Они были смертельными врагами — Витовт Кейстутьевич и Юрий Святославич, за спиной которого стоял ещё один смертельный враг Витовта Олег Рязанский.

Испытавший позор поражения на Ворскле, Витовт никак не мог смириться с потерей Смоленска, этого лакомого кусочка, который открывал двери и на Рязань, и на Москву. Осенью 1401 года он встал под Смоленском с большим войском, хорошо оснащенным пушками. Юрий Святославич предпринял все необходимые меры для обороны города. Приказал раздать оружие всем горожанам, способным встать на защиту города. Велел сложить возле мощных крепостных стен поленницы дров и разместить котлы с водой — для приготовления кипятка — ошпаривать противника со стен. Распорядился обложить крыши домов дерном.

Объезжая со свитой город на коне, Витовт видел и знал о приготовлениях города к обороне. Но он знал также и то, что должен взять этот город. Нельзя было ему возвращаться в Литву ни с чем. Он вернется в Литву победителем, и женщины встретят победителей песнями и будут бить в ладоши, как это было в обычае с древних лет.

За всю свою ещё недолгую, но бурную жизнь, порой висевшую на волоске, Витовт имел дело со многими врагами. То его врагом был магистр Тевтонского ордена, который ставил своей целью окатоличивание Литвы; то, примирясь с немцами, схватился с Ягайлом, на совести которого была насильственно оборванная жизнь Кэйстута — отца Витовта. То врагом своим считал Железного Хромца вкупе с Темир-Кутлугом и Едигеем…

Но, кажется, никто из перечисленных врагов не был столь им ненавидим, как Юрий Смоленский, да, пожалуй, ещё и Олег Рязанский.

Эти два князя, сильные своим единачеством, не пускают его дальше в Русь. Ломают его планы. Перечеркивают его мечты.

Теперь один из них, Юрий, сидит в этом городе, за мощными стенами, в надежде — литовцам не взять крепости. Конечно же, он уже послал к Олегу за помощью. Витовту надо успеть управиться до прихода рязанского войска. Как это сделать? Да, конечно, он применит тюфяки, попытается взять Смоленск штурмом. Но, прежде чем лезть его воинам на стены, не попробовать ли применить какую-нибудь хитрость? Один раз ему уже удалось облапошить братьев Святославичей, сыграв на их доверии, но Юрия таким приемом ему не обмануть. Нужен другой прием. Какой? Не попытаться ли склонить к измене Юрию его ближайших соратников?

И потом — надо проверить, верно ли, что народ смоленский хочет правления Юрия? Ведь правление Юрия ненадежно, в то время как сильный Витовт обеспечит Смоленской земле куда большее спокойствие.

Как-то, проезжая по окрестностям города, Витовт остановился возле одной из смолокурен на дне оврага. Посмотрел, как один из смолокуров раскалывал топором сосновые пни и корни, другой стойком укладывал колоть в несколько рядов, по лубкам, которыми была устлана яма с подкопом и установленной бочкой в том подкопе. Когда смоляную колоть обвалят щепой и подожгут и потом, загоревшуюся, обвалят землей, от жара начнет вытапливаться смола и стекать в яму, в бочку.

Смолокуры, в холщовых одевах и лаптях, упали ниц перед суровым Витовтом. Он, довольный уж одним тем, что перед ним трепещут, поменял суровый вид на ласковый и милостиво велел им встать на ноги. Один из смолокуров был мелкорослый мужичонка с гноившимися глазами — он явно оробел при виде великого литовского князя; другой, молодой, в плечах косая сажень, глаза разноцветные, на лбу жировая шишка — смотрел куда смелее, куда независимее.

— Чего ты заробел? — отечески обратился Витовт к мелкорослому. — Я не тать с большой дороги. Я — великий литовско-русский князь.

Мужичонка ногтем мизинца сколупнул с уголка глаза скопившуюся гноинку. Лаптенки на его ногах были аккуратны и чисты, в отличие от разбитых и донельзя заляпанных смолой головастых лаптей напарника.

— Их тут всех застращал князь Юрий Святославич, — усмешливо заметил сопровождавший литовского князя боярин Василий Борейков, один из давних противников Юрия, — тучный, короткошеий, с оплывшими умными глазками. — Все крепостные стены обставил виселицами. Так ай нет?

Мужичонка молчал.

— Скажи-ка ты, парень, — обратился Витовт к молодому смолокуру. Кого смоляне хотят видеть на престоле — князя Юрия или моего наместника?

— Юрий Святославич не трогает простых людей, — ответил молодой, — он вешает лишь изменников из бояр…

— Стало быть, ты — за Юрия?

— А за кого же? — Разноцветные глаза парня смотрели нагло.

Витовту подумалось — не приказать ли выпороть наглеца? Нет, не для того выехал на люди.

— Ну, а чем тебе не пришелся мой прежний наместник? Что он тебе плохого сделал? Притеснял? Обижал? Держал в темнице?

— Зачем обижал? Не обижал он меня. Он и знать меня не знал — простого человека.

— Так почему ж он тебе не люб был? — допытывался Витовт. Он был любезен, даже слегка улыбнулся, приоткрыв иссиня-белые мелкие зубы, которыми без труда разгрызал воловьи кости.

Парень ответил:

— Он служил католикам… — и при этом вновь смотрел нагло.

Витовт строго свел брови. Понимал ли молодой смолокур, что этими словами задел больную струнку в душе Витовта? Ведь он, Витовт, несколько раз менял вероисповедание — в зависимости от обстоятельств. То он был язычником, то православным, то католиком. В те времена, когда он воевал против немецких крестоносцев, защищая свою страну от католицизма, который несли с собой крестоносцы, Витовт был православным. Но стоило ему завраждовать с Ягайлом, он, чтобы обеспечить себе поддержку немцев, принял от них католическое вероисповедание. Чуть позже вновь вернулся в православие. Когда же помирился с Ягайлом и получил от него великое литовское княжение, принял католичество уже от поляков. Витовт легко менял веру лишь из соображений властолюбия и честолюбия.

Народ Смоленской земли, может быть, и не знал о превращениях Витовта, однако ему было хорошо ведомо о том, что Литва ныне насильственно окатоличена. Не угрожает ли окатоличивание и Смоленской земле? Об этой угрозе смоленские люди с тревогой говорили всюду — и на торговых площадях, и на улицах, и в домах. Они опасались, что, пусть и не сразу, а по истечении какого-то времени, их будут вынуждать отказаться от православия во имя католицизма.

Витовт был не столь глуп, чтобы навязывать смоленскому народу католичество уже сейчас. Это было невозможно. Смена вероисповедания не может произойти в одночасье. Однако, при случае, он не прочь был прощупать простого человека на прочность его веры. Вот и теперь он сказал:

— Экая важность — служил католикам! Католики — такие же люди, как и православные. Возьми — и стань католиком сам!

В глазах парня сверкнул огонек:

— Нет уж! Как мои деды были православными, таковым буду и я!

Тот робковатый мужичонка, ободренный смелостью напарника, вдруг тоже осмелел:

— Не обессудь, великий князь, за прямоту — князей и наместников, которые служат иноверцам, у нас — ну, хоть режь! — сроду не признают…

Борейков схватился за плеть:

— Ну, ты! Всыплю плетей — признаешь!

Витовт цыкнул на боярина и тронул коня дальше. Он пытался заговорить ещё с несколькими встречными, но те избегали с ним откровенного разговора, уклонялись от ответов на прямые вопросы. Витовт чувствовал — смоленский народ его чуждался.

Юрий Святославич, сын Федор, Симеон Вяземский стояли на одной из башен крепости, снаружи обмазанной глиной. В минуты затишья был слышен неутомимый скрип жуков-короедов. Заборолы — подвижные заборы для защиты от стрел и камней — были приподняты. С высоты башни было видно, как литовины, оцепив со всех сторон город без шума и криков, несуетливо готовились к штурму.

— Ишь, не пущают стрел, — сказал Вяземский. — Не спешат зачинать. Знают — с наскоку крепость им не взять.

— Витовт не безрассуден в таких делах, — отозвался Юрий Святославич. — Вон, тюфяки привезли. Будут огнестрельными снарядами кидать. Постараются устроить пожар, а уж потом сыпанут стрелами и полезут на штурм. Федор! — обратился к сыну. — Пойди-ка, присмотри, проверь — достаточно ли приготовлено бочек с водой…

Юный Федор с прискоком сбежал с крутой лестницы с верхней площадки башни в сопровождении нескольких воинов. Князь обратился к Вяземскому со словами, чтобы тот не забывал о ранее данном ему поручении — следить за поведением смоленских бояр. Юрий Святославич не опасался за прочность крепостных стен и не сомневался в мужестве защитников города — он опасался измены некоторых бояр.

Накануне Вяземский уже взял двоих из тех, кто подбивал народ к бунту против Юрия Святославича; и он ответил, что измены не предвидится: все, кто мог изменить, убежали, и теперь в Смоленске остались лишь доброхоты Юрия.

— Но все же будем держать ухо востро, — сказал Юрий Святославич. Прохитренный Витовт всеми способами станет добиваться своего… Он, я думаю, рассчитывает не только на свои силы, но и на измену мне иных бояр, в особенности тех, кто озлоблен или недоволен казнью их близких.

— Ты прав, государь, — согласился Вяземский. — Не исключено, что некоторые из мужей затаили неприязнь к тебе. Надо быть бдительными.

В это время от Витовтова шатра отделились несколько конников и приблизились к проездной башне крепости, в некотором отдалении от той башни, где находился князь Юрий.

— Эй, сторожевые! — крикнул один из них. — Доведите своему князю Юрию Святославичу, что литовский господарь Александр желает послать к нему посольников. Согласен ли князь Юрий Святославич принять посольников?

Зычный голос начальника сторожевой охраны ответил со стены:

— Мы не слышали о таком господаре литовском под именем Александр.

— Как это не слышали? Великий литовский князь Витовт по-православному именуется Александром.

— Витовт изменил православной вере — стало быть, он теперь не Александр! — прозвучал тот же зычный голос.

Всадники настаивали:

— Витовт, он же Александр, предлагает через своих послов переговорить с князем Юрием Святославичем. Передайте вашему господину — не примет ли он посольство?

Вскоре начальник сторожевой охраны подошел к Юрию Святославичу и передал ему просьбу литовинов. Князь сказал, что примет их завтра. Оговорил, в каком часу и в каком количестве примет послов. Потом отправился во дворец, размышляя, к чему бы вдруг Витовту пришло в голову начать переговоры с осажденными.

Обитые железом дубовые ворота были распахнуты — пожалуйте, господа Витовтовы посольники! Впереди, в нарядном кафтане, ехал на богато убранном коне Василий Борейков — тучный, голова, как бы вдавленная в тело, недвижна, глаза смотрят зорко. Юрий Святославич принял посольство вежливо, но суховато, несколько даже и холодно. Втянув голову в плечи и глядя куда-то в сторону, Василий Борейков от имени Витовта предложил заключить мир, но при условии, если Юрий Святославич признает себя подручником литовского господаря. Для князя Юрия это предложение было неприемлемо, он ответил решительным отказом. Ввиду этой решительности Юрия переговоры длились недолго, между тем Василий Борейков имел наказ от Витовта втайне переговорить с Симеоном Вяземским — подбить его на измену Юрию. Переход такого важного вельможи, каким был Вяземский, на сторону Литвы увлек бы за собой и других колеблющихся бояр.

На глазах князя Василий Борейков не решился подойти к Вяземскому, но, уже в сенях, когда вышли из повалуши, он все же улучил момент. Некогда они были в приятельских отношениях, и это помогло Борейкову провести разговор безо всякой раскачки.

— Послушай, Симеон Мстиславич, — сказал Борейков, глядя в сторону. Неужто ты думаешь, что князь Юрий удержится на престоле? Витовт его раздавит… Вся надежда князя Юрия — на помогу рязанского тестя. Но тот не успеет с помогой…

Вяземский ответил с легкой усмешкой:

— Ты хочешь, чтобы я продался за тридцать сребреников?

— Я хочу, чтобы ты трезво оценил обстановку и сделал разумный выбор. Дело князя Юрия проиграно. Он — на краю пропасти и тянет за собой в пропасть своих сторонников. Помоги Олега Рязанского ему не хватит, а на Москву он напрасно надеется — князь Василий Дмитриевич не пойдет на своего литовского тестя.

— Князя Юрия Святославича поддерживает народ.

— Не весь же народ встанет за него грудью.

Вяземскому неприятно было само предложение, неприятен был и Борейков, видно, возомнивший, что ему удастся подбить его на измену князю Юрию Святославичу, и он отрезал:

— Народ горой встанет за нашего князя!

Витовту ничего не оставалось, как предпринять штурм города. Выстрелы грозных тюфяков поначалу ввергли защитников Смоленска в некоторое замешательство, но вскоре они увидели, что, на вид такие страшные, эти тюфяки не причиняют большого вреда стенам крепости и зданиям. Обилие воды в бочках позволяло быстро гасить пламя зажженных снарядами домов. Горожане при очередном выстреле тюфяков перестали падать ниц, и даже грозили кулаками в сторону противника. Когда же пришельцы из Литвы полезли на стены, пущенные в них стрелы из луков и "болты" из арбалетов, а также сбрасываемые камни и опрокидываемая из ведер и котлов кипящая вода сделали свое дело — несколько попыток взять город штурмом не удались.

Защитники изъявляли большую выдумку и ловкость против осаждавших. Они расставляли по рвам и оврагам сети для ловли птиц и рыбы, и в те сети попадались отважившиеся на ночные вылазки литовины. В одну из ночей с помощью тенет было выловлено шестьдесят воинов Витовта.

Один раз из ворот города выскочил мощный конный отряд, напал на литовинов и произвел в их рядах большой переполох.

Витовт понял — город ему не взять и лучше уйти в Литву, прежде чем придет на помощь зятю князь Олег Рязанский.

Витовт и Василий Борейков стоят на конях на безопасном от стен Смоленска расстоянии — стрела не достанет. Накрапывает осенний дождик. Литовцы в островерхих шапках разбирают поспешно палатки, приторачивают к седлам коней сумы, изредка огрызаясь на улюлюканье защитников города. На стенах крепости уже не раскачиваются трупы повешенных — казни прекратились. И Витовт, и Василий Борейков смотрят на город молча и зло. Вдруг Витовт тычет пальцем в сторону кремника — и в разверстом рту его, как бы вдавленном меж волевым подбородком и носом, хищно высверкивают мелкие зубы:

— Жалко — этот Юрий перестал вешать своих людей. Видно, тесть внушил ему. Не то народ отвернулся бы от него…

После четырехнедельного стояния под Смоленском Витовт уводит полки со злой мыслью — он ещё вернется, но вернется с удвоенной силой и сгонит со смоленского стола проклятого врага.