Книга: Дом на улице Мечты
Назад: 4
Дальше: 6

5

Тоби распахнул дверь в комнату Гуса. До сегодняшнего дня он бывал в комнате старика лишь дважды: один раз, чтобы убедиться, что Гус жив, когда тот не явился к завтраку (оказалось, что Гус споткнулся и вывихнул лодыжку), а второй – когда однажды вечером тот не вышел к ужину (пожилой домоправитель перепутал лекарство от головной боли со снотворным и так и уснул, как был, в пальто и сапогах).
Вместо обоев стены были оклеены на редкость уродливым покрытием из короткого ворса в бордовую и кремовую полоски. Безвкусные картины маслом смотрелись в тусклом свете латунных светильников совсем жутко. Довершали обстановку шторы из голубого ситца в цветочек, с оборками, ковер из грубой шерсти, который когда-то был ярко-розового цвета, да медная люстра, свисавшая с того места, где на потолке красовался розовый бутон. Из всех лампочек горела в ней лишь одна. В центре комнаты стояла двуспальная кровать, просевшая, словно гамак, накрытая бордовой простыней и парой шерстяных одеял. Веяло от комнаты, однако, не старостью или одиночеством, как можно было предположить, а солодовым молоком и застарелым кошачьим запахом.
И если молочный запах можно объяснить тем, что каждый день Гус съедал целую пачку печенья, то почему здесь пахнет котом, Тоби понять решительно не мог.
Тоби подошел к столу, который стоял рядом с окном – оно выходило на задний двор и покрытый гудроном скат крыши над ванной комнатой, располагавшейся этажом ниже. На столе стояла пишущая машинка старого образца. Тоби не мог вспомнить, когда в последний раз видел такую. У стола высились стопки книг и документов, а в стеклянном ящике на столе – целая коллекция старинных табакерок. Рядом с печатной машинкой лежала старая рукопись – судя по внешнему виду, ей было очень много лет, и она вся была испещрена чернильными и карандашными пометками. В углу виднелся платяной шкаф в стиле 20-х годов прошлого века, в котором висели тяжеленные вешалки, звякнувшие, словно колокольчики, когда Тоби дотронулся до сложенной на одной из них пары брюк.
А еще на дне гардероба стоял красный пластиковый кошачий лоток. Среди серых гранул наполнителя виднелась свежая «кучка». В другом углу шкафа стояло зеленое блюдце с непонятного вида коричневыми гранулами, небольшая миска с водой и огромный мешок кошачьего корма.
– Что ты делаешь? – раздался вдруг голос.
Тоби вскочил и схватился за сердце:
– Черт возьми, как ты меня напугала!
Это была Руби. Она ела банан.
– Прости. Я думала, ты слышал, как я вошла.
– Посмотри, – ответил Тоби, указывая на шкаф. Руби подошла и заглянула через плечо Тоби.
– Что?! – поморщилась она.
– Вот именно. И оно свежее. Ты знала, что у Гуса был кот? – спросил Тоби.
Руби пожала плечами:
– Нет. И где он?
Оба одновременно оглядели комнату. Руби доела банан и небрежным движением бросила кожуру в мусорное ведро Гуса. Тоби это заметил и про себя подумал, что это еще один довод в пользу того, чтобы перестать ее любить. Теперь у него было от тридцати до сорока причин больше не любить Руби Льюис.
Во-первых, она переспала с более чем пятьюдесятью партнерами. Среди которых была как минимум одна женщина.
Во-вторых, она постоянно оставляла в ванной комнате обрезки своих ногтей, ватные палочки и шарики с остатками макияжа. И называла своих подруг «дорогуша» и «сладкая».
В-третьих, Руби всегда поздно возвращалась и громко хлопала дверью, хотя Тоби уже раз двести просил ее больше так не делать.
В-четвертых, Руби слишком много ругалась и слишком много курила.
В-пятых, никогда не передавала другим жильцам, что им звонили.
И часто задерживала плату за аренду.
В-шестых, Руби была жуткой эгоисткой.
В-седьмых, верила в Бога (но только тогда, когда ей это было выгодно).
В-восьмых, Руби прозвала Тоби «Тобз».
В-девятых, она постоянно и со всеми заигрывала.
В-десятых, у нее было некрасивое желтое пятно на одном из передних зубов.
В-одиннадцатых, Руби читала журналы с восклицательными знаками в названиях и вечно приставала к Тоби с пересказом светских сплетен о «знаменитостях», о которых он до этого ни разу даже не слышал.
В-двенадцатых, Руби стирала белье лишь раз в месяц, а потом сушила весь свой гардероб везде, где только можно, и Тоби приходилось смотреть на ее (на редкость уродливые) трусики, сидя за столом в гостиной.
В-тринадцатых, она считала классическую музыку скучной.
В-четырнадцатых, Руби считала скучной классическую литературу.
В-пятнадцатых, скучной она находила и радиостанцию номер четыре.
В-шестнадцатых, ей было скучно сидеть дома.
И, наконец, что, в общем-то, было не так уж далеко от истины – скучным Руби считала и самого Тоби.
Она все время повторяла ему: «О боже, Тобз, ты такой скучный», каждый раз, как только тот хотел обсудить что-то серьезное, важное или касающееся особняка.
Руби смеялась над его одеждой и прической и иногда хватала Тоби за задницу, сквозь джинсы, издеваясь над его плоскими ягодицами.
По сути, Руби была во многих отношениях просто невыносимой. Ужасная девушка. Но такая красивая и настолько потрясающе талантливая, что аж дух захватывало.
– Может, под кроватью? – предположила Руби.
– Что? – Ее вопрос вывел Тоби из задумчивого оцепенения.
– Ну, в смысле, может быть, кот прячется там.
– Ой. Правильно. Да, – промямлил он.
Руби вдруг опустилась на четвереньки, встав в соблазнительную позу, которая напомнила Тоби те картинки, что он вчера вечером разглядывал в Интернете. Он блудливым глазом покосился на ее превосходный зад, затянутый в джинсы, который раскачивался, словно луч от фонарика в темной комнате.
– Надо же, просто удивительно, – сказала Руби.
– Что? – не понял Тоби.
– Привет, – прошептала Руби под кровать. – Не бойся, мы тебя не обидим.
Тоби пересилил себя и, перестав наконец разглядывать задницу Руби, тоже встал на четвереньки рядом с ней.
– Смотри, – указала Руби в угол. – Вон там.
Тоби моргнул и встретился взглядом с парой сверкающих глаз.
– Вау.
Наконец у них получилось подозвать кота к себе – для этого пришлось долго трясти у него перед носом миской с едой и делать множество странных движений.
– Я первый раз вижу такого маленького кота, – сказала Руби, глядя, как кот медленно уплетает корм из миски.
Котом его назвать было сложно – скорее, странная пародия на кота: гигантская голова на маленьком тельце, покрытом черной шерстью. Кот выглядел настолько потрепанным, что казался старше Гуса. Тоби инстинктивно потянулся, чтобы погладить кота, но залысины и торчащие кости его отпугнули.
– Надо же, все эти годы Гус держал здесь кота, а мы даже не знали. Просто в голове не укладывается, – сказала Руби. – Почему он никому не сказал?
– Кто его знает, – ответил Тоби. – Может быть, прежний хозяин запрещал держать в доме животных. А может, он думал, что я окажусь не в восторге.
– Он какой-то грустный, не находишь? Какой-то недоросток прямо.
– Выглядит ужасно, – буркнул Тоби и покачал головой.
– Но ведь, с какой-то точки зрения, этот котяра даже мил, тебе не кажется? – улыбнулась Руби.
– На самом деле, нет.
Тоби встал и размял ноги.
– Что, черт возьми, нам теперь с ним делать?
– Мне он не нужен, – с плохо скрываемым отвращением сказала Руби.
– И мне.
– Надо от него избавиться.
– Усыпить, что ли? – не понял Тоби.
– Нет! – Руби посмотрела на него с ужасом. – Надо пристроить его в приют. Или что-то в этом духе.
– О боже, – вздохнул Тоби. К списку его забот после смерти Гуса добавился еще один пункт. Утром Тоби целый час провисел на телефоне, пытаясь связаться с внучатой племянницей старика – судя по всему, она далеко не единственный раз переезжала с тех пор, как они с Гусом виделись в последний раз. Неожиданно для самого себя Тоби предложил организовать поминки после похорон Гуса и уже понял, что это плохая идея. К тому же нужно было найти нового жильца в комнату Гуса, в которой наверняка придется делать косметический ремонт – вряд ли кто-нибудь младше шестидесяти позарится на ту атмосферу великосветского пансионата времен 70-х годов, которую создал старик. А теперь ко всем хлопотам добавился еще и этот странный котяра, которого Гус прятал в своей комнате лет пятнадцать, не меньше.
Руби встала на ноги и побрела к комоду.
– Интересно, что он тут прячет? – сказала она, лениво выдвигая один из ящиков.
– Руби! – назидательным тоном произнес Тоби. – Нельзя ковыряться в его вещах.
– Почему нельзя? Он же все равно ничего не скажет. Бог мой! Вот это да – только посмотри!
Руби обернулась – в руке у нее был кусок ярко-оранжевой ткани в «турецкий огурец».
– Что это? – спросил Тоби.
– Брюки Гуса! – сияя, ответила Руби, – Таких ведь сейчас нигде не купишь!
Она подняла брюки и внимательно осмотрела на свету.
Тоби снова оглядел комнату. И его сердце екнуло.
– Я не могу поверить, что его больше нет.
– И я.
Руби вернула брюки на место и закрыла ящик…
– Девяносто семь, – вздохнул Тоби. – И все эти девяносто семь лет жизни ушли в могилу вместе с ним. Все эти переживания и эмоции. Люди, которых он любил, места, которые он видел, – все кануло в Лету.
Он щелкнул пальцами и склонил голову.
– Жаль, что мы так мало говорили. Мне нужно было слушать его рассказы и таким образом сохранить память о нем.
– О, не будь таким сентиментальным! – Руби ткнула его в ногу носком ботинка. – Гус был всего лишь несчастным старпером. И ни с кем он не собирался делиться своими историями. Я все время пыталась с ним поговорить. Безрезультатно. Кстати, я знаю, что тебе сейчас нужно – выпить.
– Но ведь еще даже не время пить чай.
– Да. Но к тому времени, как я все приготовлю, будет пора. И, кроме того, на улице совсем темно. Так что представим себе, что вокруг ночь. Что тебе принести – ром с кока-колой? Джин с тоником? Или, может, чего покрепче? Шнапс, например? У меня осталась бутылочка.
Тоби посмотрел на Руби, и на его лице отразилось неодобрение. Но он решил не сопротивляться. Нет, он не станет играть в старого зануду. Только не сегодня.
– Бокал красного вина был бы очень кстати, – сказал Тоби и слегка улыбнулся, отчего выражение его лица смягчилось.
– Хороший мальчик, – просияла Руби.
Она вышла из комнаты, а Тоби смотрел вслед Руби Льюис. Той, что была любовью всей его жизни.

 

Где-то внизу хлопнула дверь, кот бросился под кровать, а Тоби поднялся на ноги. Он подошел к окну и посмотрел на крыши. Снег на земле растаял, но верхушки деревьев и крыши были покрыты ковром из снежинок, словно глазурью. Завтра утром, однако, не будет уже и этого снега – он превратится в воду и утечет по сточным канавам, а вместе с собой унесет и воспоминания об очередном дне заснеженного января. Снегопад в Лондоне олицетворял саму жизнь: сегодня ты здесь, а завтра тебя уже нет. Только какой же тогда во всем этом смысл?
В дверях появилась Руби с бутылкой игристого вина и двумя бокалами на длинных ножках.
– Нашла это в холодильнике, – сказала она. – Думаю, мы только что обокрали Мелинду.
– Вот шуму-то будет, – хихикнул Тоби.
– Да, – подмигнула Руби. – Знаю. Но, по-моему, ничего более подходящего к нашему случаю просто не найти.
Она выдернула пробку и налила вино.
– За Гуса, – сказала Руби, подняв свой бокал. – Хоть он и был старым ублюдком, надо отдать ему должное: он никогда не забывал опустить стульчак и был редкостным чистюлей.
– За Гуса, – произнес Тоби. – И за будущее. Пусть оно будет таким же чистым, как его чертово нижнее белье.
Назад: 4
Дальше: 6