IV
Всю дорогу Айс хранил молчание и никак не реагировал на постоянную тряску, заставляющую иной раз его и весь экипаж подпрыгивать на жестких сиденьях. Все недавно случившееся казалось ему сейчас каким-то наигранным, фальшивым и далеким, словно он спал, а все происходящее вокруг – плод воображения. Но он не спал – размышлял, думал. Покоя не давали пережитые события, что за считанные минуты изменили всю его жизнь, ввели в заблуждение и сломали в нем нечто дорогое, отчасти детское и наивное. Странная экспедиция в самый разгар ливня, люди, похищенные неизвестно для каких целей, сам профессор Гельдман, непосредственно стоящий за всеми этими темными делами, – этот треугольник никак не укладывался в голове. Айс просто-напросто не видел связи, не знал, как расценивать гнусные действия самовлюбленного старика. Как предательство? Измену всему Горизонту-26? А может, это все – спектакль, способ отвести глаза? Если да, то от чего? Ответов у него не нашлось. В душе свербела обида, злость на всех и холодная, будто снег, жажда отмщения, питающая с того самого момента, как его, Айса, обезоружили, связали, не объяснив ничего, завязали глаза и зачем-то запихнули в провонявшую потом машину вместе с еще несколькими людьми.
Куда же именно везли – он тоже не представлял, хотя и пытался первое время строить какие-то догадки, но вскоре оставил эту затею: машина часто петляла, иногда останавливалась или резко ускорялись, запутывая Айса окончательно. Даже сопровождающие сохраняли конспирацию: переговаривались исключительно короткими фразами, да и те искажали респираторы, не пользовались средствами связи и долго молчали – скорее всего, общались жестами. Однако кое-что Айс все-таки успел для себя отметить, не имея ни малейшей возможности осмотреться: щебетание птиц, лягушиное кваканье и далекие-далекие хрипы морфов становились все навязчивее и отчетливее, а дышать становилось легче.
«Неужели в лес везут? – осенила внезапная мысль, но он тут же от нее отрекся: – Нет, вряд ли – до него ехать пару минут, а мы волочимся уже битый час. Что-то тут не сходится. Хорошо, а куда же тогда?.. Куда?..»
И так бы, наверное, и томился дальше в туманных соображениях, пока вскоре машина не зарычала и не замедлила хода, позволяя Айсу лучше расслышать испуганный птичий писк, растревоженных техникой, и учуять странный, едва различимый запах спертости и гнили, беспрепятственно просачивающийся в душный салон через открытые окна.
«Чем пахнет?.. – вновь подумал Айс, внюхиваясь в хоть и мерзкий, но все-таки дающий хотя бы какое-то представление о месте нынешнего пребывания запах. – Гнильем каким? Или чем?»
И тут как молнией поразило – старая свалка! Его привезли именно сюда – ничто так больше не смердит, как она. Вот только осознав это, Айс побледнел: если привезли именно сюда – значит, в Горизонте-26 уже никто не ждет его обратно. Билет в один конец…
«Не-ет, – мысленно усмехнулся он и встрепенулся, как от нестерпимого озноба, – не может такого быть… Бред какой-то…»
– Не дергайся, – раздался чей-то утробный голос, и Айса грубо вжали в спинку сиденья, заставив позабыть обо всем.
Больше ему никто и ничего не сказал.
А через несколько мгновений машина резко остановилась, Айса бросило на кого-то из сидящих рядом людей, и в эту же секунду в салоне началась суета: зазвенели отстегивающиеся застежки ремней безопасности, застучали тяжелые ботинки, захлопали двери. Айс завертел головой, пытаясь хотя бы приблизительно узнать расположение тех, кто сопровождал его на протяжении всего пути, но тут кто-то дернул на себя, отцепил от страховочного ремня и молча толкнул вправо, да так, что тот едва не упал. Устояв на ногах, он машинально вытянул связанные руки, нащупав холодную кожу сиденья, и хотел ухватиться, как вдруг все та же сильная рука схватила за шиворот и потащила с такой легкостью, будто бы Айс весил не больше ваты.
– Ноги, – предупреждающе прорычали, и Айс последовал совету, осторожно переставляя ступни, пока вскоре мысами не коснулся мягкой земли.
Дальше его вели в совершенно неизвестном направлении, то и дело подталкивая вперед и обмениваясь между собой односложными фразами, среди каких Айс сумел расслышать только две: «Все чисто», «Следите за деревьями». Но кто именно говорил он определить не мог, сколько ни пытался: голоса одинаковые, монотонные, завуалированные голосовыми фильтрами респираторов. Происходящее сильнее сбивало Айса с толку и порой казалось каким-то хорошо отрепетированным розыгрышем с мастерски подобранными актерами, но когда он получил в спину неожиданный пинок и свалился в мокрую траву, все стало более чем реальным. Подняли его так же, как и повалили – резко, грубо, как бездушный хлам.
Тем временем удушающий смрад усиливался, подтверждая мрачные догадки Айса, и чтобы хоть как-то отвлечься от этих зловоний, как назло, бросающихся в лицо вместе с холодным встречным ветром, стал отсчитывать шаги.
«Далековато вы меня затащили», – отметил Айс, насчитав уже полсотни шагов.
Проделав их уже порядка семидесяти пяти, ему наконец велели остановиться:
– Стой, – кто-то опустил ему на плечо свинцовую руку и надавил, – на колени падай.
Айс подчинился, в злобе стиснув зубы.
– Руки вперед, голову не поднимай, – прозвучал следующий приказ, а через секунду прозвучал опять:
– Ленты срезайте, повязку снимайте.
«Чего они задумали?!.. – зашевелился в голове лихорадочный вопрос. – А?»
И тут он услышал, как едва слышно лязгнул металл, и через мгновение жгучая тяжесть в затекших запястьях исчезла, сменилась приятным покалыванием в ладонях, пальцах. Потом с лица сдернули черную колючую ткань, и Айс, с непривычки поморщившись от дневного света, прозрел. Глаза жгло, шла рябь. Он посидел два-три мгновения, потер пальцами веки, поморгал: глаза понемногу отпустило. Но когда Айс невольно поднял их, чтобы взглянуть на пасмурное небо с грузными черными тучами, – наткнулся на рослого Тенеборца в серебристо-черных доспехах. Его лицо скрывал респиратор и просторный капюшон. В руках – штыковая лопата.
Некоторое время они безмолвствовали, смотрели друг на друга, а потом Тенеборец, не сказав ни слова, кинул ее под ноги Айсу и, не отрывая глаз, спрятанных за темными стеклами, приказал жутким голосом:
– Копай.
Айс посмотрел сначала на торчащую, словно копье, лопату, потом на крепкого бойца и, пользуясь возможностью, осмотрелся – предположения оказались верны. Справа тянулись в ряд высокие пораженные болезнями деревья, где резвились и куражились вороны, а впереди, в двадцати шагах, во всю ширь раскинулась огромная смердящая свалка, населенная облезлыми собаками.
– Копай. – Таким же стальным голосом повторил приказ Тенеборец, по-прежнему не сводя пристального взгляда.
– Что копать-то? – осмелился поинтересоваться Айс, даже не думая хвататься за лопату.
Тот усмехнулся.
– Могилу, – ответил Тенеборец и добавил металлически: – Свою.
Айс сначала хотел схватить ее и попытаться напасть на зазнавшегося бойца Горизонта-26, но тут услышал позади, как натягиваются тетивы не менее чем шести луков и нехотя покорился. Пренебрежительно взяв лопату, – поднялся с колен, глянул на того исподлобья и молча принялся копать чавкающую плешивую землю, уже чувствуя, как по спине разок-другой пробежался хорошо знакомый холодок.
«В спину метят, сволочи…» – с ненавистью подумал Айс, орудуя лопатой.
Но никто пока не стрелял – внимательно следили за живым мертвецом, роющим себе будущий дом.
Когда же на нетронутой земле появилась неглубокая наспех выкопанная яма, Тенеборец вдруг озвучил следующий, не менее жуткий приказ:
– Прыгай туда.
Айс почему-то обернулся, видя других шестерых Тенеборцев с натянутыми боевыми луками, измазанный грязью внедорожник позади и, немного посмотрев на них, обреченно выдохнул и все-таки прыгнул в яму. Она оказалась ровно по пояс – маловата для него, если только калачиком ложиться.
– Вот так, – засмеялся тот, – а теперь молись…
Но молитв наизусть Айс не знал никаких – пришлось молчать с опущенной, как на церковной службе, головой, в тишине ведя обратный отсчет собственной жизни.
А она все затягивалась и затягивалась, как петля на шее.
– Ну давайте же, не томите… – не выдержав тяжелейшего мучительного молчания наконец потребовал Айс, – стреляйте и – дело с концом!..
Но никто не ответил – лишь кто-то из экзекуторов, стоящих за спиной, издал сухой смешок, словно тот изъявил не последнее требование, а какой-то плоский неуместный анекдот.
Объятый отчаянием, Айс уже хотел в последний раз метнуться куда-нибудь в сторону, чтобы спровоцировать выжидающих Тенеборцев, как вдруг палач перед ним неожиданно скинул капюшон, снял респиратор и радушным теплым голосом проговорил:
– Ну чего ты застрял в этой яме? Вылезай давай, – он сделал шаг навстречу, подал руку и окликнул остальных: – Так, ребятки, времени у нас в обрез: через пятнадцать минут мы уже должны выйти на связь с Горизонтом-26 и доложить Гельдману о трагической смерти старшего сержанта Айса Эванса. Поэтому в темпе тащите заготовленное снаряжение и заводите машину.
– Марк?!.. Какого хрена?! – не скрывая изумления, воскликнул Айс и, выкарабкавшись из могилы, продолжил: – Что все это значит?!..
Марк хмыкнул, отдал жестом команду одному из бойцов и ответил, не скрывая правды:
– Гельдман решил тебя к мертвецам зачислить, – тяжело вздохнул, пошмыгал и сочувственно взглянул на боевого напарника, – так что дорога назад тебе заказана. Поспешил ты, конечно, дружище… да и я хорош: горячку ляпнул, а ты подхватил. Нужно было нам сначала посоветоваться с нашими ребятами, обмозговать. Вместе бы что-нибудь сообразили, как нам грамотно эту тварь разоблачить.
– Марк, друг… – в спешке протараторил Айс, – они закрыли их в клетках! В клетках! Как зверей! Как скотину какую-то! Живых людей… понимаешь? Я видел! Видел все собственными глазами! Видел, Марк!..
– А у Гельдмана вот другая версия: якобы ты набросился на него, желал убить, а он еле отбился! – Марк покатился хохотом и, присвистнув, протянул: – Дела-а-а… – почесал затылок, – это же надо такое сочинить! Рассказчик хренов! Фантазия-то у него, смотрю, богатая… – и опять загоготал.
Вместе с ним в громкий смех ударились остальные бойцы.
– Но ты не бойся – мы горой за тебя! – продолжил он и, по-дружески потрепав едва держащегося товарища, ставшего в последнее время объектом немалых бед, подбодрил: – Неужели ты думаешь, что мы бы поверили этому козлу? Это смешно.
– Старший сержант, мы за вас! – выкрикнул кто-то позади.
– Значит, Горизонту-26 я резко оказался не нужен… – немного придя в себя, ударился в рассуждения Айс, – как быстро отреклись, забыли. Будто и не было меня никогда, – выдохнул, посмотрел в зеленые, чуть прищуренные глаза Марка. В них застыло ожидание, переживание: – А остальные ребята как? Другие отряды? Что они говорят вообще?
Марк опустил голову, хмуро помотал.
– Раскол у нас назревает, – признался он спустя минуту молчания, – они Гельдмана поддерживают, в рот заглядывают, как дети малые, а к нам уже не прислушиваются, хотя вроде все вместе раньше держались. Видишь, как все завертелось теперь…
– Марк! Время! – оборвали в самом конце, и Марк заспешил:
– Все, Айс, заговорились мы, теперь слушай меня внимательно и запоминай…
Айс, и так обомлевший от всего услышанного, теперь заволновался сильнее, но все-таки нашел силы взять себя в руки.
– Соваться в Горизонт даже не думай – тебя просто растерзают, – Марк нахмурил брови и как-то жалостливо продолжил:
– Бежать тебе надо, друг, и чем дальше, тем лучше. Мы-то тебе поможем, чем сможем, но дальше тебе придется самому. Понимаешь?
Айс закивал.
– Есть тебе, где схорониться-то? – спросил Марк.
Тот, поразмыслив немного, ответил:
– Есть одно местечко…
– Хорошо, а далеко?
– Отсюда… часа три точно.
– Гм… – скривился в сомнении Марк, – далековато… А до ночи доберешься?
– Должен вроде, – неопределенно ответил Айс, – выбора-то все равно ведь нет.
Послышались тяжелые шаги, и друзья вскинули головы, видя двух бойцов, тащащих по спортивной сумке.
– Сюда кладите, – показав на землю, велел Марк и расстегнул первую сумку, вытаскивая черный лук, – держи, – кинул Айсу, – конфискованный! Мы еще тут с ребятами по-тихому обчистили арсенал одно отряда и вот что… – достал из другой сумки новенький темный респиратор с двумя фильтрами, ПНВ и встроенной рацией, – видал, что у них есть? А нам вот хрен! Суки…
– Нормально!.. – не найдя что ответить, присвистнул Айс и положил на траву к луку.
– Во-во… – слегка обиженным голосом проговорил Марк и тут же взбодрился: – Разбирай шмотки: там небольшой рюкзак, еды на пару дней, вода, спички, колчан, стрелы разные, запасные фильтры. Вроде еще накидка была… – скривился, задумался, – в общем, сам глянь, что там есть – назад мы это добро все равно уже не повезем: засветимся.
– Спасибо, – только и вытянул Айс, глядя то на сумки, то на вещи, то на совсем помрачневшего Марка, – за все спасибо, Марк…
– Было бы за что… – усмехнулся он и пожал Айсу руку, – это все мелочи жизни…
– Марк, блин, время! Ну не отвертимся же!
– Да погоди ты! – рявкнул Марк на бойца, уставшего по многу раз заводить внедорожник, и – к напарнику: – Пора, дружище…
Айс кивнул.
– Бывай, Марк, – с тоской на сердце промолвил он, пожимая тому руку, – может, еще увидимся когда!
– Обязательно увидимся! – заверил тот. – Как же иначе-то?
Долго пожимали руки.
– Все, все… – проговорил Марк и, по-братски обняв уставшего напарника, сказал громко: – Глаза востро держи! Не пропадай, Тенеборец!
– Не пропаду! – пообещал Айс и тут, вспомнив о той самой похищенной девушке из научного комплекса, попросил: – Марк, ты со своими ребятами присматривай за теми людьми, – жалобно посмотрел на Марка, – среди них девушка одна есть… совсем молодая… ей еще жить и жить… не дай Гельдману загубить ее… мы же не звери какие-то! Защити, прошу, ради меня! Обещаешь?
Марк поднял глаза, будто смотря вдаль, и твердо ответил:
– Клянусь.
Произнеся это, он и все остальные бойцы пожали Айсу руку, похлопали по плечу и заспешили к внедорожнику.
Посмотрев товарищам вслед, Айс поднял лук, вытащил из сумки набитый стрелами колчан, повесил через плечо и, забрав новенький респиратор, надел и поклялся самому себе:
– Ты главное береги ее, Марк, а с Гельдманом… С ним я еще поговорю…
* * *
До станции «Рэдкроу Парк» шел долго. Приходилось обходить валяющиеся прямо на ржавых рельсах бетонные столбы, пролазить под гнилыми промозглыми вагонами или вовсе протискиваться меж них, рискуя угодить в какую-нибудь паутину или в кровавую растительность, по-хозяйски разросшуюся прямо на пассажирских сиденьях и потолках. Но на счастье этого не произошло – вагоны практически не тронула инопланетная флора. Разве что вблизи дверей ударились в буйный рост кожистые травы, да по гнилым, местами смятым и скрученным в бараний рог поручням накрутились серпантинами кровавые сочащиеся вьюны, пытающиеся не то добраться до вожделенного солнца, не то, напротив, – уползти от него прочь. Одни наползали друг на друга, образуя причудливые наросты, другие – свисали грязно-красными тряпками, роняли на замусоренный пол кровавые слезы. Они же подпитывали и тот самый красный мох, о каком упоминал Майк, заливали пластиковые сиденья и подголовники, растекались небольшими лужицами. И все это изобилие внеземной растительности дополнялось миазмами стухшего мяса, запахами застоявшейся воды, старины и несмолкаемым, почти неслышным, но жутко зудящим звоном капель и жужжанием насекомых.
– Разрослись-то как, – по-стариковски недовольно проворчал я, при помощи ножа пробиваясь через пряди скользких вьюнов, обрызгивающих то капюшон, то лицо, то саму накидку, – джунгли какие-то тропические, блин. Хрен пролезешь! – срубил еще пучок дурно пахнущих «волос», пролез в глубь вагона с корнем вырванными сиденьями, разбросанными по всему и без того захламленному полу.
– Холодные, мать их… – убрал с лица прилипший мерзкий вьюн, – в лицо еще лезут…
Аккуратно перешагивая через поломанные сиденья, чтобы не переломать ноги, – растолкал увесистые влажные поручни и пролез дальше, волей-неволей заглядывая то в одно выбитое окно, то в другое, где видел еще два обезображенных временем поезда с вереницей из грузовых и пассажирских составов. Сразу за ними, уже не так далеко, виднелась пригородная станция с одним единственным кирпичным сооружением, будто бы нарочито торчащим из-за асфальтированной, частично осыпавшейся платформы.
– Она, не она? – высунувшись через окно, стал гадать и, прищурившись, хмыкнул, почесывая обросший недельной щетиной подбородок, – да вроде она… или нет? Блин, а Майк-то не сказал мне, какая она из себя… Да и вывесок никаких нет… – выдохнул, – ладно, пойду, там видно будет…
Сплюнув, уже приготовился вылезать наружу через окно, как вдруг в глаза бросилось мертвое тело в замаранной одежде, сидящее возле двери, заваленной обломками. В другой бы раз не обратил на эту, в общем-то, привычную картину никакого внимания, если бы не одна деталь: живот усопшего не тронут – погиб не от лап морфов. Но подойдя поближе, – открылась жуткая правда: множественные огнестрельные ранения. Люди…
– Вот уж кого бояться нужно больше, чем сероглазых, – мрачно подметил я, разглядывая мертвеца, испещренного почерневшими от крови дырами. Над ними роились мухи, время от времени залетали под рваную одежду. – Мародеры… – глянул на карманы: вывернуты – искали деньги и ценности, – и даже таким не побрезговали?.. – опустил глаза на левую руку: безымянный палец откушан кусачками – забрали обручальное кольцо, – вот же мрази…
Но этим изуверства отнюдь не исчерпывались. Бедолагу, что смотрел куда-то сквозь меня выклеванными глазами, перед тем как пристрелить, словно больную собаку, жестоко душили и истязали: шея – сплошная посиневшая гематома, а подпорченное грызунами лицо все отекло и распухло.
– Звери… – с превеликим трудом укротив спичкой вспыхнувшую ярость, процедил я и – чуть громче: – Люди же вы или кто?.. – склонил голову и успокоившимся голосом обратился к мертвецу чувствуя за собой какую-то необъяснимую вину как будто над ним издевались не мародеры, а я: – Покойся с миром…
Перекрестился перед уходом, поправил мешок и уверенным шагом направился к окну с твердыми намерениями поскорее убраться из надоедливого вагона, пропахшего падалью, как в следующий миг из дальних вагонов, что стояли неподалеку от платформы, вырвался громкий хрип.
«Ну только не это… – подумал я и бросился к погнутым дверям, – все же было спокойно… и на тебе…»
Вот только морф, объявивший всему вокруг о своем присутствии – по-видимому, все это время скрывался где-то среди составов, – доказал обратное: никакого спокойствия здесь нет и быть не может.
– Вот надо было тебе именно сейчас появиться, когда пара дротиков всего осталась, – недовольно пробубнил я и, подкравшись к окну, высунул голову, пока не наблюдая никого, кроме сонма ворон, рассевшихся, как зрители, на поломанных столбах и натянутых проводах. – Где же ты, тварь?..
На новый хрип, вырвавшийся из дальних вагонов, я лишь сильнее нахмурился, напрягся и выхватил арбалет, терпеливо дожидаясь морфа, по чьей вине дальнейший путь автоматически становился невозможным: идти, оставляя за спиной такого противника – непоправимая ошибка. Но тот выползать из логова не торопился – продолжал истошно хрипеть, время от времени утопая в какофонии протяжного металлического скрежета, грохота и эха, беспрерывно вырывающегося то из головного состава, то из глубин мертвых вагонов. Уже за несколько секунд над железной дорогой повисла какая-то непонятная тревога и напряжение, словно сейчас, через мгновение, должно случиться что-то поистине страшное. Однако морф по-прежнему хрипел, громыхал, то и дело вышвыривая на рельсы сиденья и внутреннюю обшивку, и показываться пока не торопился.
– Да долго же ты собрался шуметь-то?.. – уже теряя терпение, задал я вопрос, а сам потихоньку просунул в окно вещмешок. – Показался бы хоть, сволочь. Я бы с тобой живо общий язык нашел…
И словно в подтверждение моих слов из вагона, где предположительно таился морф, вырвался тихий стук, будто кого-то ударили об железный лист, жуткий хрип, и в следующее мгновение из окна вместе с двумя перекошенными поручнями вылетел растрепанный человеческий труп. Тот беззвучно шмякнулся на ржавые рельсы и распугал ворон.
– Это еще что за дела, блин?.. – обомлел от такой картины я, вылезая через окно наружу. – Еду себе нашел, что ли, или игрушку?..
Но как только спрыгнул на мокрые шпалы и поднял вещмешок, стало ясно – мертвец морфу понадобился отнюдь не для забав…
Через секунду прогремел жуткий звон, один из многочисленных вагонов весь задребезжал, заскрипел, словно собрался заваливаться набок, и из него со скоростью пули выпрыгнул длинный сухой морф-охотник. Хищно растопырив в полете длиннющие передние лапы, он приземлился прямо на покойника и, выпрямившись во весь рост, громогласно прохрипел, да так, что тощая серо-черная шея по-жабьи вздулась, расправил рубиновые отростки, понюхал воздух, блаженно заворчал и перевернул добычу. И тут стало не по себе – морф приступил к поеданию.
– Господи… – поморщившись, проговорил я, невольно наблюдая то, как охотник, будто скальпелем вспоров брюхо мертвецу, впился вытянутым ртом, задрыгал отростками, – будьте вы прокляты, поганые твари…
Смотрел на морфа, высасывающего подгнивший кишечник, словно макароны, бледнел, не зная, как действовать, но вскоре понял: промедлю еще немного – и к добыче наверняка сбегутся другие.
– Надо сейчас. Другого шанса не будет… – решил я и, надев вещмешок, крадучись направился вдоль вагонов, – главное успеть…
Морфа же обед увлек настолько сильно, что даже не удосужился проверить наличие поблизости врагов или конкурентов, решивших так между делом полакомиться чужой добычей, – все это никак не заботило и не волновало, давая мне возможность подкрасться сзади. И чем ближе подбирался, тем громче слышались жуткие ворчания и почмокивания, мигом разлетающиеся по окрестностям станции, будоража безмолвные разграбленные составы. Когда же до охотника, терзающего мертвечину, оставались считанные шаги, я притаился за столбом, рухнувшим на вагон, и прицелился в горло.
– Попался, – высказался и приготовился к выстрелу.
И вот когда палец уже лег на спусковой крючок, откуда-то со стороны станции громом грянул мощный одиночный выстрел, и голова морфа вдруг лопнула, словно тыква. Охотник повалился на шпалы рядом с почти целиком съеденным мертвецом, пару мгновений побился в агонии, пошевелил напоследок отростками и затих.
– Ничего себе! – успел обронить я и нырнул за груду ржавого хлама. – Из крупнокалиберной винтовки бьют! – вытянул голову, присмотрелся. – Кого сюда еще-то принесло?
Автор смертоносного выстрела долго себя ждать не заставил и вскоре вылез из окна кирпичного сооружения неподалеку вместе с тремя людьми, вооруженными автоматами. Двигались излишне осторожно, общались только жестами. Экипировка солидная: камуфляж, вещи по сезону, армейская обувь, балаклавы, разгрузочные жилеты – в один ряд с обычными грабителями, таскающими, в основном, вещи жертв их не поставить. Очевидно, чужаки пришли сюда не за грабежом случайных попутчиков, сбором грошового хлама по вагонам или бесчинствами в окрестностях, а за «рыбками» покрупнее – морфами. Именно с ними всегда связан повышенный риск, но и возможность быстро обогатиться. И делали они свою работу, по-видимому, хорошо, если им удалось забраться в такую глушь, остаться в полном составе и пристрелить матерого охотника, особенно непредсказуемого и злого во время еды.
– Трофейщики, – проследив за пришлыми, с ходу узнал я, параллельно вспоминая пару случайных встреч с ними. Один раз натолкнулся на них, когда искал ночлег в заброшенной больнице. Повстречал в одной из палат, где те грели на маленьком примусе мясо и о чем-то тихо переговаривались, сидя на больничных матрацах. Увидев меня, они вежливо пригласили отужинать, много рассказывали о себе, шутили и даже на прощание подарили примус, какой теперь всегда ношу с собой. От этих людей я узнал, что все они – выжившие, кого не успели эвакуировать из городов, когда началось нашествие морфов. А теперь, чтобы выжить, сообща занимаются отстрелом морфов ради отростков и органов. Второй же случай едва не стоил мне жизни, когда по вине трофейщиков, начавшим палить в меня изо всех стволов, на шум сбежалось не менее двух десятков загонщиков, за считанные секунды высосавших им кишки. Спасся я лишь по счастливому стечению обстоятельств: провалился в глубокую канаву с затхлой водой, и морфы, поняв, что до меня не долезть, просто потеряли интерес.
А тем временем двое молчаливых трофейщикиков, поснимав рюкзаки, под прикрытием остальных, как заправские парикмахеры, принялись быстро обстригать мертвого морфа-охотника, орудуя черными мачете. Отрубленные отростки живо кидали то в контейнеры, то в обувные коробки, наспех запечатывали, убирали обратно и менялись с теми, кто держал под прицелом ржавые вагоны, позволяя прихватить что-нибудь от тощего окровавленного инопланетянина.
Дальше за происходящим наблюдать не смог – не выдержал, отвернулся.
– Черт их сюда принес этих потрошителей, твою мать, – тихо выругался, стараясь не слушать хруст костей и треск сухожилий, от какого внутри все корчилось, спрессовывалось и холодело, – без них проблем хватает…
Высунувшись еще раз, наблюдая обезображенного морфа и трофейщиков, рассовывающих нажитое добро по рюкзакам, – немного помедлил, на корточках отполз чуть в сторону и застыл, думая, как незаметно проскользнуть.
– Надо что-то решать… – не скрывая волнения, промолвил я, с тревогой оглядываясь, пока даже не представляя, куда податься: прямо – голые рельсы, слева – кирпичи да строительный мусор, за ним не укроешься. – Медлить нельзя, иначе до этого проклятого Скупщика я буду неделю ползти…
Но едва успел договорить, – случилось то, чего боялся больше всего: загонщики, что, по-видимому, испугались выстрела и затаились где-то поблизости, теперь запоздало пришли на помощь хозяину, над каким уже поработали чужаки и издали ужасающие хрипы, говорящие лишь об одном, – они пришли убивать.
– Беда, – говорил сам себе, как околдованный, – беда, беда…
И тут задрожали вагоны…
Разъяренные, пенящиеся от бесконечной ярости загонщики принялись запрыгивать на крыши, истошно ворчать, мотать головами и драть хилый металл, готовясь в любой момент напасть на оторопевшую четверку. Те явно никак не ожидали появления других морфов и заметно занервничали, тупо водя стволами то по одному загонщику, то по другому, не зная, в кого первым стрелять. Правда, один из трофейщиков, видимо, тот самый снайпер, прибивший охотника, – быстро смекнул, что сейчас начнется бойня, под шумок прихватил с собой чужой рюкзак и осторожно попятился, дабы не спровоцировать инопланетных захватчиков.
– Некрасиво… – осуждающе проговорил я, – своих же бросать…
И тут решил проучить трусливого снайпера, предавшего группу в разгар смертельной опасности.
– Далеко собрался?.. – нерадостно ухмыльнулся и под несмолкающие хрипы, рвущие на части окрестности, выпустил дротик в ногу предателю. Тот взвыл, подкосился, выронил рюкзак, винтовку и с отборным матом повалился на шпалы, раскидывая мелкий щебень.
Напарники, услышав стоны своего, по-видимому, главаря, тотчас посерьезнели, ощетинились автоматами и завертели головами в попытке отыскать меня, но утратили бдительность. Заметив суету среди людей, морфы в ту же секунду бросились в атаку, не оставляя ни единого шанса на спасение. Послышались запоздалые автоматные очереди, кто-то схватил мачете, но уже слишком поздно – загонщики буквально смели трофейщиков, принялись рвать в лоскуты.
– Бог ты мой, да их там не меньше десятка… – осторожно высунувшись, прошептал я, глядя на морфов, разрывающих на части отчаянно отбивающихся людей, – куда теперь деваться?.. Куда? – зарядил последний дротик. – Живот еще сосет… черт а…
Еще, наверно, минуту продолжалась эта кровавая бойня, пока вскоре загонщики не добрались до раненого снайпера, пытающегося по-тихому слинять ото всех по-пластунски, и не разорвали, обагрив холодные рельсы темными кляксами. Последнее, что удалось услышать – жуткий предсмертный вопль, распугавший ворон поблизости и глухие довольные хрипы насытившихся морфов, чьи морды и трехпалые лапы сплошь измазала человеческая кровь. Покрутившись немного на месте и тщательно обнюхав рельсы и редкую траву, пробившуюся из-под щебня, загонщики наконец угомонились и рассыпались по железной дороге, так и не заметив меня. Воцарилось долгожданное спокойствие.
– Пора выбираться отсюда, пока еще кто-нибудь не заявился, – решил я и, поправив лямки мешка, повесил арбалет на крепление и вышел из укрытия, сразу натыкаясь на замаранные рюкзаки чужаков и на то, что от них осталось. – Господи… – к горлу подкатила тошнота, через силу очертил себя крестом, – Спасибо тебе, Майк, дороги для меня ты находишь самые «легкие»…
Перешагнув через поалевшую рваную куртку и запачканный автомат с застывшей на рукояти кистью, – в последний раз осмотрелся, кинул холодный взгляд на хмурое небо с тянущимися по нему бледными бородатыми тучами и побрел прочь от станции, надеясь отыскать ту самую дорогу, ведущую к Скупщику. Но, на счастье, на поиск ушло немного времени – сразу за ржавыми рельсами с валящимися вдоль, словно бревна, столбами, увидел ржавый обросший мясистой растительностью шлагбаум, а позади – засыпанную листьями дорогу.
Остановился.
– Ну-у… – протянул я, с долей сомнения глядя то на опущенный шлагбаум, то на приютившийся возле него разбитый светофор, то на саму дорогу, практически полностью скрывшуюся под кожистой травой и листвой, – видимо она – других дорог я тут не вижу.
Еще немного потоптавшись на месте, все не осмеливаясь идти дальше, я непроизвольно посмотрел вдаль и тут увидел тоненькую ниточку дыма, тянущуюся из-за невысоких почерневших осыпавшихся зданий, сразу же принимая одно единственное решение – шагать вперед.
– Добрался, что ли? – не поверил вначале я и подошел к оплетенному порослью шлагбауму. – Ну тогда пойдем посмотрим: прав был Майк или обманул.
Договорив, – высморкался, поправил капюшон и, обернувшись, посмотрел сначала на ворон, кружащих над останками трофейщиков, потом на молчаливую одинокую станцию, до какой так и не дошел, и – под шлагбаум.
С самого утра в автосервисе, где работал механиком, стоял шум, держалась духота, пахло потом, соляркой, автомобильным маслом. Каждые полчаса приезжали все новые и новые посетители, до каких зачастую просто-напросто не доходили руки: замена колес, сход-развал, осмотр движков, кузовов, консультация – все это требовало немало времени и сил. Случалось, правда, что напарникам по смене все-таки удавалось уговорить помочь, и мы сообща пыхтели то над побитой в аварии машиной, чей пьяный водитель не мог даже внятно обрисовать суть проблемы, то над внедорожником с просевшей подвеской, то над мотоциклами с неисправной электроникой. И после каждой такой помощи приходилось подолгу отмываться от душистого масла и тосола в одном единственном на весь сервис туалете, с нетерпением ожидая очередного перерыва, где мог хоть чуточку передохнуть, попить воды или просто посидеть в тиши.
– Сид, – окликнул молодой напарник, отирая тряпкой испачканные руки, едва я успел закрыть за собой дверь туалета.
– Чего? Опять помочь, что ль? – устало вздохнув, негромко спросил я, уже прощаясь с мыслью об отдыхе.
– Потом, – отмахнулся тот, – пошли покурим – перерыв же.
– Попозже, – мотнул головой я, – посидеть хочу – весь день на ногах скачу, как подросток.
Напарник нагловато улыбнулся.
– Ну тогда сигареткой угости! – принялся клянчить он. – А то до магазина лень идти. Ну же, Сид, не жмись! Отдам ведь!
– Купи себе уже блок, блин, – вытащив из переднего кармана спецовки пачку сигарет, раздраженно высказался я, – такой молодой, а дымишь, как кочегар… – всучил сигарету, – деньги экономишь, что ли? Тебе же премию только недавно дали. На что спустил?
– Да… – неопределенно протянул тот, – долг отдал, еще там…
– Ну да, ну да… – зевнул я, – слышал уже.
– И вообще: чужие слабости надо уважать! – вежливо сделал замечание тот и, многозначительно посмотрев, добавил с той же интонацией: – Сегодня ты мне помог, а завтра – я…
– Да знаю я твои слабости… – отмахнулся я и, поняв, что напарник не отстанет, дал еще сигарету, – на, короче, дыми. Отдавать ничего не надо… иди кури, ну тебя на хрен, Рон.
Рон в ответ лишь наигранно подергал бровями, ухмыльнулся, с показной медлительностью забрал сигарету и – в рот.
– Сразу бы так! – он хитро улыбнулся и, обойдя свежеокрашенную машину, засеменил к выходу.
«Засранец», – с укором подумал я, проводив усталым взглядом.
– Ладно, пойду немного передохну, и надо к шефу… – решил я и зашагал к своему скромному столику с большим сальным пятном.
Присев на табуретку, – по привычке заглянул в телефон, ожидая увидеть пропущенные сообщения или звонки, но таковых не оказалось – за весь день никто мне так и не позвонил и не написал. Секунду полюбовавшись заставкой, где изображались мы с Бетти после рок-концерта, – отложил его в сторону, поставил на блокировку, отхлебнул минералки и посмотрел на часы, висящие на стене: «18:25».
Вздохнул.
– Сходить, что ль? – призадумался я. – Может, примет? Ай, ладно…
И направился через весь сервис к шефу, чей кабинет находился в стороне от ремонтных ям, оборудования, в тишине, возле аварийного выхода, каким никто и никогда не пользовался. Подойдя к пластиковой двери со стоящим подле одиноким горшком с разросшейся пальмой, – пару секунд постоял в нерешительности, но быстро взял себя в руки и постучался.
– Входите-входите, – послышался тяжелый громкий голос за дверью.
Открыл дверь, вошел.
Передо мной сразу же раскрылось просторное помещение с огромным стоящим по центру столом из черного дерева, за каким сидел грузный сосредоточенный человек в деловом костюме, торопливо подписывающий кипу бумаг. Я прошел и, не сказав ни слова, осмотрелся, натыкаясь то на картины, заботливо развешенные по выкрашенным в кремовый оттенок стенам, то на кубки и награды, выставленные на обозрение всем в высоком шкафе, то на большой логотип нашей фирмы, растянутый по всей правой стене. В самом же кабинете веяло прохладой – работал кондиционер, убаюкивающе тикали настенные часы, чуть слышно журчала вода в аквариуме у окна, навязчиво пахло бумагой, кофе и хорошим парфюмом.
– Янадеюсь ты по очень срочному делу, – оторвавшись от бумаг, нарушил молчание шеф и – кротким голосом: – У меня много работ, Сид. Голова кругом…
– По срочному.
Тот отложил ручку на край стола, сдвинул документы. Некоторое время внимательно смотрел на меня, молчал. Маленькие глаза красны, печальны.
– Вот как… – наконец понимающе кивнул шеф и, откатившись на кресле, выполнил пригласительный жест: – Ну тогда присаживайся, внимательно тебя слушаю…
Я развернул к себе кресло, сел. Сразу сложилось впечатление, что сижу на кровати – свободно, мягко.
Все это время шеф не сводил с меня пытливых рысьих глаз, время от времени приглаживал широкой ладонью уложенные бриолином карамельные волосы, хмыкал, щурился, словно прикидывая, что я могу попросить.
– Мне нужны деньги… – признался я и вгрызся в того глазами. – В долг конечно…
Шеф на это лишь взметнул бровями, отвел удивленный взгляд, отвернулся и как-то задумчиво вздохнул.
– Деньги, значит… – повторил он и не спеша встал, направляясь к шкафу. Оттуда спросил: – И сколько? – достал бутылку коньяка, стакан, налил себе, предложил: – Выпьешь?
– Нет, спасибо.
– Какзнаешь, – бесцветно промолвил шеф, залпом осушил стакан и охнул, вздрогнув. – А с чего ты взял, что они у меня вообще есть?
– Не знаю, – помотал головой я, тяжело выдохнул, – все-таки люди такого полета… как без наличности… вот и подумал…
Такой ответ явно позабавил шефа – тот громко усмехнулся, закрывая шкаф.
– А может, у меня все в обороте компании, – съязвил он. – И мне не принадлежат. Не подумал?
Я промолчал.
– Ладно, – сменив тон на деловой, произнес шеф, – сколько тебе нужно-то?
Я на секунду замешкался, замялся, не зная, с чего начать, а потом плюнул и сказал как есть:
– Четыре штуки, – и откинулся на спинку.
Тот какое-то мгновение молчал, обдумывая услышанное.
– Немало. Проблемы, что ль, какие? – осторожно поинтересовался шеф. – Может, помочь могу чем-нибудь? На что тебе сразу такая сумма? Влез во что-то?
– Надо, – подняв глаза, туманно ответил я, – просто надо…
Шеф нахмурился, помрачнел.
– В таком случае – нет, – отрезал он и бросил недовольный взгляд: – Я не стану давать тебе денег, Сид, пока не узнаю, на что они пойдут. Без обид: это не сотку одолжить до получки, это – немалая сумма, и я не могу напрасно рисковать средствами. Ты меня тоже пойми правильно…
Понимая, что сейчас могу упустить шанс и потерять Бетти, я решил во всем сознаться:
– Бывшая жена у меня дочь забрать хочет, – начал я, не сводя с него глаз. Тот моментом поменялся в лице и даже, как мне показалось, проникся сочувствием. – Видеться не дает, а теперь вообще заявила, что если денег не дам – о дочери могу забыть. Сука…
– Ав полицию обратиться? В суд, в конце концов?.. – неподдельно взбунтовался шеф. – Есть же способы решения!
– Мне дочь дороже, – ответил я, – проще уж деньги отдать – пусть подавится ими – и с дочерью быть, чем таскаться по этим судам, ждать месяцы…
– Тоже верно, – не стал спорить шеф, – Сид, а вы давно с супругой разведены?
– Уж как три года, – охотно ответил я, – и все это время она пытается отнять у меня Бетти. И что я только ни пробовал: и пытался как-то договориться по-хорошему, и на мировую шел, и угрожал даже – один хрен против и – все. А теперь деньги понадобились, и делай что хочешь…
– А есть идеи, на что они ей? – участливо вставил тот. – Все же сумма-то, скажем так, немаленькая.
Я призадумался, закусил губу.
– Может, на адвокатов… – предположил я. – Не знаю…
Помолчали. Долго молчали.
Наконец шеф встал, ни слова не говоря, прошел к сейфу, стоящему под аквариумом, ввел код, открыл и вытащил несколько упакованных в целлофан денежных пачек.
– С запасом даю – на всякий случай, – вернувшись, сказал он, подвинул ко мне деньги – на первый взгляд, в полтора, а то и в два раза больше чем нужно – и добавил: – Отдашь, как сможешь. С этим я тебя не тороплю, Сид. Главное, нос не вешай, договорились?
Я прохладно улыбнулся.
– Договорились, – и протянул руку: – Спасибо за все.
– Вот проблемы утрясешь – и скажешь спасибо, – закончил шеф и пожал руку, – смотри, чтобы денег никто не видел, а то начнется тут…
– Хорошо, – сказал я и, забрав внушительную сумму, – к выходу.
«Мы будем вместе, принцесса, – с надеждой думал я, – никто нас не разлучит…»
И покинул кабинет.
Пока шел по ковру мокрых темно-золотых листьев с виднеющимися багровыми травинками, погода уже успела поменяться несколько раз. Угрюмое безрадостное небо то неожиданно темнело, заволакиваясь жуткими лохматыми тучами, грозящими пролиться очередным ливнем, то вдруг светлело, прояснялось, и даже успевало на пару мгновений порадовать бледно-голубыми проплешинами, прежде чем опять зарасти серо-черной пеленой и помрачнеть. Случалось, оно настолько сильно тяжелело и хмурилось, что больше походило на металлические пласты с багровыми и даже медными прослойками, нависающими над землей, будто бы желая раздавить, смять, расплющить. В такие минуты все вокруг на время умолкало, замирало, уступая странному затишью, а потом поднимался сильный ветер, и короткое безмолвие нарушалось целой палитрой звуков, не похожих друг на друга.
Возле меня каждую секунду кружились то большие, то малые лиственные круговерти, шумела кожистая трава, громко скрипели ржавые опоры ЛЭП, хилые ветки больных деревьев. Минуту, а может, чуть больше бесился вольный ветер, забавляясь, словно дитя, с разным хламом, валяющимся, где ни попадя, но вскоре терял пыл и ослабевал, больше не бросая в лицо листья и не пытаясь содрать капюшон. А когда совсем стихал, на смену приходили диковинные для подобных мест птичьи песнопения, надоедливое карканье и заунывный вой шастающих где-то неподалеку от железной дороги собак, вечно рыщущих в поисках чего-нибудь съедобного. Он раздавался то чуть ли не в ближайших от дороги деревьях, то слышался за дырявыми исписанными граффити бетонными заборами, тянущимися параллельно, а то и вовсе звучал едва ли не за спиной. Первое время не на шутку пугался и резко разворачивался, готовясь встретить свору бешеных кобелей арбалетом, но почему-то запоздало вспоминал, что в нем всего-навсего один дротик, и хватался за нож. И всякий раз обманывался – никаких собак позади не было. Шалили нервишки…
На глаза попадались то промышленные сооружения, то ЛЭП, рухнувшие прямо на заборы, облепленные паутиной, то бетонные блоки, кольца, перекладины и прогоны, то полностью обчищенные мародерами грузовики и фургоны, то покрасневшие от мха рекламные щиты, кое-где имеющие темные пятна крови, страшные раздвоенные и растроенные порезы.
– Гиблое место, – отметил я, пролезая под кривыми ЛЭП со свешенными распухшими багровыми гроздьями странных ягод. Они иногда отцеплялись друг от друга и падали на виднеющийся из-под листьев голый асфальт, тотчас прожигая и растекаясь зеленоватой лужицей. – Куда ни ступи… – осторожно, чтобы не задеть еще одну такую кисть, протиснулся под прядью толстых оборванных проводов, – … везде какая-нибудь зараза тебя поджидает, – прошел и случайно увидел прожженный насквозь истерзанный труп в порванном камуфляже и противогазе, из какого прорастали багровые кустики. – Вот почему я опасаюсь малоизученных маршрутов…
А через некоторое время дорога немного освободилась и я наконец вздохнул спокойно, больше не наблюдая ни тошнотворных ягод, способных без труда прожечь не только плоть человека, но и асфальт, ни иной поросли, обычно «украшающей» фонари, машины и дома. Вся она будто куда-то подевалась, скрылась с глаз долой.
– Ну хоть где-то эта дрянь не растет… – облегченно вздохнул и прибавил шаг, обходя свободный от инопланетной растительности гнилой кузов легковушки без дверей, – а то я уж думал, что ей и вправду все нипочем.
И тут уловил чадящий запах гари и бензина, навеянный неожиданным порывом стылого ветра.
– Жгли, что ль, их? – предположил и принюхался: – Точно – жгли. Кто-то, видимо, за территорией-то своей тщательно следит… – посмотрел влево, вправо, наблюдая на траве едва заметные черные проплешины, наполовину скрытые под листьями, – наверно, те, из лагеря которые. Больше некому такой ерундой заниматься. Додуматься ведь надо. Но с другой стороны – похвально: хоть где-то этой заразы поменьше будет.
Хмыкнул, понюхал воздух, пробежался глазами по окрестностям и наконец пошел дальше, стараясь не обращать внимания на жуткую вонь, буквально валящую с ног. Но далеко от нее не ушел – через какую-то пару секунд ветер снова поменял направление, и мне опять пришлось дышать то жженой травой, то древесиной, то горелым мусором, от какого по-особенному щипало глаза. Однако ни огня, ни дыма так и не увидел – видимо, пожар учинили задолго до моего появления в этих местах или же он бушевал вовсе не здесь, а где-то вдалеке отсюда, пока его не затушил дождь. Но, так или иначе, – это лишь догадки.
«Скорее бы уже дойти… – страдальчески подумал я, отмахиваясь от удушающей вони, – а то, наверно, сдохну скоро тут, не дотерплю…»
И вот когда дышать стало совсем уж нечем, к горлу подкатывали тяжелый кашель и рвота, а дорога постепенно стала заволакиваться седыми клубами дыма, навеянными октябрьским ветром, впереди увидел спасительные самодельные высокие стены с колючей проволокой и большими воротами со шлагбаумом. А через пару мгновений заприметил и вооруженную охрану, разгуливающую поверху, и палатки тех самых бродяг неподалеку, оказавшиеся выброшенными, как собаки, за территорию за неимением средств. Из-за стен, по мере того как приближался к заветному лагерю, доносилась приятная музыка, гитарный бой, иногда слышались чьи-то громкие грубые голоса, ор, пьяный смех и матерщина, зачастую переплевывающая по громкости всю эту вместе взятую какофонию. Порой долетал тяжелый запах сигарет, масла, резины, пороха, горячей еды, костра, пива. Предчувствие, что внутри ждет разношерстная публика, интересующаяся только моим кошельком и трофеями, крепло с каждой минутой…
А когда уже почти вплотную подошел к воротам заветного лагеря, меня запоздало заприметил подвыпивший охранник и заспешил немедленно окликнуть, видимо, чтобы не ударить в грязь лицом перед незнакомцем:
– Эй ты, рожа! Куда рвешься?!..
Я остановился, вскинул голову – заросший щетиной жилистый бритоголовый мужчина в черной накидке и с поношенным карабином грозно выкатил глаза.
– Ты глухой, что ли?! Эй, мля!
– Как это – куда? – удивился я и съязвил: – Внутрь конечно, глаза-то свои стеклянные разуй. Сторож хренов.
– Ты… это самое!.. – запинаясь, возмутился тот. – Язык-то попридержи: мне тебя отсюда шлепнуть – все равно что муху по столу размазать, – почесал щетину, погрозил битым-перебитым карабином – приклад в изоленте – и продолжил гнуть свою линию: – Откуда тебя принесло вообще?
Я промолчал и непроизвольно посмотрел на бродяг, расселившихся у лагерной стены. Те с неподдельным любопытством следили за нами, ожидали какой-то развязки.
– Из Грултауна я, – наконец ответил я и сплюнул, плотнее укутавшись в накидку.
Охранник за секунду поменялся в лице.
– Да?.. Но… оттуда уже давно никто не приходил… – с тревогой в голосе промолвил он, – а как вышел-то сюда? Через станцию?
– Да.
– Повезло тебе, – окончательно остыв, резюмировал охранник и, переложив карабин в другую руку, закурил, – мы тут просто недавно дезинфекцию проводили… хех, – коряво усмехнулся, носом выпустил дым, стряхнул пепел, – пожгли кое-где всякую муть, чтобы к стенам не ползла. В общем, если бы раньше сюда вышел – досталось бы и тебе. Да вот видимо все напрасно: дождь пролил – через пару дней опять высоченные кусты будут…
– А я-то думаю: кто это поджогами занимается…
Охранник на это лишь крякнул, сделал затяжку.
– Я вижу, ты сюда не разговоры разговаривать пришел, – твердо подметил он, поглядывая с хитрецой, – поэтому перейдем к делу: деньги, товар, хабар имеется – говорю тебе welcome! – нет – переезжаешь в бомжатник, во-о-о-н туда, – ткнул костлявым пальцем в сторону стоянки с бродягами, – такие правила, брат. Мы всякую нищету к себе не пускаем: любой, кто бывал у нас, тебе об этом расскажет. Так что, как говорится, не обессудь. А теперь показывай с чем пришел, да не вздумай глупости городить: за ножик там хвататься, за арбалетик свой – положу на месте. Мы друг друга поняли?
– А как же? – иронично улыбнулся я и скинул вещмешок. – Конечно поняли, как же не понять-то?
– Ну вот и славненько, – надменно ухмыльнулся охранник и застыл в ожидании.
Пользуясь отведенной минуткой, я развязал мешок и неторопливо вытащил один из двух контейнеров с отростками морфов-загонщиков и охотников, показывая тому.
– Пойдет? – поинтересовался, пристально глядя на впавшего в легкое недоумение охранника. Из его беззубого рта выскользнула недокуренная сигарета. И решил окончательно добить: – А если еще и так… – вытащил из кармана несколько пятидесятидолларовых купюр, расправил веером и демонстративно помахал, – что скажешь?
Пару мгновений охранник молчал, менялся в лице, жевал губы, а потом вдруг заулыбался с притворным радушием и красноречиво заявил:
– Приветствуем в Волчьем Логове! – и прибавил: – Как шлагбаум поднимешь, сдвигай ворота влево – они смазаны – и проходи. Лавка Скупщика по правой стороне лагеря, не пропустишь. И это… удачных покупок.
«Люди не меняются… – укоризненно подумал я, убирая деньги, – стоит денежкой помахать, и перед тобой хоть спляшут, хоть споют, хоть на головах ходить будут – любой каприз, лишь бы платили».
И, подняв деревянный шлагбаум, с небольшим усилием сдвинул скрипучие ворота и прошел внутрь.
В лагере царил кураж и пьяное веселье. Отовсюду слышался то хохот, то ругань, то мат, каким здешние обитатели явно не скупились и употребляли через каждое слово, то песнопения, создающие какой-никакой уют. Вдоль единственной улочки, умело выложенной досками и фанерой, тянулись разнообразные лавочки и палатки, увешенные яркими вывесками, мигающими через раз гирляндами и мелкими неоновыми лампочками, манящими к себе зевак. Покупателей – хоть отбавляй. В основном одиночки, искатели фортуны и простые бродяги-мусорщики вроде меня, кому просто посчастливилось разбогатеть, но встречались и те, с кем за пределами этого лагеря лучше не пересекаться – мародеры, хищники, наемники. Перед ними продавцы по-особенному лебезили, угодничали и наигранно щерились, словно видели в них не подонков, нажившихся за чужой счет, а закадычных друзей, зашедших поболтать и пропустить по стаканчику чего-нибудь крепкого. Так действительно может показаться, но здесь суть иная – животных страх. Одни не видят этого, но мне все ясно.
Шел мимо метавшихся людей, разящих потом, и с интересом заглядывал то в одну лавку, то в другую, каждый раз поражаясь предлагаемому ассортименту все больше и больше. Здесь и выцветшая неношеная одежда, и предметы быта, и отслужившая свое электроника, и даже книги – одним словом, все то, что лежало когда-то на столах и весело в гардеробах горожан. Причем некоторые торгаши – по-видимому, сами занимающиеся мародерством – не скрывали своей темной натуры и с лицемерной улыбкой норовили всучить каждому заинтересовавшемуся бродяге хоть что-то из вещей, однажды похищенных из эвакуированных квартир.
Если лавки в начале улицы хвастались, в основном, всякой мелочью, особо не привлекающей моего внимания и совершенно не пригодной для использования за стенами лагеря, то дальше уже попадалось то, на что действительно стоило посмотреть. Холодное и огнестрельное оружие, походное снаряжение, камуфляж, броня, москитные сетки, бинокли, фонари – чего здесь только не было! – и на все это изобилие народ слетался, как мухи на свежую мусорную кучу.
Исключением не стал и я.
– Эй, мужик, ну-ка топай сюда – есть выгодное предложение! – сквозь шум толпы послышался чей-то сиплый голос.
Потрогав напоследок лезвия двух керамбитов в отличном состоянии, я оглянулся и увидел на другой стороне невысокого сухощавого торговца в темно-зеленой кепке и с голым торсом, расписанным цветными татуировками. Он махал бледной рукой прямо над головами разгуливающих прохожих, громко окликивал, завлекал.
– Чего ему нужно-то? – задался я вопросом, пропуская мимо курящих мужчин, приобретших по старенькому пистолету.
– Да-да, ты! Иди-иди сюда! Иди!
– Ладно, хрен с тобой, – нехотя пробормотал я и, протиснувшись сквозь толчею, – к прилавку с товарами для охоты, где меня уже ждал расписной торговец, – чего звал-то?
Тот медлил, облизывал тоненькие облупленные губы, разглядывал меня изучающим взглядом.
– С арбалетом давно ходишь? – задал он наводящий вопрос и скрестил руки на груди, маленькими черные глазки загадочно сверкнули.
– Давно, – ответил я и, украдкой взглянув на продавца, пробежался глазами по товару: охотничьи, снайперские и ручные арбалеты, боеприпасы и всевозможный обвес к ним – арсенал внушителен, но, очевидно, выкраден из оружейного магазина или военного склада. – А что?
Торговец медлил, не отводил глаз.
– Да есть у меня кое-что для тебя… – признался наконец он и, поправив кепку, на секунду нырнул под прилавок. – Взгляни, – положил передо мной предмет, завернутый в серую тряпку, – человек, смотрю, ты серьезный – иначе бы не дошел сюда… поэтому, думаю, тебе это подойдет…
– И что это? – без особого интереса пробурчал я.
– А ты взгляни.
Выдохнув, – быстро развернул тряпку и изумился: новенький снайперский арбалет, раскрашенный под камуфляж, с оптическим прицелом высокой кратности, крепкими плечами и кевларовой тетивой. Находка, да и только…
– Сколько хочешь? – поинтересовался я, крутя в руках оружие убойной мощи. Глаза горели, как у ребенка.
– Тебе как ветерану со скидкой отдам, – подхватил торговец, чувствуя, что я на крючке, и закинул в рот мятую сигарету, но не закурил, – пятьсот.
– Не, – поморщился я и положил арбалет обратно. Пыл как-то разом поутих. – Дорого все равно.
– Торг уместен, если что, – для заметки вставил торгаш, по-прежнему глядя на меня с неподдельным интересом.
– Сейчас вон все спущу на арбалет и буду потом лапу сосать, – поежился я, – пока подожду с покупкой. Дай-ка мне лучше дротиков к моему. Есть такие?
– Найдем, – улыбнулся татуированный торговец и нырнул в большую картонную коробку, – подожди немного.
Пока он искал боеприпас, я позволил себе осмотреться.
В некоторых полупустых лавках сушился на бельевых веревках красный мох, чуть в стороне, у небольшой палатки с одним единственным окошком и тремя стоячими столиками, кушали и посасывали пиво неведомые люди в осенних куртках, а правее – залихватски бренчал на гитаре безногий калека, окруженный слушателями. Каждую секунду то возле одного прилавка, то возле другого вспыхивали ссоры, едва не перерастающие в поножовщину, толкались прохожие, шелестели купюры. Но имелось здесь место, куда народ стягивался как-то по-особенному охотно, – большая стойка, крытая темно-зеленым тентом. За ней стоял усатым человек с зализанными назад седыми волосами и ежесекундно забирал из рук подошедших то коробки, то мешки, то пакеты, отсчитывая наличность или передавая провиант.
«Скупщик, – узнал я, – Ты-то мне и нужен. Нашел тебя наконец-то».
– Ну что, смотри, что ль? – неожиданно окликнул торговец, и я обернулся, сразу же натыкаясь на разнообразные дротики и болты, аккуратно разложенные на прилавке. Поняв, что я заинтересовался, он тут же принялся консультировать: – Вот эти… – указал на четырехлезвийные черные дротики, – хорошо сбалансированы, обладают высокой проникающей способностью и эффективны на большом расстоянии. – Эти… – взял металлический болт с шарообразным наконечником, – зажигательные. Морфов зажарит за секунду, как цыплят!
– Хм… – хмыкнул я и взял его из холодной загрубевшей ладони, – неплохо.
– Еще бы! – довольный собой, воскликнул тот. – У меня ж хлам-то не продается – все качественное, проверенное, так сказать, в полевых условиях. Еще такие и такие есть, – следом передал еще два дротика: один – серого цвета с острейшим стальным наконечником, второй – зеленый, с тонкой иглой вместо наконечника, – первый – пропитанный синтетическим ядом: человека кладет наповал. Морфа, конечно, не завалит, но парализует надолго. Второй – усыпляющий. Тут, думаю, комментарии излишни.
Я призадумался.
– Дай по двадцать штучек простых и зажигательных, – окончательно определившись с выбором, ответил я, – сколько там с меня?
– Сто.
– Держи, – и, отсчитав наличность, протянул.
– Удачной охоты! – пожелал торговец, убирая деньги в карман штанов.
– Спасибо, – поблагодарил я и – к Скупщику.
«Теперь главное все не растратить, – талдычил себе, – а то будет потом…»
Застрял в небольшой очереди. Люди несговорчивы, угрюмы, хмуры. Каждого, кто проходил впритирку, сторонились, как вора. Глядя на них, и сам поневоле настораживался, внимательно разглядывал прохожих, зачастую одаривающих меня недоброжелательным взглядом, и на всякий случай держал руку в кармане с деньгами.
– Долго… – устало выдохнув, пробубнил я, – долго топчемся…
– Это еще мало… – кто-то печально уронил позади.
Даже хотел поинтересоваться у впередистоящего сутулого человека в рваном пальто, не случилось ли там чего, как вдруг краем глаза уловил движение и машинально выставил левый локоть, не дав, как оказалось, карманнику сделать свое грязное дело. Невысокий небритый мужичок в узком капюшоне, поняв, что попался, быстро сориентировался и собрался затеряться в толпе, но я вовремя поймал за костлявую ручонку, крепко-накрепко сжал и дернул на себя.
– Ну что, мне тебе руку сразу всю обрубить? – негромко угрожающе процедил я, не ослабевая хватки. – Или кисть для начала? Что тебя, сука, в моем кармане так заинтересовало? Чего заткнулся?!..
– Я это… это я! А!.. – заверещал вор, играя на публику. – Убивают, люди!!.. – и дернулся в сторону. – Помогите!..
– А ну стоять… – потребовал я и схватил за грудки, – куда так намылился-то?
Зеваки обернулся, зашептались.
– Мужик!.. Пусти, а?.. Я же это… ничего не взял!.. – верещал вор, бегая маслеными глазами и тщетно пытаясь вырваться. – Чего ты?.. А?..
Я лишь сильнее намотал на кулак балахон, промолчал.
– Да оставь ты его в покое, – спокойно попросил тот самый сутулый человек, – хрен с ним, пусть валит – всех не переловишь все равно. Воров здесь как тараканов.
Дослушав, я еще немного попридержал вора – тот весь сжался, словно ожидая удара, – а потом скрипнул зубами, сделал злобное лицо и пренебрежительно толкнул в сторону. Воришка на ходу оправился, отряхнулся и, подтянув штаны, как угорелый рванул сквозь толпу куда-то за торговые лавки.
«Майк прав, здесь надо всегда быть начеку», – отметил про себя и на пару секунд задержал острый взгляд на прохожих.
А тем временем подошла моя очередь к Скупщику.
Подождав, пока мужчина в пальто заберет со стойки небольшой столбик консервов, валюту и удалится прочь, я молча подошел к Скупщику, глядящему на меня хитрыми рыбьими глазами, и осмотрелся. Сразу за ним виднелась просторная полка с банками консервированного мяса, редким алкоголем, блоками сигарет разных марок и товарами первой необходимости, рядом – две затертые металлические бочки, на них – накаченные бритоголовые верзилы в бронежилетах. Дальше – небольшой наспех построенный деревянный барак, на совесть крытый серебристым утеплителем, внутри – в несколько рядов грубо сколоченные нары, заправленные матрацами, койки уже кем-то заняты, стоял храп. Оттуда же невыносимо тянуло спертостью, духотой, запахом давно немытого тела и перегаром, выделяющимся среди прочих «ароматов» ярче всех и с непривычки даже перешибающим дыхание…
– Чего встал? – поинтересовался Скупщик и изобразил на бледном тонком лице, затянутом белоснежной щетиной, ухмылку. Голос скрипуч, пискляв, как у крысы, неприятен. – Принес что – выкладывай, а поглазеть приполз – в сторону отходи и не мешайся.
Я внимательно посмотрел на него, потом на громил, что заметно насупились, шумно задышали, внимательно следя за мной, снял вещмешок и звонко опустил на скользкую стойку, обитую жестью.
Скупщик меркантильно крякнул, прищурился.
– Сколько за это дашь? – развязав мешок, я сноровисто вытащил оба пищевых контейнера с отростками и положил перед его носом.
Тот моментом преобразился, глаза алчно засветились.
– Это надо посмотр-е-еть! – проскрипел Скупщик и, вытащив из кармана темной жилетки очки в тонкой оправе с одним ушком, мигом надел. – Так… интересно-интересно… – аккуратно вскрыл первый контейнер – понесло испорченной рыбой, – ух! Отростки!.. Ну-ка…
Следующие несколько мгновений Скупщик внимательно, даже педантично разглядывал то один отросток, то другой, то и дело хватался за пинцет, перекладывал, щупал и нюхал, чем вызывал отвращение не меньшее, чем душистое амбре из барака. А когда перешел к контейнеру с отростками охотников, ценящимися здесь значительно выше, – и вовсе обомлел и ахнул, чуть не уронив туда очки.
– Ты что, скальпелем орудуешь, что ли? – наконец промолвил он и испытующе взглянул. – Образцы такого качества мне еще не приносили…
– Привычка, – сдержанно ответил я и попытался объяснить: – Просто, если чуть выше резать, – загниет через полчаса, а так, если захотеть, можно дня три-четыре с собой протаскать без морозилок всяких. Главное – контейнер хороший иметь.
– А ты подкован, смотрю… – признал Скупщик, то и дело заглядывая то в один контейнер, то в другой, – давно уже охотишься?
– Прилично.
– Это чувствуется, – подметил он и, плотно запечатав запотевшие контейнеры, снял очки и продолжил вкрадчиво: – Сказать по правде – я поражен. Да и заказчик, уверен, будет поражен не меньше – качество отменное, эксклюзив! В общем, давай так: я забираю оба контейнера и даю тебе за них пять тысяч. Можешь взять наличными, как все часто делают, можешь продуктами – дело твое. Некоторые еще заказы с пожеланиями мне на листочке царапают: в основном – хороший кофе, пушки, обувь износостойкую, по мелочи чего. Ты тоже можешь, в принципе, если хочешь.
Я задумался.
– Дай пока, значит, вон тех вот консервов с запасом… да-да… на неделю где-то, – принялся заказывать я, – пачку соли, блок сигарет крепких, нормальных только, спички, маленькую бутылочку бензина, если есть, парочку универсальных фильтров для противогаза, бинт, антисептиков каких-нибудь. А, салфеток еще…
– С фильтрами будет напряженно, наверно… – почесав кадык, задумчиво протянул Скупщик, – сейчас чего-нибудь найдем… Противогаз какой у тебя?
Я показал.
– М2000… – знающе промолвил тот и прокомментировал: – Отличная вещь. Редкий, – помолчал и вдруг выдал: – Может, продашь? Две тысячи даю!
– Не продается, – отрезал я, но тут же предложил другой вариант: – Могу кое-что другое отдать… – вынул телефон, найденный в автобусе, – как тебе?
– Как новый прям… – мигом переключился Скупщик и осторожно взял в огрубевшую руку со множеством шрамов, – ну и трофеи ты мне приволок конечно… – усмехнулся, – даю за него восемьсот!
– Забирай.
Тот мигом убрал телефон куда-то под стойку, отсчитал наличные.
– Ну вы, двое, хватит прохлаждаться! Ищите мне два фильтра для М2000! – неожиданно рявкнул Скупщик на бездельничающих телохранителей. – Только смотрите, чтобы резьба была универсальной!
Те тотчас поспрыгивали с бочек и – в утлый барак. Сам же Скупщик, проводив телохранителей недовольным взглядом, приник к полке с товарами.
– Вижу, в далекий путь собрался… – подметил он, кладя на стойку консервы.
– Вроде того, – подтвердил я, складируя их в мешок.
– Ну, бог в помощь тебе тогда Места-то у нас здесь глухие, жуткие. Это я тебе так… для справки.
– И не в таких бывал.
Замолчали.
Закончив раскладывать мои покупки на стойке, Скупщик наспех пересчитал оставшиеся деньги и вернул мне.
– Здесь четыре: тысяча – за заказ, – пояснил он, сверкнув глазами, – еще нужно чего?
Выдерживая паузу, я разорвал блок сигарет, вскрыл пачку, сунул душистую сигарету в рот, сложил купленные товары в мешок, закурил.
– Да, – наконец промолвил я, с наслаждением делая затяжку, – есть кое-что…
Тут на стойку звучно легли два черных фильтра.
– Такие, что ль? – пробасил вставший возле меня бритоголовый верзила. – Полсклада перерыли!
– Такие, – бесцветно подтвердил Скупщик, – передай ему.
Тот, как покорный пес, подвинул мне два новеньких фильтра и отошел в сторону. Я закинул их в мешок.
– Полчасика погуляй где-нибудь, – прозрачно намекнул Скупщик и, тотчас забыв о его существовании, склонился над стойкой и осторожно, как бы невзначай, спросил: – Так что ты там хотел-то?
Я испытующе взглянул на жмурящегося от дыма Скупщика, затушил сигарету и, оглядевшись, словно боясь, что кто-то может подслушать разговор, заявил:
– Мне нужна информация.
Скупщик расцвел в хищной улыбке, демонстрируя серебряные фиксы, а потом послюнявил губы и иронично выдал:
– Интересно-интересно… – пригладил белые волосы, – и какого же рода информация тебе нужна?
– Я ищу одного человека, – начал я издалека и – в карман за фотографией дочери, – давно уже…
Скупщик молчал, смотрел на меня.
– Штука, – наконец огласил он цену, – и будет тебе информация.
Я расплатился.
– Теперь слушаю… – промолвил Скупщик, убирая деньги.
– Вот, – я подвинул к нему фотографию.
Тот молча взял ее, как-то странно взглянул, а потом глаза жутко засветились, сам весь поменялся в лице и вдруг похотливо промолвил:
– Сучка, конечно, что надо, – усмехнулся, скабрезно заулыбался, – но не встречал – извиняй! Хотя, если бы повстречал…
В ту же секунду я схватил его за грудки, оборвав на полуслове, протащил по стойке и тяжело уложил на сырой деревянный пол, придавив, как клопа, коленом.
– Сука… ты чего?!.. – прохрипел он, окрасившись. – Тебя же тут на ремни порвут!.. Ай, мля, больно!.. Больно, говорю!!..
И словно в подтверждение его слов из-за стойки одновременно вылетели двое набычившихся раскрасневшихся телохранителя с железными прутьями.
– Замерли! – выпалил я и, молниеносно выхватив арбалет, прижал к виску скрученного растрепанного Скупщика. Тот тихо хрипел, грязно матерился и трепыхался пойманным мотыльком. – Иначе башню ему продырявлю на хрен!
Те замерзли, отошли в сторону.
Люди вокруг обомлели, заахали.
– Быков своих усмири, – тихо попросил красного, как кирпич, Скупщика, – ну!
– Бросьте оружие… – протявкал он, брызжа слюной, – бросайте же, дебилы! Не стойте столбами!..
Верзилы же поняли только с третьего раза и поспешно разоружились, шумно покидав прутья.
– Чего ты этим добиться хочешь?.. – мычал Скупщик. – Тебе всего лишь шаг сделать и ты…
– Заткнись, – перебил я и сильнее вжал колено. – Я же знаю, что ты солгал! Знаю!.. По глазам видел, что знаешь что-то. Говори же, где мне ее искать! Говори! Ну!..
Скупщик протяжно прокряхтел, закашлял.
– Да на кой хер она тебе понадобилась?.. Чего ты так впрягаешься за нее… – голосил он, уже не имея сил сопротивляться. – Что она особенная, что ли? Карамельная, мля? Других нет?..
На это я лишь сильнее прижал арбалет к взмокшему виску.
– Она дочь моя, – холодно проговорил на ухо Скупщику, – а за нее я могу свернуть тебе шею прямо сейчас. Понял меня, паскуда?..
– Н-не н-надо!.. – перепугался он. – Ц-церковь Святого Морита!
– Продолжай.
– До меня доходили слухи… – сглотнув, начал Скупщик, – что там, в церкви этой, немало уцелевших из городов обосновалось! Попробуй поискать там…
– Как добраться?
– Она к северу от лагеря! Можно еще коротким путем, через болота – они на северо-востоке, – но этой дорогой никто не ходит.
– Выход еще один есть здесь отсюда?
– Да… – проскулил Скупщик, – там… за лавками, прямо…
Узнав, что хотел, я вскочил, поднял фотографию Бетти, схватил вещмешок и, пригрозив оторопевшим громилам арбалетом, проскользнул через толпу.
– Ты еще заплатишь за это!.. – гремели вслед угрозы Скупщика.
Кроме пьяного охранника, дремлющего на стуле возле небольших ворот, никого не оказалось. Воспользовавшись этим, я бесшумно скользнул к ним, осторожно приоткрыл, стараясь не скрипеть, и, перед тем, как покинуть лагерь, – обернулся: Волчье Логово «стояло на ушах», всюду оживление, громкие возгласы, выкрики.
«Пора сруливать, пока за мной хвост не увязался», – с тревогой подумал я.
Когда покинул душную и шумную территорию лагеря, на улице темнело и холодало. Небеса, перегруженные неподъемными от воды тучами, теперь, казалось, окончательно остановились и медленно утопали в подкрадывающихся сумерках. Но, несмотря на их обреченность и безнадежность перед скорой ночью, они все-таки находили в остатки сил, разрывали мрачные тучи-корабли и оттесняли тьму, показывая свои жуткие раны – багровые просветы, омывающие уродливые окрестности рубиновым светом. Он ложился то на сырую жухлую траву, то на лужи, то на стволы пораженных опухолями деревьев, то на хилые остовы, и всякий раз щедро окроплял их кровью, перекрашивая в алый оттенок. Но вскоре порезы на небе затягивались, переставали кровоточить, и сияние, посветив еще чуть-чуть, – исчезало, больше не в силах бороться ни с тучами, ни с напирающей темнотой. А через какое-то мгновение на землю опустился крепкий промозглый ветер, без спроса вторгающийся в разграбленные салоны чужих машин, и начинал показывать своенравный характер: выть, скулить, плакать, хлопать дверьми, разбрасывать листву, гнуть ветви, звенеть стеклом.
– Сколько еще до этой церкви идти… – потягивая сигарету, проворчал, вновь обернулся и увидел нескольких собак, рыскающих в густых кустах, близ дороги. Глаза жутко светились – чуяли меня, наблюдали. – А то уже ночь близится…
Четвероногий эскорт же, несмотря на то, что я один, приближаться не рисковали – побаивались, чувствовали исходящую от меня опасность. Иной раз, правда, кто-то из особенно матерых кобелей, выбежав на дорогу, выпускал в меня череду громкого лая, но стоило положить руку на арбалет – сдувало как ветром. Такая игра меня обычно изрядно веселила, но бывали моменты, когда собаки, уставшие отсиживаться где-то на отшибе, сливались в небольшую стаю и шли за мной по пятам, рыча вслед. Вот тогда действительно становилось не до смеха: одно резкое движение – и изорвут в клочья, как тряпку. Но даже в такой ситуации арбалет по-прежнему действовал безотказно и вынуждал облезлую свору держаться подальше – первым упасть с дротиком во лбу или брюхе не хотел никто. Вот только прекрасно понимал: долго так пугать голодных зверей не выйдет – рано или поздно нападут, это лишь вопрос времени. Однако ситуация осложнялась тем, что скрыться от псин, случись погоня, просто-напросто негде: ни тебе поблизости высоких деревьев, ни машин, ни сооружений. Оставалось только идти с прежней скоростью и ни в коем случае не останавливаться, чтобы не дай бог не спровоцировать свору, только и ждущую момента, когда оступлюсь…
– Вот же привязались, – раздраженно выдохнув дым, промолвил я, – хрен отвяжешься…
И неизвестно, сколько бы продолжалось это преследование, если бы со стороны лагеря вдруг не послышались выстрелы. Каркнули вороны. Стая в один момент утратила ко мне гастрономический интерес, заметалась, заскулила и вскоре разбежалась по ближайшим канавам и оврагам.
– Уже?.. – не поверил вначале я и развернулся: полдюжины вооруженных людей с фонарями отчетливо виднелись вдали. Они дружно бежали в мою сторону, бранились, свистели, окликивали.
– Быстро же вы спохватились…
Сделав затяжку-другую, я почему-то вдруг понадеялся, что они не за мной – мало ли за кем бегут-то? – но когда грянула следующая автоматная очередь и в пяти шагах взлохматилась кучка листьев, стало совершенно ясно: все-таки за мной. Выкинув окурок, – спрыгнул в небольшой овражек и рванул к невысокому бетонному забору – за ним, вдалеке, виднелись развалины жилых домов.
– Уйдет, пацаны, скорее!! – кричали преследователи. – Уйдет ведь, сука!! Уйдет!..
– Не отстанут, – обернувшись, тихо проговорил я, секунду проследил. – Эти точно не отстанут…
Второпях перекинув вещмешок, – с разбегу вскарабкался на отсыревший хрупкий бетон и перелез. Но едва упал на кучу веток, по забору пронзительно заколошматили пули. Подняв мешок, – на бегу забросил за плечи и помчался напролом через кусты к узкой дороге, тянувшейся меж двух осыпавшихся до основания сооружений, опутанных багровыми вьюнами.
– За ним!!
– Пали, мля, пали!!
– Уходит, гребень!!
Метнувшись от стены в сторону, буквально взорвавшейся ураганом красных осколков почти перед лицом, я на ходу нырнул в высокую кожистую траву, какой благо хватало, и выставил руку с арбалетом.
– Иначе не оторваться – догонят, – и выстрелил наудачу.
– Ай, млять… – завыл кто-то из преследователей, – пацаны… этот… бочину мне, кажется, продырявил… сука-а-а…
– Разделимся! Вы трое – за ним!.. Показывай, где?.. Ну?.. Твою…
– Хоть чуть задержать их… – проговорил я и, вытащив из колчана новенький черный дротик, быстро перезарядил оружие, – а теперь уходим…
Но едва высунулся, – траву сбрило длинной неприцельной очередью: стреляли от бедра, веером.
– Стой, тварь!! – крикнули сзади.
– Ага, – проговорил я и влез через сильно порушенную оконную раму на первый этаж, очутившись в пустом засыпанном строительным мусором помещении с побитым полом, дырявым потолком и повсеместными лужами. – Прямо так взял и остановился.
От автоматных очередей страшно закладывало уши, от рикошетов дрожали и сыпались стены, сверху валилась штукатурка. Я кидался от серых фонтанчиков, появляющихся каждую секунду, то влево, то вправо, то снова влево, но за мной следовали неуклонно, не давали возможности оторваться. Те, кого Скупщик послал за моей головой, хоть и простоваты, но дело свое знали хорошо – стреляли на опережение, отрезали ходы, загоняли, как крысу в угол. За все время ни разу не слышал, чтобы кто-то из них прекращал стрельбу ради перезарядки магазина – один тут же подменял другого, и потеря в уроне просто-напросто сводилась к нулю.
– Как же мне с вами быть-то… – проговорил я, скрываясь от пуль за потресканной несущей стеной, – даже высунуться не даете…
– Слышь, сучара, тебе не уйти отсюда! – сквозь пальбу и звон рикошетов, зычно пригрозили мне.
– Посмотрим, – обронил я и, прижавшись боком к стене, вновь вытянул руку.
– Я ж тебя как вшу размажу! – прорычал все тот же бас, и тут преследователь показался. Наши глаза встретились. Автомат против арбалета. Кто окажется быстрее? – Эй, я этого…
Но закончить не позволил дротик, впившийся в круглое опухшее лицо. Тот завыл, уронил в лужу автомат, упал на колени и повалился набок. Каменное крошево и кирпичи омылись кровью. Я все-таки оказался быстрее.
– Может, хоть сейчас отстанут? – с надеждой высказался я, но тут услышал топот, лязг снаряжения и гомон. – Нет, не отстанут…
И, не дожидаясь появления противников, – к дверному проему с виднеющейся обшарпанной, с гнилыми перилами, лестницей. Но только подбежал, – сверху прыгнул еще один прихвостень Скупщика – лицо закрыто платком – и повалил. Быстро поднявшись, я хотел выстрелить, но тот ногой выбил арбалет и толкнул меня на оконную решетку, облепленную багровыми прядями.
– Попался, пацаны!! – восторженно протрубил он и сорвал платок. Им оказался один из тех самых громил. – Ну что, все?.. Деваться некуда? – кинул в сторону автомат, выхватил короткий обоюдоострый нож. – Иди-ка сюда, иди – убивать буду. Медленно.
И кинулся.
Я молниеносно вынул нож, взял обратным хватом и, дождавшись, когда тот сделает взмах, нырнул под атакующую руку и – лезвием по ребрам. Верзила заскулил, как побитый пес, выронил клинок, ослаб.
– Не скули, у тебя бронежилет, – укоризненно бросил я и – за своим арбалетом, – максимум – порез сделал. Кончить бы тебя хотел – ударил в горло. Так что радуйся, – и – к лестнице.
Что говорил вслед, уже не слышал – все внимание направлено на побег от преследователей.
Снаружи первым делом огляделся. По правой стороне раскинулось огромное болото, заросшее кустарником и камышом, чуть дальше – несколько полуразрушенных домов с двориком, а прямо – развалины некогда крупного завода. Там же, как бы спя, лежала фура, разбросанные стальные и бетонные трубы, горы кирпичей. Сами окрестности – сплошные дремучие кущи, не протолкнешься. И все это дополнялось несмолкающей какофонией стуков, уханья и кваканья, постепенно растворяющейся в сумерках.
«Ну, принцесса… – с мольбой мысленно обратился к дочери, – где бы ты ни была – пожелай мне удачи».
И – к развалинам, то и дело оглядываясь и слыша громкие выкрики и отсветы фонарей.
– Неужели за мной в такую глушь пойдут? – задался вопросом и перепрыгнул огромную покрышку от грузовика, наполовину увязшую в грязи. – Вот же вам…
В следующее мгновение что-то больно и туго стянуло ноги и потащило по листьям, по веткам к покосившемуся фонарному столбу. В ужасе, ошеломленный, попытался дотянуться до ножа, чтобы перерезать проклятый трос, но меня вдруг резко понесло вверх и вскоре вздернуло вверх тормашками, как пиратский флаг на рее. Накидка задралась шторой, новенькие дротики и болты высыпались, вещмешок свалился на землю, следом – арбалет, голова закружилась, перед глазами – чернота, перепляс. Попался. Вот и все? Конец истории?..
«Надо как-то перерезать балласт… – мелькнула отчаянная мысль, – пока еще есть время…»
Но поздно – бандиты уже догнали…
– Так-так-так!.. – сняв с меня накидку, самодовольно протараторил лысый преследователь – по-видимому, второй верзила из охраны Скупщика – и засветил в лицо фонариком. – Кто же это у нас тут такой красивый висит?
Я промолчал, гневно посмотрел на него.
– Молчишь?.. – продолжил тот и, демонстративно щелкнув автоматным затвором: – Крутой хер, мля… – высморкался, – что, решил с нами, сука, в догонялочки поиграть?.. Да?
– Да что ты с ним нянчишься?!.. – вклинился другой громила и дал мне прикладом по животу. – Этот козлик одного нашего завалил, второго чуть на тот свет не отправил! – Еще раз приложился прикладом – на этот раз по ребрам. – Да еще и новый бронежилет испортил!
– и – пригрозил: – Ты знаешь, что я с тобой сейчас за это сделаю, обезьяна?..
– Все-таки надо было тебя прикончить, – морщась не столько от боли, сколько от ослепительного света, с сожалением обронил я, проигнорировав его устрашение.
– Ах ты… – окрысился бритоголовый бандит и хотел уже лезть за ножом, но подельник приостановил жестом:
– Остынь, мля! Мы его лучше сейчас обуем до нитки, как босяка, и пусть висит себе на здоровье, отдыхает, пока Тени не растащат!
– Голова! – радостно подхватил идею тот и, склонившись надо мной, сквозь желчный смех: – Ну что, хрен моржовый, хана тебе пришла. Где ж твоя крутизна-то теперь? Все? Закончился героизм?.. А?
– Хватит языком чесать! Вещи хватай! – рявкнул на него напарник, а сам прибрал к рукам ручной арбалет и злорадно усмехнулся:
– Все, у меня теперь твоя игрушка! Обломчик!
Я в гневе дернулся, но все, чего мне удалось добиться, – раскачаться.
– Качайся-качайся – полезно! – посоветовал он и поднял дротик.
– Как он тут заряжается-то… Хрен поймешь…
– Харчей-то набрал… – роясь в вещмешке, как заправский мародер, завистливо промолвил другой. – В поход, что ль, собрался? Путешественник херов…
– Вещи, сказал, бери его, млять! Хер ли ты возишься вечно? В лагере насмотришься! – повысил голос бандит, кто говорил со мной первым, а сам запустил руку ко мне во внутренний карман. – А я пока у тебя в кармашке пороюсь, ты ж не против?..
– Только попробуй, скотина! – угрожающе выпалил я и вцепился в горло. – Кадык вырву!
Но тот без особого труда освободился от слабой хватки, наотмашь ударил твердым, как камень, кулаком, разбив губу, и притянул:
– Мне тебя пристрелить… – постучал мне по лбу арбалетом, – не стоит ни хрена. Ты че, не врубаешься, что ли?! Так какого хрена ты нарываешься?..
Тут откуда-то со стороны руин послышались хрипы.
– Морфы!.. – в полголоса объявил другой громила и мигом потерял интерес к вещмешку. – Валим! Валим же!.. Да брось ты эту херню!.. – выхватил у того арбалет, выкинул. – Все равно не зарядишь! Валим на хер!..
– Везет тебе сегодня, сука… – процедил напоследок инфорсер Скупщика, – если б не эти твари, я б тебя…
– Бежим уже, мля!! – рванув его за рукав, панически выпалил второй.
– Ща!.. – гневно бросил тот и, перед тем как уйти, – мне: – Счастливо оставаться, гребешок… – и ударил прикладом.
Сознание потухло…
– Роуз, скорее сюда! – едва сдерживая радость, громко позвал жену и принялся настраивать видеокамеру. – Роуз! Роуз!
Та, побросав все дела, прибежала в комнату.
– Сид? – взбудораженная, озадаченно спросила она, вытирая мокрые руки тряпкой. – Ты чего на полу сидишь? Да еще и с камерой?..
– Малышку нашу снимаю! – охотно пояснил я и приблизил изображение, снимая смеющуюся Бетти. Дочка стояла, опершись ручонками на деревянные перила манежа, и смотрела на нас синими, как небо, глазками.
Роуз расцвела в улыбке, кинула тряпку на спинку стула.
– Это кто у нас тут так смеется! – ласково сказала она, подбежала к кроватке. – Вот кто смеется! – взяла на руки дочку. – Сид, скамей честно, это ты ее разбудил, да? Я ведь только ее спать недавно уложила…
– Нет, она сама проснулась, честно… – обманул я и включил запись видео, – вы классно смотритесь вместе, милая! Слушай, а можешь ее взять, как тогда, в парке, помнишь?
– А так вас, Сид Форест, не устраивает? – с добрым укором спросила Роуз и поцеловала маленькую головку дочурки с совсем еще коротенькими светлыми волосиками.
– Нет, ну можно и так конечно… – вздохнул я, – но мне просто хочется, чтобы этот момент на видео остался.
– Уговорил! – все-таки согласилась Роуз и, придерживая Бетти за ножки, слегка прижала к груди. – Так?
– Да-да! – торопясь протараторил я. – А теперь скажи, что-нибудь, поиграй на камеру!
– Я не знаю, что… – растерялась она и прижалась головой к Бетти. Та, продолжая по-детски смеяться, принялась играться с мамиными волосами.
– Ну поимпровизируй, прошу тебя!
– Ну… – начала Роуз, – меня зовут Роуз… это – наша дочь Бетти, она уже большая! В это воскресение ей уже исполнилось три года… так?..
– Зачем ты меня спрашиваешь? – сделал я замечание, не отрываясь от камеры. – Просто говори и – все. Не стесняйся, будь собой!
– Да я не знаю даже что…
– О нашей семье расскажи, – дал подсказку я, – ну удиви зрителей. Ну же, милая!
Роуз засмеялась.
– Ее же никто кроме нас не увидит? – достав плюшевого мишку из манежа, спросила она и пошевелила его лапками перед дочкой. Бетти в восторге потянула ручки.
– Мы для себя это снимаем! – напомнил я. – Роуз…
– Ну все, все… – примирительно выставив правую ладонь, произнесла она и, пару секунд помолчав, начала: – Привет! Мы семья Форестов! И… я… не могу… Я стесняюсь, Сид…
– Господи, Роуз… кого? – засмеялся я. – Камеры?
– Просто непривычно…
Я умилительно вздохнул.
– Ладно, если скажешь мне кое-что – выключу, – пообещал я.
Роуз по-матерински посмотрела на меня, покраснела.
– Я люблю тебя, – призналась она и я, как обещал, выключил камеру.
Положив на диван, – подошел и обнял их с дочкой.
– И я вас… – поцеловал Роуз, – родные мои…
Очнулся от того, что в рукав вцепилась облезлая и донельзя исхудалая бродячая собака с ярко-желтыми бешеными глазами, изо всех сил старающаяся прокусить прочную ткань. Сквозь замутненное сознание сразу ощутил жгучую, острую боль и непроизвольно вскрикнул, стремясь как можно скорее выдернуть руку из смердящей пасти. Но дворняга в ответ лишь недовольно зарычала, крепче стиснула кривые клыки, и разжимать не собиралась – держала мертвой хваткой.
– Пошла прочь!.. – в бессильной злобе процедил я, пытаясь прогнать собаку. – Убирайся!! Пошла-пошла!!.. – еще пару раз дернул рукой – бесполезно. – Да пусти же, черт тебя дери! Найди себе другую добычу…
В ту же секунду фонарь надо мной как-то нехорошо проскрипел, задрожал, да так, что слетел ржавый плафон, и на лицо капнуло что-то теплое и вязкое.
Услышав утробный, хорошо знакомый с прошлой ночи хрип, я весь буквально похолодел от ужаса, а собака, протяжно проскулив, освободила руку, измазав слюнями, и попятилась, затравленно глядя наверх.
– Господи… – шепотом промолвил я, уже даже не обращая внимания ни на ноющую руку, какую чуть не отгрызли, ни на онемевшие ноги, ни даже на чугунную голову со стучащими, словно молотки, висками. – Только не это…
Наплевав на затекшую шею, – с невероятным усилием приподнял голову, слыша хруст позвонков, и сквозь кровавый туман в глазах, к своему ужасу, увидел Тень, держащуюся за тонкие смятые арматуры дымящимися длинными лапами. Та сидела на корточках, вытянув жуткую заостренную морду и хрипела, заставляю бедную собаку каждый раз поджимать уши от животного страха, отступать все медленнее и жалобнее скулить.
А вскоре хрипы послышались со всех сторон и… ночная тьма ожила.
«Надо сматываться отсюда!.. – загорелась в голове отчаянная мысль. – Любыми силами, но сматываться…»
Осознав всю степень смертельной опасности, нависшей надо мной, я кое-как нащупал нож, что благо не успели вытащить преследователи, загнавшие в эту ловушку, вынул и хотел уже перерезать трос, как вдруг Тень, все это время роняющая мерзкие слюни, кинулась на собаку.
– Господи, господи… – молясь, я в панике принялся пилить ножом прочную веревку, – дай мне время, еще чуть-чуть…
Но тут оружие, что служило верой и правдой все пять лет, предательски выскользнуло из запотевших рук и звонко ударилось об какую-то стеклянную бутылку.
Позади послышался хруст веток, шорохи листьев, стуки и какие-то эфемерные хлопки, словно кто-то спрыгивал на асфальт с верхних этажей.
Я обмяк.
– Прости, что подвел тебя, малышка… – как-то виновато и стыдливо, что ли, обратился к Бетти, озираясь, где видел пенящуюся от дыма ночную тьму и Теней, крадущихся ко мне. – Прости, что так и не нашли друг друга…
И вот когда хрипящая стая почти вплотную сгрудилась вокруг, глядя на меня уродливыми безглазыми мордами и яростно вереща от предвкушения скорой дележки человечьего трупа, в палые листья упало что-то тяжелое и чей-то голос громко скомандовал:
– Глаза не открывать!
Услышав его, я как можно сильнее зажмурился, и в следующую секунду раздался негромкий, но очень неприятный хлопок, тут же сменяющийся сплошным хаосом звуков.
А через мгновение все понемногу стало затихать, и я поспешно раскрыл глаза, наблюдая сущее безумие: корчащиеся от жутких ожогов Тени, витающую в воздухе обугленную плоть и клубы чадящего дыма. Но не успел мысленно поблагодарить таинственного спасителя, – откуда-то из вездесущей тьмы послышался короткий свист и трос лопнул. Я бревном повалился на землю, испугано огляделся – никого. Тогда решил не тратить подаренное время и срезать путы, как вдруг сквозь стоны мучающихся Теней, услышал быстрые шаги и обернулся. Передо мной стоял невысокий человек в странной на вид броне с капюшоном, на лице – маска-респиратор с зелеными зрительными фильтрами, в руках – длинный лук. Ничего не сказав, он ловко переложил лук в другую руку, подбежал, выпустил из кисти два коротких клинка и перерезал петлю.
– Собирайся быстрее – времени мало, – наконец заговорил незнакомец. Голос какой-то ненастоящий, неживой.
– Спасибо… – не зная с чего начать знакомство, поблагодарил я и, не теряя времени, живо принялся собирать пожитки, – но как ты…
– Не мне спасибо… – быстро перебив, все так же без эмоций проговорил тот и опустил лук, оттолкнув тяжелым ботинком обезображенную Тень, потянувшуюся к нему, – а М84 – светозвуковой гранате. Ты долго? Идти сможешь?
– Да не калека вроде… попью сейчас только…
– Нет времени, – отрезал чужанин и побежал сквозь тьму к руинам жилых домов, черными призраками возвышающимся над землей на фоне темно-синего неба.
– Эй, ты куда?.. – подняв и правильно зарядив арбалет, бросил я вслед.
– За мной, если хочешь жить…
