Книга: Госпожа трех гаремов
Назад: Царская грамота
Дальше: Объяснение с женой

Шах-Али вступает в город

На четвертый день Шах-Али в сопровождении тысячи стрельцов двинулся в столицу ханства. Служилая рать шла шумно: играл карнай, били барабаны, пели дудки. Стрельцы больше помалкивали, сжимая в руках знамена с изображениями Иисуса Христа. Касимовские татары победно сотрясали в воздухе бунчуки, и длинный конский волос трепетал на сильном ветру.
Шах-Али возвращался в Казань победителем.
Здесь хана ждали. Ворота града были распахнуты, и Шах-Али в сопровождении огромной свиты, большей частью состоящей из казанских мурз, въехал в кремль. Следом, позванивая бердышами, лениво двигались стрельцы, озираясь на диковинные молельные дома — мечети, на устремленные ввысь минареты, на девок, стыдливо прячущих лица от откровенного и горячего любопытства молодых воинников.
Все здесь было не так, все здесь казалось непривычным, чужим и оттого, быть может, притягательным.
Вдруг на дорогу, прямо под копыта коней, выбежал старик в длиннополой рубахе. По одежде — татарин, а лопочет по-русски:
— Сынки! Сынки, родимые! Дождался-таки! — кричал он. — Заступитесь за православного! В неволе томлюсь! Вот уже и счет потерял, сколько лет минуло! Татарову одежонку на меня напялили, молиться Аллаху заставляют! Будто за скотину нас басурманы держат! — жалился старик, хватая стрельцов за кафтаны.
— Глянь, стрельцы! А никак ли православный! — загудел сотник. — Иди к нам, старик! Не дадим в обиду!
Подъехал тысяцкий.
— А ну прочь! — замахнулся он на старика плетью и уже тише, явно стыдясь своей горячности: — Не велено, родимый, не приспело еще времечко.
Старик так и остался стоять посредине дороги, а дружина неторопливо ехала дальше, туда, где стоял дворец казанских ханов.
— Так как же это, сынки? Как же это?! — растирал он по дряблым морщинистым щекам слезы обиды. — Не по-христиански это…
И стрелец, замыкающий колонну, почти мальчишка, проронил сердобольно:
— Прости, отец, не велено. Не за тем приехали! А ты жди, не отчаивайся!
Ворота строго заскрипели, а потом, растирая ржавчину, зацарапал многопудовый засов.
Наступал вечер. Сгущались сумерки.
Назад: Царская грамота
Дальше: Объяснение с женой