да еще и освободить из плена караванщиков, на которых посмели напасть на его земле.

— Вокруг него много искусных советников, — вновь продолжил первый агент. — Придя в дикие восточные земли, он захватил себе небольшое княжество и стал его благоустраивать. Опираясь на своих советников, он изменил законы. Это привлекло на земли его княжество купцов со всей округи. И ремесленников. Он основал госпиталь, университет, в котором учат всяким наукам. Открыл несколько школ.

— Но ведь он Комнин, — произнес Фридрих, указав пальцем на третьего агента, что собирал сведения в Никейской Империи. — Так ведь?

— Без сомнений. В Никее и Трапезунде начались беспокойства по этому поводу. И они обострились после того, как стало известно — его отец участвовал в штурме Константинополя крестоносцами, став рыцарем из рук Болдуина I Фландрского. Его род не простил предательство Ангелов.

— А он сам?

— О нем очень мало что известно. Родился в Святой земле. Участвовал в Крестовом походе, который проводили вы, Ваше Императорское величество. Еще совсем юнцом. Вместе с отцом, который прихватил его с собой.

— Что-то я его не помню.

— Его никто не помнит.

— Самозванец?

— Это неизвестно. Но у него есть пергаменты, с которыми он позволил ознакомиться представителям Святого престола. Они уверены в подлинности этих документов. Как и в его словах. Все-таки Святые земли очень беспокойное место. Там не все на виду. Особенно простой рыцарь, которым представлялся его отец.

— Хм…. Возможно. А почему он ушел оттуда? Зачем ему вообще понадобилось уходить на север в эти варварские земли?

— На него снизошло откровение от Георгия Победоносца, который открыл перед ним свои доспехи и дал какое-то задание. Эти доспехи, поистине нерукотворные, он увез с собой на север. Нерукотворность доспехов подтвердили как в курии, так и в патриархате. Представители обеих сторон были у него и изучали эти чудные дары.

— Я слышал о них, но думал, что это очередная уловка.

— О нет! И Папа, и Патриарх желали бы получить эти доспехи. Но Георгий показал удивительную воинскую удачу. Поэтому силой отнять их не получиться. По крайней мере, так считают.

— Возможно, именно с этим связано то, что к Патриарху ездили представители могущественной Империи востока. Монголы. Они имели длительные переговоры и расстались вполне довольные собой.

— То есть, с этим юношей Патриарху договориться не удалось?

— Георгий не особенно привечает священников. Он им не доверяет. Да и религиозного рвения особого не проявляет. В Москве, где сейчас стоит, не трогают даже язычников. У него ко всем только одно требование — выполнять его законы. О спасении их душ он даже не пытается заботиться.

— И иудеев не гоняет? — Удивленно выгнул бровь Фридрих.

— Нет, Ваше Императорское величество. Это еще одна причина, из-за которой его считают вашим воспитанником… или внебрачным сыном.

— Очень интересный юноша, — весьма серьезно произнес Император. — Вам известно, чем он сейчас занимается?

— Планирует какую-то войну. Скорее всего, с теми самыми монголами. По крайней мере, нам стало известно, что он пытается купить дестриэ в изрядном количестве. Несколько сотен. Нанятые им купцы выгребли все, что смогли во Фландрии. Так же, стало известно, что он написал весьма изысканное и куртуазное письма своему троюродному брату — Людовику с просьбой посодействовать.

— И как отреагировал Людовик?

— Он не спешит предпринимать какие-либо шаги. Пытается разузнать, кто это такой.

— Георгий просит их в подарок?

— Отнюдь. Он хочет лошадей купить и предлагает неплохую цену.

Доклад агентов продолжался еще довольно долго. Но одно для себя Фридрих уже решил — нужно установить контакт с этим деятельным юношей. Толку от сего дела вряд ли будет много. Но ему банально было любопытно.