Ночью Сююн-Бике хотела забыться в ласках. И Кучак восторгался своей госпожой и богиней. А потом пришла блаженная истома, и женщина, мягкая и податливая, уснула на шелковых голубых покрывалах.

Утром Сююн-Бике проснулась от легкого прикосновения, так мог притронуться только мужчина — уверенно и нежно. Кучак был уже одет в казакин, в руках он держал саблю. Он не желал обидеть свою госпожу неожиданным уходом, надо проститься. Кто знает, что ждет его в долгой дороге.

— Посиди со мной немного, — попросила Сююн-Бике.

Улан покорно присел рядом.

— Ты едешь в Крым?

— Да. Меня ждет Девлет-Гирей. Я буду просить у него помощи.

— У меня к тебе будет просьба. — Женщина вдруг потянула на себя голубое покрывало. Так поступает юная наложница, стыдясь алчных взглядов престарелого господина. — Береги себя.

После утренней молитвы бике пригласила в ханский дворец Кулшерифа.

Престарелый отпрыск Мухаммеда робко переступил порог женской половины дворца, выложенной оранжевой мозаикой — цветом смирения и покорности. Сююн-Бике сидела в окружении рабынь на высоких красных подушках. Девушки, заметив Кулшерифа, прикрыли рукавами нижнюю половину лица и по знаку госпожи поспешно удалились в соседнюю комнату.

— Ты хотела меня видеть, Сююн-Бике? — Старик присел на высокий золоченый сундук, и пальцы беспокойно забегали по острому краю его крышки.

— Как твое здоровье, уважаемый сеид? — ласково спросила госпожа.

Кулшериф привычным движением ухватил кончик бороды в ладонь, а потом развел руками:

— Мы сами и наши дни целиком находятся в руках всемогущего Аллаха! Вижу я, что у тебя ко мне разговор непростой, не томись, бике, спрашивай!

— Ну что ж… Знаешь ли ты на Каме то место, что урусы называют Чертовым Городищем?

Сеид согласно кивнул.

— Там живет колдун. В народе говорят, что он умеет предвидеть судьбу. Я бы хотела знать, сумеем ли мы одолеть царя Ивана. Ты должен поехать к колдуну и спросить его об этом!

Сеид пристально взглянул на собеседницу. Уж не потешается ли бике над стариком?! Но Сююн-Бике говорила серьезно, она внимательно смотрела на сеида и ждала его ответа. «Чтобы мусульманин, отпрыск самого пророка Мухаммеда, пошел на поклон к язычнику?! Что скажут правоверные? А как к этому отнесется султан Сулейман?!»

— Тебе это очень важно, ханум?

Голос Кулшерифа был спокоен. Он ничем не выдал своего раздражения. Долгая и непростая жизнь наложила отпечаток на его лицо, которое сделалось непроницаемым.

— Да.

— Хорошо, Сююн-Бике, я выезжаю завтра же!

Он поднялся и, не прощаясь, шаркающей походкой старца удалился с женской половины ханского дворца.