Отовсюду слышался то стон раненого, то хрип бившейся в предсмертных судорогах лошади, то клекот орла или коршуна, впившегося в окровавленное тело павшего воина. Из рощ и оврагов на запах крови потянулись волки…

Князь Владимир Серпуховской, возвратясь из погони за ордынцами, объезжал с другими воеводами Куликово поле: искали великого князя Дмитрия Ивановича… Многие из встречных говорили, что видели князя. Васюк Сухоборец, Сенька Быков, Юрка Сапожник и другие поведали, что Дмитрий Иванович сражался крепко. Гридя Хрулец зрил великого князя, когда тот бился с четырьмя басурманами. А Степан Новосильцев сказал, что уже перед концом боя он увидел Дмитрия Ивановича раненым: пошатываясь, великий князь шел вон к той лощине (указал рукой). Владимир Серпуховской поспешил к указанному месту. Великий князь лежал без памяти под ветвями срубленной березки. Доспехи измяты и порублены, лицо бледное, глаза закрыты, черная борода и платье в крови. Владимир Андреевич опустился перед ним на колени, осторожно коснулся пальцем века.

— Великий княже, слышишь ли меня?

Веко приоткрылось! И другое. Князь смотрел мутно. Бровь его вопросительно изогнулась.

— Слышишь ли? — повторил вопрос Владимир Андреевич. — Это я — брат твой… С Божией помощью ордынцы побеждены!..

Великий князь, словно успокоясь таким сообщением, вновь закрыл очи. Его с превеликой осторожностью переложили на ковер, освободили от доспехов, платье на нем разрезали. Теперь грудь его заметно вздымалась. Раны омыли настоем лечебных трав. Мало-помалу заботливо опекаемый слугами князь пришел в себя. Вновь открыл глаза, и взгляд его был осмысленным.

— Слава Богу!.. — тихо, с легкой улыбкой на устах, молвил он. Победили! Сколько же пало наших?

— Много, но поменьше, чем татар…

Лик князя стал скорбен. Он попросил одеть его в чистое платье и помочь привстать. Осмотрел поле брани. Его поддерживали под руки. Утвердясь на ногах и переждав приступ тошноты, попросил подвести ему коня.

По всему полю — от Смолки до Непрядвы, от Дона до Красного Холма тела павших воинов, убитые лошади… В ноздри бил горьковатый полынный воздух, смешанный с запахом крови и первым сладковато-трупным запашком. Серебристый ковыль, коням в колено, был измят по всему полю, а там, где воины рубились мечами или кололись копьями, багрился кровью. Кое-где земля была покрыта черной коркой: кровавые лужи ссыхались, не успев впитаться в землю.

Трупы, рассеченные вполголовы или по грудь, пронзенные торчащими в них стрелами, лежали то скрюченными, то ничком, то на спине. Возле поверженных русских воинов князь останавливался и крестился. Возле убитых воевод стоял дольше, поникнув головой. В одном из убитых узнал Микулу Вельяминова, свояка и друга: лежал тот лицом кверху, и один глаз его был выклеван коршуном. Дмитрий Иванович, превозмогая боль и поддерживаемый стремянным, сошел с коня, встал возле Микулы на колени и поцеловал его в лоб.

Так же он сошел с коня и перецеловал в лоб князей Белозерских: Федора Романовича и его русокудрого сына Ивана; чернобрового воеводу Андрея Серкизовича, чей отец, именем Черкиз, потомок Чингисхана, приехал из Сарая служить в Москву и целовал крест московским князьям; воеводу Семена Мелика — это он искусными действиями своих сторожевых отрядов привел войско Мамая именно на Куликово поле; громадно распростертого на земле богатыря Александра Пересвета… Но когда увидел и по княжой одежде узнал Михаила Андреевича Бренко, иссеченного несколькими ударами сабли, то, как ни крепился, не удержал слез, склонясь над ним и оглаживая на его голове перепутанные, в ссохшейся крови, волосы. "Прости, друже. Не уберег тебя…" Скорбь усиливалась чувством вины перед ним: велев облачить друга в великокняжеские доспехи, надеялся уберечь его от смерти, а вышло наоборот… Как наоборот вышло и в случае с самим собой: шел на бой в передние ряды почти что на верную смерть, чтоб уравняться и слиться с простыми ратными, а вот не убит, уцелел…

Теперь оставалось исполнить перед павшими последний долг: похоронить по православному, для чего потребовалось восемь дней, и только тогда победители вернулись домой — со скорбью, но и великой радостью.