Книга: Госпожа трех гаремов
Назад: Узбек доволен — уши на месте
Дальше: Судьба казанской казны

Миссия князя Серебряного

Князь Василий Серебряный прибыл в Казань в час утренний. Загруженные струги лениво покачивались на волнах. А воевода, затаив дыхание, долго любовался градом Казанью.
— Зело красив! И, видимо, богат! К берегу! — махнул он дланью, и гребцы мягко опустили весла в воду.
Тяжелые струги неторопливо заскользили по гладкой воде, а потом о кованое днище зацарапал волжский щебень. Вот и прибыли!
Отдохнув с дороги и приняв баньку, князь поспешил увидеть Сююн-Бике.
— Царь, — обратился воевода к Шах-Али, — мне бы царицу твою забрать. Отвезти в Иван-город, да и ко двору московскому. Государю я еще надобен.
— Хорошо, — согласно кивнул Шах-Али. — Я скажу евнухам, чтобы поторопили ее в дорогу.
Василий Серебряный появился перед царицей в броне. Снял перед красой шлем и честно признал:
— Поймана вольная царица казанская нашим Богом Иисусом Христом. Прости же, царица, меня за дерзость мою, но все делается по велению его, ибо он царь всем царям, царствующим на земле, ибо он царь на небе. Не смотри же так на меня, голубка. Не надо! Христос скоро и твоим Богом сделается. И происходит это по его велению и по хотению самодержца нашего Ивана Васильевича. Прости меня, царица, послан я к тебе, чтобы исполнить его волю. Раб я его! Будь же готова к отплытию.
Молчала царица, только бледность все больше покрывала лицо.
— Да что с тобой, царица? — забеспокоился князь. — Аж дурно как будто стало. Уж не болесть ли тебя какая забирает?
Сююн-Бике, поддерживаемая рабынями, сошла с трона.
— Пусть же исполнится воля Аллаха, видно, так угодно ему. — И она проследовала мимо царских старшин, мимо эмиров и мурз.
Госпожи Казанской земли Сююн-Бике больше не существовало.
Князь Серебряный подозвал к себе мурзу Бурнаша и тихо предупредил:
— Плоха больно царица. Проследил бы кто за ней. Как бы до смерти себя не зашибла.
Князь Серебряный, предвидя недовольство казанцев, перебрался в лагерь русского воеводы, разбитый на берегу Волги.
Старшины потихоньку напирали на Василия Серебряного.
— Царица что! Заберем мы ее, об том и разговора нет. А вот — казна в городе большая. Ты, Василий Семенович, не забыл, что государь Иван Васильевич с митрополитом тебе наказывали? Взять бы надобно ханскую казну! Нечестно она добыта, христианскими слезьми оплакана. Сколько православных на золото было обменено. Вон в Кафе невольничий рынок! А все золото в Казань идет!
Василий Серебряный хмурился, не по душе ему пришелся упрек старшин. Он и сам знает, что ему делать нужно, и слово государя не забыл. Только надо наверняка все подготовить. А иначе прогневается государь, ежели дело не выгорит. И не за такую малость до смерти наказывал. А здесь и произнести боязно. Шутка ли — казна ханская!
Василий Серебряный ждал известия от скопца, хранителя ханской казны. Вчера поздним вечером он явился к князю в шатер, униженно упал на колени и молвил:
— Знаю — дни Казани сочтены! Я готов сделать все, только дайте мне покровительство царя Ивана.
— Где ханская казна?
— Она спрятана в одном из тайницких ходов. Только трое во всем ханстве имеют к ней доступ. Даже хан не вправе распоряжаться ее сокровищами. Ключи от ханской казны находятся у хана, у главы дворцовой стражи — есаула Ахмета — и у меня. К ханской казне нужно подойти всем воинством, только тогда и можно ее взять. А пройти нужно через тайницкий ход, который находится за Арскими воротами. — Скопец задумался. — Я пришлю к вам своего человека.
Евнух не обманул: на следующий день, перед рассветом, князя Серебряного побеспокоил юркий татарин.
— Хозяин, от казначея я. Идти надо.
— Ну, государи, Бог нам поможет! — перекрестился князь Василий Серебряный и ступил в кромешную темень вслед за гонцом.
Есаул Ахмет не мог понять, почему он понадобился князю, но спрашивать не посмел. «С этими гяурами не поспоришь. И пищали при них». Неторопливо оделся, прошептал краткую молитву и, сопровождаемый стрельцами, пошел по уснувшим улочкам родного города. Когда тысяцкий сказал ему об истинной причине, он улыбнулся невесело:
— Вот и до казны добрались.

 

Василий Серебряный нетерпеливо ждал Ахмета у Арских ворот. Вот наконец появился и есаул, высокий, худой.
— Нет. Не будет гяурам казны! — гордо взглянул в потемневшие очи Серебряного Ахмет.
Князь строго глянул на рассерженного есаула:
— Смерти не боишься, басурман?
— Аллах укажет мне путь в рай!
— Можно было бы и поладить. Помогал ведь раньше государю! Да что уж теперь… Скопец, жить хочешь? — спросил князь у евнуха. — Укажи есаулу путь в рай.
— Нет! Нет! Только не это! — уцепился крепко руками в полы князя евнух. — Аллах никогда не простит мне этого греха.
— Разреши, князь, мне это сподручнее, — попросил позволения тысяцкий.
Прежде чем опустить саблю на голову есаула, он почему-то посмотрел ему в самые глаза, словно хотел разглядеть страх в его глубоких глазницах. Но на лице Ахмета не дрогнул ни один мускул.
…Ключа у есаула при себе не оказалось.

 

Тайный ход был запрятан за огромным валуном. Неслышно открылась дверь, и скопец негромко позвал князя:
— Отсюда ход к сокровищам.
Василий недоверчиво посмотрел в безбородое лицо хранителя. Что-то уж больно легок путь к казанскому золоту. А не лукавит ли басурман? Может, в западню завлечь хочет? Знамо их коварство!
Стрельцы тоже притихли, ждали, что решит князь. Наконец Василий Серебряный повернулся к дружине:
— Тысяцкий! Подбери отроков, с которыми у входа останешься. Ежели к утру не вернемся… Пусть поп прочитает отходную. И скажи государю, что Василий Серебряный служил честно. Ну что ж, басурман, веди нас к ханской казне.
Со всех сторон стрельцов обступил мрак, только впереди, куда уверенно шел евнух, мерцал желтовато-красный огонек факела.
Тайницкий ход оказался просторным, стены его были выложены добротным дубовым тесом. Стрельцы шли по колено в воде. Она при неверном шаге сильно плескалась, все больше заливала портки, попадала на рубаху.
Скопец уверенно, нигде не задерживаясь, шагал дальше. Иногда он оборачивался, и князь видел его гладкое, лишенное единого волоса, будто выбритое, лицо.
Постепенно стало меньше воды, а скоро стрельцы вышли к каменному гроту.
— Где же злато? — сурово спросил князь.
Евнух воткнул факел в расщелину, развязал у пояса платок и, встав в угол, принялся за молитву. Все молча наблюдали за покаянием басурмана. А когда он провел ладонями по лицу и молитва была кончена, евнух перстом указал на высокую лестницу, скрытую темнотой.
Стрельцы задрали головы вверх. Высока, однако! Неужно к самому Христу на небо тянется?
Скопец первым шагнул на крутые ступеньки. Мерцающий огонь пугливо освещал стрельцов, собравшихся под сводами тайницкого хода.
Лестница привела к небольшой чугунной двери, украшенной грозным змеем. Он злопыхал жалом и, казалось, протяни руку — чудище тотчас сорвется с медной ручки и вцепится в ладонь огромными клыками. Змей неустанно охранял ханские сокровища.
Скопец тихо произнес:
— Здесь казна государства. Собирать ее начали еще во времена Булгарского ханства.
— Открывай же дверь, евнух, — торопил князь. — Мы сами уразумеем, что к чему!
— Я могу открыть только один замок, другой же ключ спрятал есаул Ахмет.
Подтверждая сказанное, скопец отвязал ключ, который висел у него на поясе, и всунул его в замочную скважину. Замок сухо щелкнул. Дверь не открывалась.
— Несите огненное зелье! — распорядился Серебряный.
Стрельцы быстро принесли бочку с порохом, подкатили ее к самой двери и запалили шнур. Бечева тлела медленно, но каждый миг приближал огонь к бочке с зельем.
— Назад, стрельцы! Назад! — закричал Василий Серебряный. — Сейчас разорвется!
Воины залегли и с интересом стали поглядывать за тем, как в темноте огонь все ближе и ближе подкрадывался к пороху. И когда он достиг крупного, словно зерна мака, огненного зелья, тайницкий ход потряс взрыв. Сверху полетели бревна, комья земли, осыпая и притаившихся стрельцов, и князя Серебряного.
Когда пыль улеглась, стрельцы увидели, что вместо двери зияла большая дыра. Вход в ханскую казну был свободен.
Скопец посветил в пробоину факелом, ярко полыхающее пламя вырвало из кромешного мрака огромный сундук.
— Это одна из комнат, эмир, — шепотом сказал евнух. — В этих сундуках золото и драгоценные каменья.
Князь Василий Семенович Серебряный невольно замер.
Сундуки стояли один к одному. Их было много, больших да малых. Василий Семенович поначалу пробовал считать, но постоянно сбивался, глядя на обилие серебра и злата. Он подошел к сундуку, который стоял посередине комнаты, совсем неподъемный, видать на века деланный, и, напрягаясь двумя руками, отворил крышку. Тяжелый ларь был доверху набит изумрудами с гранатами.
— В жизни не сосчитать красоту такую! — сокрушали кудлатые головы стрельцы. — Да простит нам царь-батюшка, но, по всему видать, казна казанская побогаче московской будет.
— Всю казну переписать, — распорядился князь, — а потом сундуки скрепить печатью самодержца.
Василий Серебряный распахнул перед собой следующую дверь. Здесь тоже было богато — кувшины, наполненные доверху золотыми монетами, женские украшения, сундуки с шелком.
— Господи Иисусе! — крестились стрельцы. — Никак со всего света добра понабрано! Видано ли?! Такое богатство!
— Да! — запустил сотник в золото пятерню, и оно неохотно расступилось, впуская в себя воровские пальцы.
— Смотри не обожгись! — предостерег Василий Серебряный. — Золото казанское. Оно и норов имеет.
Комнатам с добром, казалось, не будет конца. Это был целый дворец с подземными галереями, залами, большими и совсем крохотными комнатенками, и всюду, куда только проникал свет, стояли сундуки, набитые золотом, серебром, драгоценными каменьями.
— Государь, поди, обрадуется. Шубу Василию Семеновичу со своего плеча пожалует, — завидовали стрельцы.
Тайницкий ход привел воинов к добротно сколоченной лестнице, которая круто забиралась вверх.
— Слышь, Василий Семенович, никак голоса там наверху. Речь казанская слышна. По всему видать, казаки царя Шах-Али сокровищницу стерегут.
— Эй, скопец! Басурман! Куда ведет лестница? — спросил князь.
— Эмир! Не надо нам туда! Казанцы жизни меня лишат! Стража там ханская.
— Бог тебя рассудит! — махнул рукой князь Василий. — А ну, стрельцы, пойдем за мной! — осветил он себе путь.

 

Тонко и с натягом скрипнули ступени. Тяжела поступь княжеская. Василий Семенович поднимался все выше. Вот и крышка железная над самым темечком. Князь напрягся и толкнул дверь. Не заперта! Только тяжеленная больно, не осилить, видать, одному.
— Ну-ка, сотник, подсоби!
Дверь открылась неохотно, и через образовавшуюся щель обильно брызнул дневной свет. Тайницкий ход привел в ханские покои. Глухо стукнулась о мраморный пол крышка. Первым на свет божий выбрался князь, следом за ним сотник.
Застыла стража. Откуда же в ханской казне гяуры?!
— Ну что, басурмане, ошарашены? — вытащил саблю сотник.
Приказ должен быть исполнен в точности: каждого, кто приблизится к ханской казне, ждет смерть! Да сбудется то, что предначертано Аллахом!
Схватка была короткой. Стражники дрались отчаянно, помнили — лучше смерть, чем позор. Умирали они спокойно, в забвении произносили единственное:
— Алла!
И когда вокруг сделалось тихо и по ханским покоям разошелся едкий пороховой дым, сотник засомневался:
— Как бы Шах-Али не осерчал. В казну без спроса залезли, казаков его побили.
— Ничего, — отмахнулся князь. — По государеву указу делаем!
Назад: Узбек доволен — уши на месте
Дальше: Судьба казанской казны