Глава 1

— Итак, юноша, вопрос: Методы исцеления механических повреждений организма, — голос ментора был все также, как и все двенадцать лет, ровен, тих и доброжелателен.

— Исцеление базируется на внедрении идеального образа целостной структуры в поврежденный участок и закачке в указанный образ магической энергии достаточной для приведения поврежденного участка в соответствие с внедренным образом.

— Как совершается закачка — одномоментно или непрерывно?

— Оба способа по своему хороши. Одномоментная закачка позволяет проводить исцеление наиболее быстро, однако требует точного расчета, так как в противном случае либо исцеление не будет завершено из-за недостатка энергии, либо излишек энергии будет бесполезно рассеиваться. При этом в случае непредвиденных ошибок или при появлении неких неучтенных заранее факторов процесс практически невозможно откорректировать и тогда могут потребоваться дополнительные усилия на исправления. В некоторых случаях ошибки могут быть фатальными для пациента. Таким образом, одномоментная закачка используется чаще всего в экстренных случаях. Непрерывная, то есть постепенная, закачка наиболее точный, но и самый медленный способ подачи энергии. В данном случае корректировки в процессе исцеления осуществляются быстро и эффективно. Однако при таком способе магу приходится все внимание уделять только одному пациенту. В практике обычно используется ступенчатый метод подачи энергии, когда закачка производится равными долями на протяжении всего процесса с контролем и корректировкой выявленных ошибок. Маг после закачки порции энергии может заниматься другими клиентами. При таком способе практически отсутствуют как недостаток, так и перерасход энергии.

— Так. А если у мага не хватит сил для закачки? Кстати, откуда маг берет энергию?

— Если энергии не хватает, следует закапсулировать поврежденный участок, предусмотреть при необходимости альтернативные, магические, механизмы временного исполнения функций поврежденного участка, для чего могут потребоваться внешние накопители, способные поддерживать функционирование магических структур до следующего сеанса исцеления. На второй вопрос ответ будет таков — как правило, энергия прокачивается магом из внешних источников, пока хватает сил поддерживать канал связи с потоками. Альтернативой может служить внутренняя энергия, накопленная магом в астральных слоях ауры. Последняя служит для поддержания функционирования магических структур, улучшающих характеристики тела самого мага. Использование такой энергии в больших объемах для иных целей может сказаться негативно на скорости реакции и регенерации тела мага, способности к концентрации и глубины восприятия объектов. Вплоть до полного истощения и смерти.

— Тем не менее, создание замещающих магических механизмов, например, магического сердца тоже требует энергии. Отсюда какой вывод?

— Магу следует четко отслеживать собственное состояние, чтобы не исчерпать себя до дна и оставить резерв для создания подобных механизмов.

— Хорошо. Однако, вопрос не зря задан именно в такой форме — механические повреждения. В чем особенность таких деструкций?

— Особенность в том, что раны могут содержать посторонние предметы, как то: осколки снарядов, кусочки ткани комбинезонов, грязь, пыль токсичные вещества и многое другое. Прежде чем восстанавливать повреждения необходимо одним из способов удалить их из организма. Способов три. Вывести из раны механически. При этом организм может получить дополнительные повреждения. Он наименее энергоемкий. Второй способ предполагает преобразование посторонних веществ в условно полезные жидкости и газы. Например, кислород, способствующий заживлению ран, так сказать, естественным путем. И третий способ, самый сложный в исполнении, заключается в преобразовании посторонних предметов в ткани тела и микроэлементы, необходимые организму для восстановления. Последний при наивысшей эффективности требует на порядок большего расхода энергии, чем предыдущие два, и связан с дополнительной диагностикой баланса элементов в организме. Трансформировать в то, чего и так избыток, не помогать, а наоборот вредить организму.

— Вы говорили про идеальный образ, согласно которому будет восстанавливаться поврежденный участок. А откуда берется этот образ?

— Источников три. Память мага, где хранятся идеальные образы гуманоидов, — я с содроганием вспомнил сколько лет мне пришлось послойно, до мельчайших деталей, изучать строение тел людей, оборотней, гномов, эльфов, вампиров… и у каждого вида, гадство такое, куча уникальных особенностей, что, как правило, не мешает им скрещиваться между собой в самых причудливых сочетаниях. — Второй источник — образ подобного участка тела пациента. Например, при повреждении правого плеча эталоном может послужить левое, неповрежденное плечо. И, наконец, изначальный образ участка тела, хранящийся в генетической памяти пациента. Два последних способа предполагают предварительное сканирование нужного участка тела, либо расшифровку всего генетического кода, что существенно увеличивает расход магической энергии и время исцеления. Считывание генетической памяти самый трудоемкий и затратный способ, но и наиболее эффективный, поскольку отображает индивидуальные особенности конкретного организма. В том числе, правда, и все врожденные дефекты строения тела.

— Достаточно. Тест номер восемьсот семьдесят четыре пройден успешно. Переходим к тесту номер восемьсот семьдесят пять. Тестовое задание из области алхимии и рукопашного боя. В процессе боя со смешанным отрядом эльфов (дистанционное поражение — стрелы) и вампиров (ближний бой — холодное оружие) следует мысленно пройти все этапы приготовления эликсира «Панацея номер семнадцать», учитывая следующие дополнительные факторы…

— Бе-е-еэрр!!! — смачный подзатыльник выбил меня из очередного странного сна.

Я проморгался и увидел рассерженные карие глаза моей подруги, Маликосы, на расстоянии в полторы ладони от своих. Нет! Ничего такого! Действительно подруга и не более того. Кто я (простолюдин) и кто она (дочь графа)?

Да. Спать всегда, везде, в любом положении — это полностью мое. Только не надо думать будто во время сна я совершенно беспомощен и меня любой может точно также, как моя подруга детства, хлопнуть по затылку или по лбу. Ничего подобного. Каким-то странным образом я всегда просыпаюсь до того, как реальная угроза переходит в критическую фазу. Сколько раз мальчишки пытались меня подловить во время сна у речки или в лесу, а то даже на сеновале, где, например, я в очередной раз с очередной… короче, с девушкой обсуждал качество клевера с дальних лужков? И не сосчитаешь! Однако я всегда успевал вскочить или откатиться, а потом врезать во всю душу. Х-ха! Те, кто думали, будто смогут по-быстрому жирдяю навалять и убежать — жестоко ошибались. И не раз. Некоторым не по одному разу приходилось перегонять мозги с задницы ближе к голове, где вроде и должна находится думалка у нормальных людей. Сам удивляюсь, но бегал я с приличной скоростью (недолго правда) и убежать от расправы еще никому не удавалось. В драке я взревывал, как бэр (медведь), и вроде бы беспорядочно махал лапами, неуклюже отмахиваясь, но, от таких отмашек противники валились с ног, будто от сильных и точных ударов.

Один старичок-охотник из деревенских как-то заметил мои разбирательства с пацанами и восхищенно цокнул языком:

— Бер! Чисто Бер! — медведь то бишь. — То ж небось, лошадь догнать смогёт. А быдто и не торопится.

Так за мной и закрепилась эта кличка. Теперь я даже для родни не Никобар, а Бер.

Даже Маликоса, моя подруга аж с младенчества, стала называть меня только так и никак иначе. Кстати сказать, она, да еще мои младшие братики и сестрички, единственные, кто по моему личному разрешению, которое я, естественно, им не говорил, имел право безнаказанно раздавать мне подзатыльники. Подзатыльником больше или меньше. С меня ведь не убудет. Мозги-то не вышибет. Ага! Как говорит Маликоса: «Нечему там вышибаться!».

И потом я же знаю, что хлопают любя и не сильно. Сдуру так и заявил однажды Маликосе, за что получил в ухо вопль раненой пантеры, неудачно севшей задницей на ежа, и яростный штурм моего тела всеми подручными средствами. Пришлось долго бегать и на ходу доказывать разъяренной девушке, что ничего такого я не имел в виду и прекрасно понимаю, какая между нами сословная пропасть лежит… не в самой сексуальной позе.

Вроде подруга прониклась мощью моей аргументации и прозрачной ясностью формулировок, вот только не совсем понятно, чего тогда она так злобно на меня смотрит, когда бывает застает меня с другими девушками, с которыми я то клевер проверяю в сарае, то красивый лужок в лесочке показываю, то затончик на речке, где можно купаться голышом и никто не помешает. Ни разу ведь не застала за… этим… самым. Хотя может и застала, да не сказала? Откуда ж такие не аристократические выражения сквозь ее зубки жемчужные цедятся: пох-х-хотливый коз-зел, коб-б-бель, ж-жирный кр-р-ролик-пот-трахун?

Ладно бы только ругалась! Так ведь еще и бьется больно! Чем под руку попадется. Мой батя сам ее учил, а это он умеет. Наш граф, папа Маликосы, считает, что все его дети должны уметь себя защитить — мир вокруг недружелюбен и полон опасностей, а его вотчина, к сожалению, исключение. Соседи, как правило, не желают тратиться на дружину, разъезды, опорные пункты и патрули, защищающие жителей, как от расплодившихся монстров, сотворенных магами для давно минувших драк и до сих пор недобитых, так и от простых разбойников.

Вот батина наука против меня же и оборачивается. В отличие от Маликосы из меня ученик вышел тот еще. Что-то внутри меня сопротивляется его науке и что именно я только сейчас стал понимать. Но об этом чуть позже.

Постоянная сонливость и вялость преследуют меня уже больше двенадцати лет. Я четко помню тот момент, когда мы играли с Маликосой перед самым ее днем рождения, как дедушка Самсур вышел в коридор, чтобы нас утихомирить, и тут же отправил меня в свою комнату за конфетой. Не любил он ругать благородных особ при простолюдинах. А что я? Мне его нравоучения неинтересны. Я не благородный и никогда им не стану, так зачем время терять и мозги напрягать? Тем более, ожидается лакомство, которое отец может и умел делать, но из-за дороговизны ингредиентов никогда не готовил. Короче говоря, забежал я в комнату, увидел шкатулочку, открыл. Подумал еще тогда: «Ну и чего дедушка про одну конфету говорил, когда здесь и так всего одна?». По-честному говоря, проскользнула у меня мысль поделить добычу с Маликосой, но так она быстро скользила и с таким свистом, что никакой надежды догнать ее и вернуть не оставалось совсем. Да и не верится, что у мага всего одна конфета. Наверное, еще штук пять таких коробочек в дорожном мешке у него лежит. Так что, с чистой совестью (уж почистить ее каждый умеет не хуже опытной прачки) и незамутненной душой я взял сладость из шкатулочки и немедленно проглотил.

Вку-у-у-ус! Неописуемый. Что-то нежно сладкое с легкой кислинкой обдало холодком язык и нёбо, игриво пощекотало рот меленькими пузырьками и растаяло, оставив послевкусие лесных ягод.

Долго наслаждаться конфетой не получилось. Я погрузился, точнее сказать, провалился в очень странное состояние. Сон, не отличимый от яви. Вроде сплю, а вроде и нет. Все в какой-то дымке, за которой, словно за плотным туманом, не видно ничего. Я стою на каменном полу. Передо мной небольшое возвышение с рисунком девятиугольника прямо по центру. Тонкие, аккуратные линии мерцают призрачным оранжевым светом. Посередине плоской фигуры с большой скоростью сменяются полупрозрачные образы людей и не совсем людей. Пару раз мелькнули такие странные образины, что я чуть не шарахнулся, хотя, в целом, был неестественно спокоен. При появлении каждого образа линии на миг словно вспухают алой сеткой, образуя купол, и тут же опадают. У меня аж глаза заболели. Мельтешение образов остановилось на личности благообразного пожилого человека, одетого в длинный серебристый балахон. Я отметил короткую замысловатую прическу, аккуратную бородку с проседью и усы. Цвет его глаз и до сих для меня — загадка. В тот момент купол-сетка вспыхнул зеленым и, когда опал, девятиугольник исчез, как его и не бывало, зато образ мужчины уплотнился и приобрел телесность.

— Образ автоментора выбран, — любезно сообщил мне женский голос с материнскими интонациями.

Дальше заговорил этот самый автоментор. Тихо и доброжелательно он хвалил меня за мои уникальные способности, которые для него будет огромным удовольствием развить, какую-то энергетическую структуру тела, почти совершенную. Дескать, подправлять в ней придется совсем немного: там узел, здесь связь… Но это все сделается без моего участия, а мне предстоит учиться, учиться и еще раз учиться, не покладая рук, ног, головы и прочих частей тела. Работы будет много, очень много, так много, сколь хватит моих растущих сил, и даже еще больше, поскольку главный предмет изучения, кулинария, таит в себе десятки тысяч рецептов, рассчитанных на разные расы, уйму методов приготовления на самом экзотическом оборудовании с применением гигантского арсенала приспособлений, а также требует фундаментальных знаний магии, алхимии и лекарского дела, так как без них невозможно придать готовым блюдам необходимые свойства: лечебные, успокаивающие, взбадривающие и многие другие.

В связи с тем, что уровень развития магии зависит комплексно от тренированности не только разума, но и тела, а чисто гражданская методика в программу не включена, мне придется освоить боевые искусства, составной частью которых и является система совершенствования тела.

Далее автоментор поведал мне о том, что обучение мое будет происходить во сне, поскольку отсутствуют доступные регенерационные камеры и внешние корректоры процессов внедрения информации. Следовательно, ресурсы, необходимые для эффективного усвоения блоков информационных структур, придется брать из тела самого обучаемого, то есть из меня. Из этого вытекает еще одно следствие — вновь приобретенные навыки по ходу обучения в реальности, то есть наяву, доступны мне будут процентов на пять. Не больше. А лучше и вовсе с ними не баловаться, так как само тело к их использованию будет готово только после полного преобразования в самом конце обучения после прохождения всех тестов, каковые и определят, что и как требуется подправить, усилить, углубить, поднять и опустить.

Мне конечно было безумно лестно, что я весь такой талантливый, но честно, слабым своим умом в те годы (шесть лет с месяцами) понять не мог, зачем мне все это надо? Ведь в конце обучения я буду… кем? Поваром. Так ведь, отец и без этих менторов научит меня всему… если мне так уж захочется посвятить свою жизнь кухне. В то, что захочется, я сильно сомневался. Меня тогда очень привлекала служба стражником у графа. У них же такие красивые, сверкающие на солнце, панцири и шлемы! А как ловко они орудуют пиками и палашами. Мне даже из ручного магомета дали стрельнуть разок! О как! А торчать у плиты… ну скучно же. Никакой романтики. Пусть говорят, что кулинария — искусство не менее значимое, чем, например, живопись и скульптура. Только на картины или скульптуры можно пялится всем желающим и много-много лет, а шедевры кулинарии можно понять только уничтожив их. Тортик слопали и все. Что осталось? Ощущения тех, кто слопал. Это же не музыка, чтобы записать ноты. Да и те, говорят, далеко не всегда в точности воспроизводят авторский замысел. Так что, грядущим поколениям останется разве что невнятное мычание на тему, как оно было вкусно.

А еще до жути пугало обещание большой и трудной работы, которой предстоит много-много. Что такое много работы я тогда тоже представлял слабо, но у меня были близкие ассоциации. Например, взрослые деревенские весной, с самого сева, и до окончания сбора урожая работали не покладая рук. Я так не хотел. Горбатиться, света белого не видя? Ну уж нет!!! Судя по всему мне и зимой покоя не будет. Значит времени играть, купаться, веселиться… да просто радоваться солнцу, ветру, деревьям, ягодам, грибам, орехам, друзьям… не предвидится.

Однако спрашивать меня никто не собирался. В свои шесть с половиной я многого не понимал, но детским своим сердечком догадывался — детство кончилось, так толком и не начавшись.

Двенадцать лет прошло, а я все еще надеюсь на то, что все со мной случившееся — просто кошмары. Конфета содержала яд, от которого организм не может избавится. Так я для себя решил, хотя того количества лекарей, которых приглашали меня осматривать, скорее, терзать и издеваться, хватило бы на целый легион. Никаких болячек этот легион все равно не нашел. Более того, эскулапы в один голос твердили, будто мой организм на редкость здоров.

Мне оставалось только ждать и надеяться. Надеяться на то, что автоментор — не более, чем проекция образа, созданного моим собственным подсознанием, предупреждающим меня о скором исцелении таким вот своеобразным способом. Надо всего лишь закрыть тысячу четыреста тридцать шесть тестов и все со мной будет в порядке. Трудно конечно, но я обязательно выполню все задания. Может быть, было бы легче, если бы задания относились к отдельным блокам профессиональных знаний, но, к сожалению, это было не так. Задачи относились к всему комплексу полученных знаний, что, впрочем, оправдано. Например, та же алхимия и для кулинарии и для лекарского дела годится, а рукопашный бой… хм… так овощи нашинковать тоже навык определенный требуется.

Осталось пятьсот шестьдесят два блока тестов и… что-нибудь измениться. Надеюсь, в лучшую сторону.

Хр-р-р-р… Уй!

— Эй! Ты меня слышишь?! — острый кулачок втыкается мне под ребро, выбивая из дремы. — Опять нагло спишь?! Тут, понимаете ли, целая графиня перед ним распинается, а он, гад, дрыхнет!

— Не целая.

— Что?

— Графиня! Не целая, — с дурацким стремлением к точности формулировок стал я объяснять то, что объяснять совершенно не нужно. — Это мама твоя — графиня. А ты, если и графиня, то, разве что, наполовину. Графинчик, скорее.

— Гр-р-рафинчи-и-ик?! — угрожающий рык девушки стал слишком уж стремительно перерастать в яростный.

Я не придумал ничего умнее, чем подлить масла в огонь.

— Ну не графюшкой же называть…

Здесь мы разошлись во мнениях… то есть я рванул во всю прыть, куда глаза глядят, а Маликоса вместо того, чтобы разойтись в другую сторону, приложила все силы к достижению консенсуса через вбивание в мою голову самых твердых принципов. Слишком уж твердых. Потому я категорически не согласился с таким способом их усвоения и стал в лучших традициях дипломатии уклоняться от прямого контакта.

Чтобы утихомирить подругу придется применить тяжелую артиллерию, благо снаряды — слоеные пирожные, трубочки, эклерчики, бисквитики с нежнейшим кремом и цукатами — уже готовы к запуску. И ничего с заказчиками не будет — подождут следующую партию. Иначе тем, кто придет вслед за ними, вообще ничего не достанется. Некому будет их готовить, ибо замечательный кондитер, уникальный мастер, художник и творец шедевров (это я про себя, конечно же) погибнет во цвете лет от руки нежной девушки с поставленным на совесть ударом крепкого кулачка. А может и от какого-нибудь предмета.

Потом скажут: «Погиб от удара по голове собственной глупостью».

Двумя метеорами мы влетели на кухню. Я бешеным мячиком по довольно сложной траектории проскочил мимо привычных к такому зрелищу поваров, плит и разделочных столов, докатился до столика, где стоял поднос с готовыми пирожными, подхватил его и, развернувшись, выставил его перед собой.

Маликоса резко затормозила и автоматически встала в боевую стойку, держа перед собой огромный половник, неизвестно как оказавшийся в ее руках. Держала она его двумя руками как слегка изогнутый меч, предназначенный в основном для режущих ударов. Мне на секунду стало интересно — и что она этим черпаком будет резать? Правда, тем мечом можно и колоть, но уж черпалкой точно особо не кольнешь.

На десяток секунд все вокруг застыло, как на картинке. Маликоса смотрела то на меня, то на горку пирожных, а я даже дышать забыл. Но вот девушка медленно перетекла из боевой стойки в расслабленную, то есть выпрямилась, вытянулась, словно копье проглотила, вздернула подбородок — все в точности по этику: «Благородная дама разговаривает с простолюдином» — облила мою фигуру презрением, отбросила черпак, будто штандарт поверженного легиона, развернулась и пошла на выход, бросив мне:

— Следуйте за мной.

Я шел за девушкой и откровенно любовался ее фигурой. Как ей удалось совместить хищную пластичность воина с грацией профессиональной танцовщицы? Причем так, что воинскую подготовку могут видеть только настоящие мастера. Для всех прочих она обычная, немножко даже хрупкая, девушка. Хотя о чем это я? Отец учил ее не на тяжелого пехотинца, а на егеря-разведчика. То есть в подготовке девушки основной упор делался на гибкость, выносливость, точность и скорость. Задача ставится не разваливать противника молодецким ударом надвое, а вывести его из строя, чтобы не мог продолжать бой или преследовать. В идеале даже убивать не надо, достаточно нанести ему максимум повреждений организма за минимум времени. Такая подготовка не наращивает мышечную массу и не превращает в шкафа-силача, способного пальцами камни дробить, однако силу развивает тоже немалую.

Что касается танцев, так Маликосу и ее сестер с братьями, в обязательном порядке им учат. Да еще этикет. Правильно поклониться мало — надо сделать это изящно, иначе примут, в лучшем случае, за невоспитанную дворянку из такого захолустья, из которого даже медведи от скуки сбежали. То есть умения крайне важные для особ благородной крови. Это от нас, простолюдинов, никто не ждет ничего такого. Поклонился и ладно. Главное угол склонения головы, а не изящество движений.

Мой рассеянный взгляд скользил по залу для благородных, привычно отмечая свежесть скатертей на массивных с резными ножками столах, яркость цветов в вазочках установленных по центру каждого, даже самого маленького — всего на две персоны — столика, чистоту настоящего стеклянного зеркала при входе и прозрачность стеклышек в частом переплете окон. Не задержался на немногочисленных в это время года посетителях, ведущих неспешные беседы под вино и закуски. Отметил ровные ряды стульев за незанятыми столами и вернулся к исходной точке.

Напротив меня сидела молодая, стройная, элегантно одетая девушка — как-то незаметно Маликоса стала настоящей леди — и не спеша потягивала клюквенный морс с травами (рецепт моего отца). Справа от гостьи посередине стола рядом с миниатюрной вазочкой, в которой гордо тянулась вверх свежесрезанная хризантема, расположилось деревянное расписное блюдо, полное моих фирменных с разнообразной начинкой пирожных. Сам пек! Отец говорит, что у меня получается готовить даже лучше, чем у него, признанного мастера. Однако красавица не обращала на угощение практически никакого внимания. Она хмурила брови, постоянно поправляла локоны густых рыжеватых волос и говорила-говорила-говорила…

Речь ее звучала журчанием ручейка и игривым дуновением ветерка в саду. О-очень для меня усыпляюще. В смысл я даже не пытался вслушиваться. Маликосе, за редким исключением, обычно хватало того, что я сижу напротив и киваю головой. Бывает (и часто) невпопад, но такие мелочи ее всегда мало заботили. Уже на протяжении многих лет я был для нее идеальным собеседником. Тем, кому, не боясь огласки и предательства, можно рассказать все. Вплоть до интимных подробностей и чувств, испытываемых девушкой по отношению к новому учителю фехтования, например.

Хм! Двусмысленно звучит — «интимные подробности». На самом деле самыми интимными были подробности секундой задержки руки учителя на талии девушки, мимолетное касание плеча и то, что она «увидела» в его глазах. Думаю, нет смысла пересказывать романтические подробности, придуманные девицей, начитавшейся дамских романов. Однако, сама красавица считала всю эту лабуду страшной девичьей тайной, после раскрытия коей следует немедленно сигать в ближайший омут прямо в одежде, дабы избежать позора и бесчестья. И не забыть при этом подкрасить ресницы и губы.

Влюблялась она быстро, страстно и безоглядно. Впрочем, не на столько, чтобы дать кому-либо доступ к своем девичьему телу. Чаще всего, объект ее воздыханий даже не подозревал о вспыхнувших лесным пожаром чувствах девушки. О красоте, уме и грации кавалеров Маликоса предпочитала рассказывать только мне, неизменно требуя подтверждения всем эпитетам, которыми она награждала «счастливчиков». Я с ней не спорил. Один разок попробовал, после чего перестал даже задумываться о каких либо аргументах. Почему? Потому что лень. Все равно влюбленную девушку не переспоришь, а «страстная, больше жизни и вселенной, любовь», как правило, бесследно проходит предутренним туманом в самые кратчайшие сроки. Увы! Люди не совершенны и часто никак не хотят в точности соответствовать придуманному девушкой образу. Один сморкнулся не вовремя, другой в носу поковырял, третий воздух испортил, думая, что один… да мало ли несовершенств человеческих способна подметить умная и проницательная девушка.

В общем, я давно понял бессмысленность всяких споров с Маликосой и привычно предоставлял ей по потребности то свое большое ухо для рассказать, то жилетку для поплакать. Хватит с меня одного раза, когда меня обозвали тупым увальнем, ни хрена не понимающим нежную и ранимую душу благородной дамы. Так что, я больше никогда подруге не противоречил, а несогласно хмыкал изредка чисто для того, чтобы поддержать разговор. И не потому, что она благородная, а я простолюдин. Повторюсь, мне было банально лень этим заниматься. После Той Самой Конфеты вечно хотелось спать и, более того, сколько бы я ни спал, вставал всегда разбитым, словно пахал в поле от зари до зари вместо буйвола. Естественно, в течение дня так и искал место, где бы прикорнуть. Даже если и удавалось найти закуточек вдали от работы, которую все равно никогда не переделаешь, и хорошенько вздремнуть, помогало это мало. Разумеется, при таком образе жизни фигура моя стройностью не отличалась, хотя здоровье было, на удивление, «железным».

Речь Маликосы журчит и журчит, мысли плывут и плывут, зал расплывается-расплывается-расплывается…

Надо сказать, что зал для благородных отличался от общего всего лишь наличием скатертей на столах, цветами в вазочках и стульями вместо лавок. В «белом» стены украшали картины, в основном аппетитные натюрморты кистей неизвестных художников. Амтор особо не заморачивался запоминанием имен тех, кто с ним расплачивался таким способом за ночлег и обед. Мало того, если надо, так он краски, рамы и холсты великодушно предоставлял из своих запасов. Зачем в трактире эти специфические товары? Так, именно для этого. Чтобы голодные художники имели возможность расплатиться той работой, которую знают лучше всего. Не дрова же им таскать. Художник — существо особое. Как правило, физически не шибко развитое и к жизни не очень приспособленное. Хуже только поэты, да музыканты. Но их шедевры не запишешь и на стенку не повесишь. Поэтов, конечно, можно повесить… э-э-э… имеется ввиду, записать на бумагу текст и повесить, только кто ж читать-то будет?

В остальном оба помещения мало чем отличались. Иной аристократ, замученный дорогой, имея печальный опыт кормежки и постоя в других подобных заведениях, порой даже не сомневался, что общий зал как раз и предназначен для благородных.

— Так, ты поедешь со мной в столицу? — закончила вопросом свой рассказ девушка.

— Что? — очнулся я, по-видимому, как раз вовремя.

— Опять спиш-ш-шь и меня не слушаеш-ш-шь?! — змеей подколодной зашипела Маликоса.

— Я не сплю! Не сплю! — постарался я поскорее затушить костер ее ярости. — Я только не знаю правильно ли я понял, что ты сказала?

— Я сказала! Деревенщина неотесанная! Что предлагаю тебе работу в столице!!! Понял?

— Какую работу?

— Я тебе битый час об этом рассказываю, а ты, как всегда, все проспал! Работу моего личного повара предлагаю!

— А-а-а… — без энтузиазма протянул я.

— Нет! Ну вы посмотрите на него! Ему предлагают вырваться из этого захолустья! Переехать в столицу, город огромных возможностей! А он только «а-а-а-а»… Ты поедешь?

— Не-а, — лениво ответил я.

— Почему?

— Потому, что лень.

— Тьфу! — эмоционально, демонстративно, но совсем не аристократично взорвалась девушка. — Потомучтолень-потомучтолень! У тебя всегда на все один ответ! Ты свою жирную задницу собираешься когда-нибудь оторвать от лавки и посмотреть мир?! Тебе выпадает уникальный шанс уехать со мной в столицу, узнать много нового и интересного, познакомиться с людьми, полюбоваться архитектурными шедеврами… а ты?!

— И чего я там увижу кроме все той же кухни, котлов, сковородок и очагов? Ну разве что очаги будут теми самыми архитектурными шедеврами. А новыми людьми — конюх, да кухарка. Тоже, небось, из нашей деревни. Лоптера и Нашку берешь?

— Ну да. Их. Послушай, Бер, если ты и дальше будешь спать на ходу, тогда, конечно, ничего не увидишь… Ну почему?! — с нескрываемой болью сказала девушка. — Почему, Бер, после той злосчастной конфеты ты так и не проснулся по настоящему. Я же помню, какой ты был. Как мы с тобой носились, шалили, играли… Что она с тобой сделала?! Что?! Дедушка Самсур так и не нашел в тебе никаких нарушений, а ты все время прямо спишь на ходу. А уж ленивый стал — вдесятером не подымешь. Стоит оставить на минутку, как ты уже где-то прикорнул. Вот и сейчас. При слове «поедем» кривишься будто тебя на каторгу ссылают, а не в столицу, куда мечтают попасть очень многие, да не каждый барон может себе позволить. Бер, проснись!!

Девушка, схватив один из птифуров, метнула его прямо мне в лоб, ничуть не сомневаясь в способностях своего собеседника. И правда. Неуклюжий толстяк мгновенным движением перехватил снаряд на подлете и тут же переправил себе в рот.

— Спасибо. С земляникой. Нравится.

— Прекрати, наконец, жрать!!! — не выдержала девушка. — Я! Еду! В Академию магии!!! Слуш-шай меня внимательно…

— Да, — перебил я.

— Что, «да»? — оторопела Маликоса.

— Я еду с тобой.

— Почему?

— Потому, что лень.

— Так! Я совсем запуталась. То ты не едешь потому, что тебе лень ехать, то едешь потому, что опять же лень. Что тебе лень? Я не понимаю!

— Лень с тобой спорить, — ответил я серьезно. — Когда ты так говоришь: «Слушай меня внимательно», — я знаю, ты душу на изнанку вывернешь, а своего добьешься. Так, чего зазря воду в ступе толочь?