В охотничьей сторожке близ Каттербурга в ту ночь горели факелы. Здесь, в густой чаще, между сосен и буков, невдалеке от линии фронта, где шла война с османами, притаился заповедник Матьяша, эрцгерцога Верхней и Нижней Австрии.

Находившийся на этом месте охотничий домик унаследовал отец эрцгерцога, император Максимилиан II. Впоследствии тот домик сгорел дотла. В один прекрасный день, будучи на охоте, Матьяш обнаружил пепелище и рядом с ним чистый источник, ключевое озерцо среди камней и зеленой травы, под сенью величественных буков. Он привязал коня к ближайшему дереву, стащил сапоги и шагнул босыми ногами в искрящуюся прохладную воду.

Матьяш дал ему имя – Шёнбрунн, прекрасный источник.

И хотя владение Каттербург находилось в границах империи Рудольфа, именно Матьяш, влюбившийся в это место, поклялся восстановить его.

Будучи одним из шестнадцати детей Максимилиана II, эрцгерцог не мог похвастать близкими отношениями с отцом, которого знал преимущественно по портретам императора во дворце Хофбург. Максимилиан принес мир королевствам Моравии, Австрии, Богемии и Венгрии. Не находя времени на детей, он, однако, успевал выращивать тюльпаны в своих любимых садах Пражского града.

Как хотел бы Матьяш держать сейчас в руке тюльпан, символ мира и покоя! Но заняться посадкой клубней и подрезкой фруктовых деревьев можно было, лишь получив передышку в войне.

Вспомнив о прекрасных садах брата Рудольфа, эрцгерцог плюнул на землю. Не иначе как возделывает их сам королевский врач. Хорчицкий, кажется? Уж лучше б он отдал ножницы садовнику и отправился в Венгрию, помогать умирающим на ее полях солдатам! Но нет, Рудольф оставил доктора при себе – заботиться о пражских орхидеях.

И как только он смеет наслаждаться сладкими ароматами лилий и жасмина, когда на границах его собственного королевства полыхает пламя!

Их отец во время своего правления принес сюда мир. Не слушая рекомендаций папы римского, он предоставил равные права протестантам, в зародыше удушив начинавшуюся Реформацию. Максимилиан заплатил османам за мир в Венгрии и правил империей, в которой не полыхали костры войны.

В Шёнбрунне, еще не существовавшем при жизни императора, Матьяш ощущал незримую связь с отцом. После вони и дыма войны он наслаждался здесь тишиной и покоем австрийской деревни. Здесь к нему возвращались силы и ясный взгляд на вещи. Подобно отцу, он тоже жаждал принести мир Священной Римской империи.

Был первый день весны, и эрцгерцог смотрел в чистые воды, не замутненные сражениями, жадностью и властью. По возвращении в Линц он распорядился заново построить сторожку, чтобы иметь возможность наслаждаться уединением среди зеленых холмов Австрии.

Матьяш устал от войны. Уже в двадцать лет он, соединившись с протестантами, выступил против своего дяди, Филиппа II Испанского. В той битве на кону стояли Нидерланды. Безрассудная авантюра вызвала возмущение и ярость всего габсбургского семейства, но принесла эрцгерцогу известность как Королю-Воину, в отличие от его брата Рудольфа, предпочитавшего жизнь затворника.

Чудесный миг открытия источника, дерзкая юношеская авантюра в Нидерландах – как давно это было… Глаза Матьяша покраснели и слезились от постоянного дыма сражений с османами вдоль венгерской границы и едкого запаха пожаров, пропитавшего его шерстяную одежду. По ночам он просыпался, хватая ртом воздух, от одного и того же кошмара – длинные языки пламени лижут стены его любимого Шёнбрунна.

В такие ночи казалось, что вся его жизнь определялась одной только войной, и ничем больше. Он устал видеть смерть, распухшие тела и, прежде всего, бесконечные сражения под бессмысленно трепещущими на ветру флагами религий. Вот почему когда к домику на полном галопе подскакал посыльный, Матьяш распорядился привести его незамедлительно.

Он ждал предложений о мире.

Зерно компромисса легло в землю бессонной ночью. Венский мир навсегда закрепит за Матьяшем право на распоряжение Венгрией.

Эрцгерцог опустил сальную свечу пониже и поближе к карте, ловя капающий воск оловянной тарелочкой, которую держал в другой руке. Где-то далеко прокричала самка павлина, и жуткий пронзительный вопль разрезал тишину ночи.

Трепещущий язычок пламени осветил новую карту Венгрии, начерченную трансильванским дворянином Иштваном Бочкаи с благословения османов. Это, собственно, и было их мирное предложение. Территория к северу и западу – Королевская Венгрия, владение Священной Римской империи. Работая над документом, хитроумный картограф обозначил ее красным цветом. А на востоке, расширяясь к югу, к Черному морю, лежала болотно-зеленая Трансильвания.

И в середине мышиной массой разлилась Османская империя, включавшая в себя в том числе и Буду.

Матьяш нахмурился. Яркая раскраска Королевской Венгрии не могла скрыть того факта, что территория Османской Венгрии почти вдвое превышала долю Габсбургов. Мало того, предлагаемое учреждение княжества Трансильвании превращало габсбургскую Венгрию в карлика.

Изменник Иштван Бочкаи получал это огромное княжество в награду от османов за то, что сражался на стороне их орд. Эрцгерцог уже слышал о золотой, инкрустированной драгоценными камнями короне, подаренной предателю самим султаном Ахмедом. Поскольку османские султаны короны не носили, эта, в форме митры православного патриарха, получилась тяжелой и неуклюжей, но зато была изготовлена из чистого золота и украшена рубинами, изумрудами, бирюзой и жемчугом.

Иштван Бочкаи. Грязная свинья. Изменник-кальвинист, сражавшийся некогда на стороне Габсбургов, но перебежавший к нехристям. Король Трансильвании… да будь он проклят!

В дверь постучали, и вслед за стуком в комнату из холодного коридора ворвался, теребя огонек свечи, порыв сквозняка.

– Засиделись вы сегодня, – сказал епископ Клесл. – Павлин спать не дает или потребовалось духовное наставление?

Матьяш постучал пальцем по бумаге.

– Просматриваю карту. Королевство Бочкаи будет больше нашего, – пробормотал он. – Подавив протестантов, Рудольф вызвал войну, которую нам никогда не выиграть.

Священник вздохнул.

– Было время, когда я думал так же, как Рудольф. Избавить венгров от бича протестантизма и возвратить страну к традициям ее основателя, святого Стефана.

– Я помню. Вы называли протестантов вертлявыми червями на протухшем мясе.

Клесл посмотрел на карту. От недосыпа глаза его ввалились, и кожа приобрела пепельный оттенок. Он тоже устал от войны.

– Даже епископы бывают глупцами. Я недооценивал протестантов и их религиозное рвение, – признался он. – Жаждущие свободы находят ее, даже если пить приходится из отравленного колодца. Я искал ответы в своей душе.

– И что вы там нашли? – спросил эрцгерцог.

– Только один, повторяющийся снова и снова вопрос: как могут христиане-протестанты выступать заодно с варварами-сарацинами? Мы воюем с братьями во Христе!

Епископ перекрестился. В скудном свете его руки напоминали бледных призраков.

Матьяш кивнул и еще раз посмотрел на карту предлагаемого раздела венгерского королевства.

– Гордыня, – пробормотал он. – Гордыня моего брата. Рудольф ищет одобрения папы римского и дома Габсбургов, хвастливо обещая переделать все протестантские церкви в католические. Человек, почитающий оккультизм и опустошающий казну ради поисков эликсира жизни…

Мельхиор Клесл вздохнул.

– У его величества есть возможность усадить на католические скамьи уже не упорных протестантов, а мусульманских воинов. Теперь они никогда не откажутся от своей религии.

В ночи снова прокричал павлин. Матьяш напрягся и принюхался – уж не дымом ли потянуло? Нет, всего лишь запах, который он сам принес с фронта.

Его собеседник поежился.

– Утром первым делом сверну шею этому павлину и приготовлю из него суп, – проворчал он и добавил: – С вашего разрешения, господин.

– Мой брат настроил против короны едва ли не всех венгров! Из сотни здесь девяносто пять – протестанты. Мы не в состоянии драться с османами на границе и вести войну внутри самой страны. И какая только чума нашла на него?

Епископ не ответил.

– А вы какой совет дадите? Только не как священник, а как опытный политик! – попросил эрцгерцог.

– Политик? – Клесл вскинул бровь.

– Каждый имеющий звание священник, будь то епископ, кардинал или папа римский, является также и политиком.

Мельхиор согласно кивнул и состроил гримасу, но потом выпрямился и расправил плечи.

– Думаю, выбирать не приходится. Вам следует как можно скорее выторговать у короля приемлемые условия и начать переговоры о мире. Заставьте его, если понадобится, принять ваши предложения, иначе он развяжет войну со своими венгерскими подданными.

– Ему это сильно не понравится – отдавать землю и платить дань. Он уже пообещал католикам владения протестантов, и у них слюнки текут от таких обещаний.

– Наш король слеп и не видит ничего, что происходит за стенами Праги. Османы выжгут землю, заберут добычу и еще ближе подойдут к Вене. Договор нужно заключить прежде, чем они проглотят нас целиком.

Матьяш провел ладонью по растрепанным после сна волосам. Уступки и гнев могущественного брата – не самая лучшая перспектива для того, кто считает себя солдатом.

– Вы говорите мудрые слова, но мне не по душе являться к брату с предложением компромисса и признанием поражения.

Клесл тронул его за рукав.

– Ради всего святого, господин, прислушайтесь к моим словам! Пошлите людей к Бочкаи в Братиславу. Дайте венграм религиозную свободу, а иначе они выступят против империи и встанут в одни шеренги с янычарами. И тогда ничто не остановит их на пути к Вене.

Матьяш слушал епископа внимательно и сосредоточенно.

– Уравнять протестантов с католиками? – нахмурился он. – Мой брат никогда не даст на это согласия из опасения показаться слабым в глазах папы римского.

– Папа и без того уже невысокого мнения о нем. К тому же и Рим не может не признавать существование османской угрозы для всей Европы. И потом, нашему благословенному папе не приходится жить, имея под боком сарацинов с их ятаганами.

– И что, позволить Бочкаи воспользоваться нашим позором и расширить за наш счет Трансильванию?

– Земля эта дикая и опасная. Сомневаюсь, что Бочкаи проживет там больше года. Отдайте ему Трансильванию – страна кишит головорезами и ведьмами, которые только тем и заняты, что варят яд для королей. Попомните мои слова, рано или поздно корона снова достанется этим злосчастным Батори.

Матьяш взглянул в упор на Мельхиора и снял с пояса ключ. Открыв замок в столе, он достал документ со сломанной восковой печатью и бросил его на столешницу красного дерева.

– Прочитайте, мой дорогой священник. Убедитесь сами, как Господь благословляет меня.

Епископ поклонился в знак благодарности за честь ознакомиться с личной перепиской, запечатанной кольцом Габсбурга.

– Что это? – спросил он затем.

– Тайное письмо от моих младших братьев. Просят встретиться с ними в Линце. Фердинанд и Максимилиан считают, что если нашего старшего брата не остановить, империю ждет неминуемый крах.

Епископ вскочил со стула.

– Господин, это же… Они поддерживают ваше восшествие на престол?

Матьяш закрыл глаза.

– Да. Да, мой добрый Клесл. Уверяют, что поддержат. И убеждены, что прочие семьи сделают то же самое. Демонстрируемая Рудольфом неспособность к управлению – пятно на имени Габсбургов.

– Да благословит Господь вас и ваши королевства! Вы, король Матьяш, спасете империю от кровопролития.

– Отныне я буду полагаться на ваш совет. Я свяжусь с Бочкаи и начну предварительные тайные переговоры. Но для их успешного завершения нам нужно добиться военного преимущества. Пограничные земли возле Эстергома все еще под вражеской угрозой. Я восстановлю равновесие свобод; никто – ни католики, ни протестанты – не будет иметь какого-либо преимущества. Венгры смогут вернуться в свой христианский дом, не опасаясь преследования. Мы выступим против османов единой силой – клянусь в том перед Господом!

Пламя свечи задрожало от дыхания эрцгерцога и погасло, оставив в наступившей внезапно темноте только запах дыма.