Свадебный пир государь повелел готовить в слободе Кадашево, где три года назад выстроил крепкую дачу.

Эта слобода славилась еще тем, что девицы занимались в ней хамовным делом: готовили про царский обиход полотна, скатерти и прочую белую казну. А потому мужики и бабы поживали здесь богато, комнаты одевали в нарядное рукоделье, которому мог бы позавидовать любой княжеский дом.

Любил наведываться в слободу государь и, позабыв про царское величие, мог запросто захаживать в дома искусных мастериц, самолично выбирая цветастые покрывала для своих покоев.

Царская дача была украшена с особым великолепием, здесь каждый покой имел свое название. Среди наиболее любимых государем — Пьяный, Охотницкий и Банный.

Пьяный покой напоминал московский кабак, где полотна, украшающие стены, были вышиты стаканами, братинами, ковшами и плошками; вошедшего встречали улыбающиеся свиные головы и блюда с кусками печеного мяса. Всякий, кто перешагивал порог Пьяной комнаты, глотал слюну и невольно посматривал на длиннющий стол, который, как и во всяком питейном заведении, должен был ломиться от обилия пищи и хмельного зелья. Иван Васильевич обычно восседал во главе стола и, подобно радушному хозяину, отдавал распоряжения стремительным приказчикам, которые без конца сновали между столами, расставляя на белые полотняные скатерти кубки и потиры; зорко следили за тем, чтобы стаканы были полны, а утробы почтенных гостей набиты.

Охотницкий покой больше походил на Оружейную палату, где стены украшали пищали и шкуры медведей. Обилие оружия и валявшиеся по углам рога зверей должны были свидетельствовать о том, что царь едва вернулся с большой охоты, разбросав во все стороны трофеи.

Третий покой государь называл ласково — Банька.

Стены палаты украшали полотна с банными сценами. Мужики и бабы на полотнах казались почти живыми, бесстыдно выставляя напоказ свою наготу. Они хлестали друг друга вениками, поливали из ковшиков. Посматривая на веселую банную жизнь, трудно было удержаться от улыбки — здесь и здоровущая баба, сидящая верхом на животе хиленького мужика, и молодец с молодухой в кадке с водой, и совсем малая девонька, подглядывающая за блудливой потехой папеньки и маменьки, и ветхий старец, уединившийся с юной красой.

Бояре рассказывали, что эти сцены в деревенской бане подглядел заморский живописец, который и набросал на полотна крамольные рисунки. А рукодельницы, с присущим им вымыслом, перенесли их на вышиванье. И Банный покой ожил сладкой блудливостью и веселой срамотой.

Даже митрополит, поглядывая на мытие православных, не мог удержаться от грешной улыбки и, покачав головой, наложил на царя епитимью в тысячу поклонов.

Дворовые поговаривали о том, что прежде чем растлить девку, Иван Васильевич заводил ее в Баньку, полотна которой могли распечь самое целомудренное воображение, а потом брал ее тепленькую, словно и впрямь побывавшую в парной.

На даче у государя был Гостиный покой, который по великолепию и убранству не уступал Грановитой палате: мебель была итальянской работы — резная и нарядная. Мастера говорили о том, что древесина завезена из английской колонии за океаном, где аборигены не знают цену золоту и жуют траву, которая куда крепче застоявшейся сивухи. Подсвечники, стоящие по углам, были в форме аспидов, и, не будь прочными потолки и стены, искромсали бы змеи крыльями-кинжалами тяжелые своды, вылетев в небесный простор.

Здесь и надумал Иван Васильевич затеять свадебку.

С утра боярские дети привезли столы, укрыли их скатерками и дожидались от государя повеления выставить все остальное.

Приказа все не было, но для торжества Иван Васильевич велел палить фонари, которые больше напоминали звериные образины, и через разомкнутые челюсти нечисти вырывалось алое пламя.

Боярин Морозов загодя ходил на Лебяжий пруд и выбрал семь лебедей, которые смогли бы украсить свадебный стол, и сейчас, с вывернутыми шеями и обложенные льдом, птицы лежали в морозильной яме для того, чтобы часом позже изжариться в жаркой печи и быть с честью выставленными в золотых блюдах на белую скатерку.

Для бояр и окольничих Петр Семенович заготовил лакомство особенное — повелел прирезать полдюжины хряков, а головы запечь до такой степени, чтобы кожица была хрустящей и ломкой и могла щекотать язык только от одного прикосновения к ее шероховатой поверхности.

Все ожидало государя, все замерло, чтобы потом пробудиться сокрушительным весельем. Вино было разлито в братины и кубки, пироги нарезаны и выставлены на тарелки, мясо разложено в блюдах, заполнены перешницы и солонки, томились в ожидании гости, а государь Иван Васильевич все медлил.