«HARRY'S»

— Носки должны сочетаться с брюками, — говорит Тод Хэмлин Ривису, который внимательно слушает, помешивая соломинкой «Бифитер» со льдом

— Это кто сказал? — спрашивает Джордж.

— Послушай, — терпеливо объясняет Хэмлин. — Если носишь серые брюки, надевай серые носки. Проще простого.

— Погоди, — вмешиваюсь я. — А если ботинки черные?

— Ничего страшного, — Хэмлин пригубливает мартини. — Но тогда с ботинками должен сочетаться ремень.

— То есть ты говоришь, что с серым костюмом можно носить и серые и черные носки? — говорю я.

— M-м-м… да, — отвечает Хэмлин смущенно. — Я так думаю. Разве я не это сказал?

— Полушай, Хэмлин, — говорю я. — Я не могу с тобой согласиться насчет ремня. Ботинки все-таки далеко от талии. Мне кажется, следует обратить внимание на то, чтобы ремень сочетался с брюками.

— Это похоже на правду, — замечает Ривис.

Мы втроем — Тод Хэмлин, Джордж Ривис и я — сидим в «Harry's». Сейчас чуть больше шести вечера. На Хэмлине костюм от Lubiam, превосходная полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротником от Burberry, шелковый галстук от Resikeio и ремень от Ralph Lauren. Ривис в шестипуговичном двубортном костюме от Christian Dior, хлопчатобумажной рубашке, шелковом галстуке от Claiborne с узором. На ногах у него кожаные ботинки на шнурках в дырочку от Allen-Edmonds, в кармане — хлопчатобумажный носовой платок, вероятно, от Brooks Brothers. На салфетке рядом с его стаканом лежат темные очки от Lafont Paris, на стуле покоится очень милый портфель от Т. Antony. На мне двухпуговичный однобортный костюм (расцветка «штрихи мела»; шерсть с фланелью), хлопчатобумажная рубашка в разноцветную полоску, и шелковый карманный платок, все от Patrick Aubert, а также шелковый галстук в горошек от Bill Blass и очки с простыми стеклами в оправе от Lafont Paris. На столе, кроме стаканов и калькулятора, лежат наушники от одного из наших CD-плейеров. Ривис и Хэмлин ушли сегодня из офиса пораньше, чтобы сделать массаж лица, и теперь выглядят свежо, лица розовые, но загорелые, короткие волосы зачесаны назад. Утреннее Шоу Патти Винтерс было про Рембо в реальной жизни.

— А что жилетки? — спрашивает Ривис Тода. — Они… не вышли из моды?

— Нет, Джордж, — отвечает Хэмлин. — Разумеется, нет.

— Нет, — соглашаюсь я. — Жилетки никогда не выходили из моды.

— Тогда вопрос — как их следует носить? — спрашивает Хэмлин.

— Они должны облегать… — одновременно произносим мы с Ривисом.

— Извини, — говорит Ривис. — Продолжай.

— Ничего, — замечаю я. — Давай ты.

— Ну давай же, — просит Джордж.

— Ну, они должны хорошо облегать фигуру и закрывать талию, — объясняю я. — Жилет должен быть чуть повыше верхней пуговицей пиджака. Если на виду оказывается слишком большая часть жилета, это придает костюму чересчур чопорный, строгий вид, а это нежелательно.

— M-м-м, — едва не лишившись дара речи, произносит смутившийся Ривис. — Верно. Я так и думал.

— Мне нужен еще один J&B, — поднимаюсь я. — А вам, парни?

— «Бифитер» со льдом и соломинку, — указывает на меня Ривис.

Хэмлин:

— Мартини.

— Будет сделано.

Я иду к бару и, пока Фредди готовит напитки, слушаю, как какой-то парень (по-моему, это грек Уильям Теодокропополис из First Boston) в посредственном шерстяном костюме в «гусиную лапку», неплохой хлопчатобумажной рубашке и великолепном кашемировом галстуке от Paul Stuart, с которым костюм смотрится гораздо лучше, чем он есть на самом деле, рассказывает другому парню, тоже греку, с диетической пепси в руках:

— Слушай, в «Чернобыле» был Стинг — в том кабаке, который открыли парни, владельцы «Туннеля» — это было в Page Six, а потом кто-то подъехал в «Порше 911», и в машине сидела Уитни, и…

Когда я возвращаюсь к нашему столу, Ривис рассказывает Хэмлину, как он издевается над бездомными — протягивает им доллар, а потом в самый последний момент резко убирает его в карман.

— Честное слово, это срабатывает, — уверяет он. — Они так фигеют, что затыкаются.

— Просто… скажи… «нет», — замечаю я, ставя напитки на стол. — Этого вполне достаточно.

— Просто сказать «нет»? — улыбается Хэмлин. — И это подействует?

— На самом деле это действует только на бездомных беременных женщин, — признаюсь я.

— Интересно, пробовал ли ты «просто сказать нет» двухметровому дылде на Чаембеарс-с Стрит? — спрашивает Ривис. — Который курит крэк через трубку?

— Слушайте, кто-нибудь слышал о клубе под названием «Nekeniah»? — спрашивает Ривис.

С моего места виден Пол Оуэн, сидящий в другом конце зала. Вместе с ним сидит парень, похожий на Трента Мура или Роджера Дейли, и еще один — кажется, Фредерик Коннел. Дед Мура владеет компанией, в которой Трент работает. Он одет в костюм из шерстяного сукна в мелкую «гусиную лапку» шотландской расцветки.

— «Nekeniah»? — переспрашивает Хэмлин. — Какая «Nekeniah»?

— Стойте, парни, — говорю я. — Кто это там сидит с Полом Оуэном? Это не Трент Мур.

— Где? — Ривис.

— Они встают. Вон за тем столиком, — отвечаю я. — Вон те ребята.

— А это не Мэдисон? Нет, это Диббл, — говорит Ривис. Для большей уверенности он надевает очки с простыми стеклами.

— Да нет, — говорит Хэмлин. — Это Трент Мур.

— Ты уверен? — спрашивает Ривис.

По пути к выходу Пол Оуэн останавливается возле нашего столика. Он в темных очках Persol, в руках у него дипломат от Coach Leatherware.

— Привет, парни, — Оуэн представляет своих спутников, Трента Мура и какого-то Пола Дентона. Ривис, Хэмлин и я пожимаем им руки, не вставая. Джордж и Тод начинают разговаривать с Трентом. Он из Лос-Анджелеса и знает, где находится «Nekeniah». Оуэн обращает свое внимание на меня, и я слегка нервничаю.

— Как дела? — спрашивает Оуэн.

— Отлично, — говорю я. — А у тебя?

— Великолепно, — отвечает он. — Как у тебя со счетами Хоукинса?

— Все… — я запинаюсь. Замешкавшись на мгновение, продолжаю, — все… нормально.

— Правда? — рассеянно интересуется он. — Интересно, — с улыбкой, сцепив руки за спиной, произносит он. — А почему только нормально, а не замечательно?

— Ну, — говорю я, — ты же… сам знаешь.

— Как Марсия? — продолжая улыбаться, он обводит взглядом залу. На самом деле он меня не слушает. — Она замечательная девушка.

— Да, — говорю я, потрясенный. — Мне… повезло.

Оуэн принял меня за Маркуса Хоалберстама (хотя Маркус встречается с Сесилией Вагнер), но по некоторым причинам эта ошибка не имеет значения и даже кажется вполне естественной. Маркус тоже работает в Р&Р, занимается практически тем же самым, что и я, любит костюмы от Valentinо и очки с простыми стеклами, мы стрижемся у одного парикмахера в Pierre, так что ошибка Оуэна вполне закономерна; она не раздражает меня. Но Пол Дентон то ли не сводит с меня глаз, то ли, наоборот, пытается не смотреть, как будто бы он что-то знает, как будто он не совсем уверен, узнал он меня или нет. Мне приходится задуматься над тем, не принимал ли он когда-то давно, в прошлом марте, участие в ночной прогулке на яхте. Если же так оно и есть, думаю я, надо раздобыть номер его телефона, а лучше — адрес.

— Надо будет нам как-нибудь выпить, — предлагаю я Оуэну.

— Отлично, — говорит он. — Давай. Вот моя визитка.

— Спасибо, — перед тем как убрать ее в карман, я пристально разглядываю визитку. Меня радует ее топорность. — Может, я возьму с собой… — помедлив, я четко выговариваю, — Марсию?

— Отлично, — говорит он. — Ты был в сальвадорском бистро на Восемьдесят третей? — спрашивает он. — Мы сегодня там ужинаем.

— Да, то есть, нет, — отвечаю я. — Но я слышал, что оно вполне ничего. — Я слабо улыбаюсь и отпиваю виски.

— Я тоже. — Он смотрит на свои часы Rolex. — Трент? Дентон? Уходим. Нам надо быть там через пятнадцать минут.

Слова прощания произнесены, по дороге на выход они останавливаются у столика, за которым сидят Диббл и Гамильтон, по крайней мере мне кажется, что это Диббл и Гамильтон. Перед уходом Дентон в последний раз смотрит на наш столик, на меня, похоже, он в ужасе, словно мое присутствие в чем-то его убеждает, словно он меня узнал, и это, в свою очередь, убивает меня.

— Счета Фишера, — произносит Ривис.

— Черт, — говорю я. — Не напоминай.

— Сволочь везучая, — говорит Хэмлин.

— Кто-нибудь видел его подружку? — спрашивает Ривис. — Лауру Кеннеди? Потрясающая фигура.

— Я знаю ее, — говорю я и тут же поправляюсь, — то есть, знал.

— Почему ты так говоришь? — заинтересованно спрашивает Хэмлин. — Почему он так говорит, Ривис?

— Потому что он встречался с ней, — осторожно произносит Ривис.

— Откуда ты знаешь? — улыбаюсь я.

— Девушки просекают Бэйтмена. — Похоже, Ривис немного пьян. — Он — просто энциклопедия GQ. Ты абсолютный GQ, Бэйтмен.

— Спасибо, ребята, только… — возможно, Ривис и съязвил, но я все равно испытываю гордость и пытаюсь принизить свой образ. — Она дрянь.

— Боже мой, Бэйтмен, — стонет Хэмлин. — А это что означает?

— Что? — спрашиваю я. — То и означает.

— Ну и что? Главное — внешность. Лаура Кеннеди — милашка, — с напором говорит Хэмлин. — И не делай вид, что тебя интересовало в ней что-то другое.

— Если у девки хороший характер — это подозрительно, — замечает Ривис, слегка смутившись от собственного заявления.

— Если у девки хороший характер, но она плохо выглядит, — Ривис многозначительно поднимает руки, — то хули от нее толку?

— Ладно, давай представим просто гипотетически. Может ли у девки быть хороший характер? — спрашиваю я, прекрасно зная, насколько это безнадежный, тупой вопрос.

— Прекрасно. Гипотетически даже лучше, вот только… — говорит Хэмлин.

— Знаю, знаю, — улыбаюсь я.

— Не бывает телок с хорошим характером, — смеясь, в один голос произносим мы, и ударяем по ладоням.

— Хороший характер, — начинает Ривис, — состоит в том, что у телки точеная фигурка, она без особых выебонов удовлетворяет все твои сексуальные потребности и мало пиздит.

— Точно, — согласно кивает Хэмлин. — Девушки с хорошим характером, то есть веселые или, может, забавные, умные или даже талантливые — хотя хуй его знает, что это значит, — так вот, они все до одной уродки.

— Точно, — поддакивает Ривис.

— И характер у них такой потому, что им как-то надо, блядь, компенсировать свою непривлекательность, — говорит Хэмлин, вновь усаживаясь.

— Я всегда придерживался той теории, — говорю я, — что только мужчины производят потомство и продолжают род, понимаете?

Они оба кивают.

— А единственный способ продолжить род, — я тщательно подбираю слова, — это возбудиться какой-нибудь красоткой, но иногда деньги или слава…

— Никаких «но», — вмешивается Хэмлин. — Бэйтмен, ты что, готов трахаться с Опрой Уинфри — она ведь богата и влиятельна, — или опуститься до Нел Картер — у нее шоу на Бродвее, отличный голос, там знаменитостей пруд пруди?

— Погоди, — говорит Ривис. — Кто такая Нел Картер?

— Не знаю, — говорю я, имя приводит меня в замешательство. — Должно быть, хозяйка «Nell's».

— Послушай меня, Бэйтмен, — говорит Хэмлин. — Телки существуют лишь для того, чтобы возбуждать нас, по твоим же словам. Сохранение человеческого рода, так? Все просто… — выудив оливку из стакана, он отправляет ее в рот, — как божий день.

Выдержав паузу, я говорю:

— Знаете, что сказал о женщинах Эд Гейн?

— Эд Гейн? — переспрашивают меня. — Метрдотель в баре «Канал»?

— Нет, — говорю я. — Серийный убийца, действовавший в Висконсине в пятидесятых. Он был интересным чуваком.

— Тебя всегда интересовали подобные дела, Бэйтмен, — говорит Ривис, потом Хэмлину. — Бэйтмен все время читает эти биографии: Тед Банди, Сын Сэма, Фатальное Видение, Чарли Мэнсон. Все подряд.

— Так что сказал Эд? — с интересом спрашивает Хэмлин.

— Он сказал, — продолжаю я, — «Когда я вижу, как по улице идет хорошенькая девушка, то думаю о двух вещах. С одной стороны, мне хочется пригласить ее куда-нибудь, поговорить с ней, обращаться с ней ласково и нежно». — Замолкнув, я одним глотком допиваю J&B.

— А что он думает с другой стороны? — вкрадчиво спрашивает Хэмлин.

— «Я думаю, как будет смотреться на колу ее голова», — отвечаю я.

Хэмлин с Ривисом успевают переглянуться и вновь посмотреть на меня, прежде чем я начинаю смеяться, и они с некоторым напряжением тоже смеются.

— Слушайте, как насчет ужина? — я осторожно меняю тему.

— Может, индийско-калифорнийский ресторан в верхнем Вест Сайде? — предлагает Хэмлин.

— Идет, — говорю я.

— Мысль хорошая, — замечает Ривис.

— Кто будет заказывать? — спрашивает Хэмлин.