ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Но лорды подыскивали петлю не на мою шею, а на шею Виндзора. Новую атаку лорды начали не на меня, а на него — обвинением, от наглости и подлой низости которого просто дух захватывало: ему предъявили самое очевидное, то, что отрицать было совершенно невозможно. Виндзора обвинили в укрывательстве женщины, приговоренной к изгнанию. Последовал вызов в Лондон, где он должен был предстать перед судом Палаты лордов.
— Да как они смеют! — бушевала я. Гнев наверняка мог прогнать подкрадывающийся смертельный страх. — Как смеют они переносить мою вину на вас?
— Смеют, и пока что без малейших угрызений совести, — заметил Виндзор с поразительным равнодушием. — Гонт или принцесса Джоанна пришли к очень практичному решению — как осложнить вам жизнь. — Меня даже бесило то, что, в отличие от меня, он, кажется, ни о чем не волновался, открыто признав свою вину перед чиновником, который доставил ему вызов на суд. Я стояла рядом с ним, крепко держа мужа под руку, будто наглядно подтверждая его слова.
— Мне трудно это отрицать, правда? — мягко сказал он, предложив гонцу выпить на дорожку кружку эля. — Мы живем под одной крышей, делим ложе, и об этом знает всякий, кому не лень сунуть нос в наши дела. Нет никакой тайны в том, что мы женаты, так ведь, леди де Виндзор? — Он поклонился мне и добродушно усмехнулся пораженному чиновнику. С каких это пор обвиняемые стали сразу признавать свою вину?
Я лишь недовольно фыркнула в ответ.
Виндзор уехал в Лондон, чтобы лицом к лицу встретиться со своими обвинителями.
— Ждите меня в течение месяца. Если за это время я не вернусь, значит, я в Тауэре. Пришлите мне туда еды и вина! — Его теплые губы прижались к моим, но ненадолго — мыслями он уже был там, в Лондоне. — И не беспокойтесь! Ради своей безопасности, никуда не отлучайтесь из Гейнса, иначе глазом моргнуть не успеете, как вас обрядят в белую сорочку и дадут в руки распятие. А этого нам не хочется, верно? — Я увидела искорки смеха в его глазах. — Разве я знаю, как воспитывать девочек? Им нужна материнская забота, нужно, чтобы мать была с ними, а не бродила босиком по берегу моря, ожидая, пока проходящий мимо корабль отвезет ее в какой-нибудь забытый богом уголок Франции! Поэтому сидите здесь и не высовывайтесь!
Что это за совет? Я вся извелась от тревоги. Дни тянулись за днями, а я только сидела дома да покрикивала на слуг; все прежние страхи ожили, я никак не могла согреться — перепуганная и невыносимо одинокая. Ползли недели, и постепенно до меня стало доходить, сколь многого меня лишили: всего, что я приобрела с таким трудом, всего, что давало мне достойное положение в обществе. Меня лишили той независимости, которой я столь сильно дорожила: каждая крошка хлеба, каждое платье, которое я могла надеть, — все это я получала лишь по доброй воле Виндзора, который в эти самые дни и минуты был вынужден бороться за свою свободу перед лицом Палаты лордов. А что я стану делать, если его упрячут за решетку? Как мне жить тогда?
Как сможет мое сердце пережить потерю Виндзора?
Мысли мои были в страшном смятении.
Отчего так происходит, что время позволяет усилиться всем нашим страхам вместо того, чтобы оживлять светлые надежды? Некогда я была уверена, что Виндзор сумеет вступиться за меня, а значит, я не буду снова страдать от одиночества. Я так была в этом уверена. Но теперь меня одолели сомнения: а что, если я ошибалась? Не предаст ли он меня, столкнувшись с угрозами парламента? Не покинет ли он меня, не оставит ли на милость Джоанны? Пообещает ли не видеться больше со мной, если от него потребуют этого в обмен на собственную свободу? Ведь никто не станет отрицать, что Виндзор всегда отличался эгоизмом, необъятным, как разлившаяся Темза.
Тянулись бесконечные дни, и я все больше утрачивала веру в будущее.
Слава Богу! Слава Богу! Через четыре недели, которые тянулись, кажется, целую вечность, Виндзор возвратился.
— Что они постановили? — набросилась я на него с расспросами, вглядываясь в его лицо и даже не пытаясь скрыть той тревоги, которая терзала меня со дня его отъезда. Я не стала ждать, пока он спешится, — выбежала во двор прямо из спальни, без покрывала, без туфель, изо всех сил вцепилась в повод коня, так что бедное животное даже попятилось и замотало головой. Я крепко держала его, морщась от боли, когда камешки попадали под мои босые ступни.
— И вам добрый день, миледи! — ответил он, усмиряя храпящего коня.
— Не томите меня, Виндзор…
— Даже не мечтайте, дайте только сойти с седла…
— Так что же? — Я отступила немного. Он спрыгнул с седла, подняв тучу пыли, отряхивая свой камзол и плащ. — Что вы мне скажете? Отчего заставляете меня ждать?.. — Страх сжимал мне горло, а кровь молотом стучала в ушах.
Он окинул меня изучающим взглядом.
— Они отказались от своих обвинений в мой адрес.
Вот так просто?
— Не верится!
— Да почему? Я же говорил, чтобы вы не переживали!
— Говорили. — Я недовольно поморщилась: в его голосе звучала такая безоглядная самоуверенность, какой могла когда-то похвастать и я. — Я так рада, Вилл… но мне все-таки не верится…
— Это еще не все!
Я вздохнула. Значит, еще не все. Ну конечно! Под ложечкой у меня опять засосало, а кровь отлила от лица.
— Говорите же. Чего они потребовали?..
— Члены парламента в своей мудрости согласились изменить свое узколобое решение относительно такой мелочи, как ваше изгнание.
— Изменили свое решение?..
— Со вчерашнего дня вам предоставлена полная свобода. А я, соответственно, освобожден от обвинений в том, что умышленно женился на изгнаннице.
Все еще сомневаясь, я всмотрелась в лицо Виндзора, стараясь отыскать подтверждения сказанному. Напрасно. Лицо его было словно высечено из камня. Он не поделился подробностями, не попытался обнять меня. Что-то стояло между нами, нечто вроде тех прочных стен, какие возводил из каменных глыб Уикхем. Виндзор чего-то недоговаривал.
— В этой бочке меда есть ложка дегтя, — сказала я, сердясь, что приходится его расспрашивать, и в то же время боясь его ответа. — Где же деготь?
— А откуда вы знаете, что он есть?
— По лицу вижу.
— А я-то думал, оно у меня непроницаемое!
Я ударила его по руке, совсем не в шутку.
— За такие вещи всегда кому-нибудь приходится расплачиваться. — Я нахмурилась. — Просто я не понимаю, как это могло получиться… Джоанна ни за что не отменила бы мое изгнание! — В этом я была совершенно уверена. Так отчего же мне улыбнулась удача?
— Налейте мне кружку эля, любовь моя, — нужно смыть яд, оставшийся после переговоров с вельможами, — сказал Виндзор и бросил поводья давно ожидавшему конюху. Потом обнял меня за талию — такое приветствие стало уже привычным и неизменно успокаивало меня. — Вот тогда я расскажу вам все до конца. Эти недели тянулись для меня долго, я соскучился по домашнему теплу и уюту.
Мне пришлось ждать, пока он опустошил целую тарелку говяжьего жаркого с лепешкой. Все это время я едва могла усидеть за столом от нетерпения, но, уже хорошо зная своего супруга, держала язык за зубами и страдала молча. Сидела за столом напротив него, не отрывая взгляда ни на миг, пока он, черт его возьми, не наелся, и ждала. Наконец он осушил кружку.
— Хотите еще эля? — спросила я с любезной улыбкой.
— Неплохо бы…
Я протянула руку, взяла глиняный кувшин, но сразу наливать не стала.
— Может быть, кусочек сыра? Или ломтик жареной баранины?
— Пожалуй, вы меня убедили…
— А потом вот этот кувшин я вылью вам на голову!
— Вам не удастся меня рассердить! — рассмеялся он.
— Зато вы уже рассердили меня!
— Ладно, больше не буду. — Морщины резче обозначились на его лице. — Ваша ссылка отменена, Алиса, — будьте рады этому.
— Видимо, мне вовсе не понравится то, чего они потребовали взамен.
— Да, не понравится. Там есть непременные условия…
Ну а как же иначе?
— Вы сказали, — проговорила я сдавленным голосом, — что они передумали… — Он ведь не станет скрывать от меня самое худшее? Нет-нет, он не стал бы вот так молчать в продолжение всего обеда. А он сказал, что я отныне свободна — мы оба свободны. Но как же все-таки поступила эта негодяйка? Как далеко способна зайти в своей мстительности Джоанна? — Да черт вас побери, Вилл!
— Нет-нет, я сказал вам правду. — Он отложил хлеб и нож и взял меня за руки. — Неужели вы думаете, что я так жесток? Вы свободны, Алиса, как я и сказал. Ссылка отменена. Поместья вам не вернут — нельзя же ожидать чудес! — но это единственное ваше наказание. Есть, однако, одна оговорка. — В глазах его вспыхнули озорные искорки. — Вы свободны постольку, поскольку живете вместе со мной, в качестве моей супруги, а я вполне готов держать вас при себе и выступать поручителем вашего благонравного поведения.
— Готовы, по сути, быть моим тюремщиком! — задохнулась я от возмущения.
— Я предполагал, что вы увидите это именно в таком свете!
— Я, значит, нахожусь в полной зависимости от вас. — Он подал мне свою кружку, и я жадно проглотила пиво, не заботясь о хороших манерах.
— Всякая жена зависит от своего мужа. А парламент в мудрости своей постановил сохранить угрозу возобновления ссылки, дабы обеспечить ваше благонравие, хотя вы и не заслуживаете его милостей. — Зубы блеснули в холодной усмешке.
— Стало быть, я не помилована.
Помилованы, но не до конца. — Выражение лица его смягчилось. — А меня вы по необходимости должны ублажать, дабы я вас не отринул.
— Не можем же мы жить и не ссориться! — горячо воскликнула я.
— Еще как можем. — Он снова протянул ко мне руки и сжал мои беспокойные пальцы. — Вы разве не доверяете мне? После всего, через что нам пришлось пройти? А мне-то казалось, что вам нравится со мной жить!
— Ну да… нет! Конечно нравится! Но ах, Вилл! — Слова полились потоком, который я не успела сдержать. — Вас все не было и не было… Я боялась, что вы меня предадите, — честно призналась я. — Думала, вы согласитесь больше со мною не видеться и я останусь совсем одна…
— Дурочка! — Моя недоверчивость ни капли не рассердила его. Он уже весьма хорошо изучил все мои тайные страхи. — Бросить вас и выгнать за порог я могу лишь в том случае, если вы станете вести себя совсем дурно и спорить со мной на каждом шагу.
Я взяла его за руки, тихонько вздохнула и дала достойный ответ на его не очень веселую шутку.
— Тогда мне остается быть послушной, и лучше я начну прямо сейчас! — Потянулась снова за кувшином, наполнила его кружку, но в голове вертелся еще один вопрос, который требовал ответа. — А почему они пошли на это, Вилл?
— Все очень просто, любовь моя. Положение во Франции непрерывно ухудшается, они нуждаются в способных военачальниках.
Я смотрела на него во все глаза, и смысл сказанного постепенно доходил до меня, словно зловещая бездна разверзалась у ног.
«Нет! Ой нет!»
По спине прокатился холодок, сперло дыхание. Разумеется, подобного следовало ожидать. Или я пыталась себя убаюкать надеждами на то, что этого не случится? Наверное, пыталась — положилась на то, что он слишком отдален от двора, и мне это только на руку: он будет оставаться рядом со мной. Но такой volte face со стороны правительства был совершенно оправдан, если смотреть на дело хладнокровно, без наползавшего на меня ужаса. Такому талантливому деятелю они подыщут должность, а он ее примет, потому что был и остался человеком крайне честолюбивым. Он уедет от меня. Уедет, как бы ни любил меня. Разве не этого я всегда боялась? Я подыскивала слова, а сердце лихорадочно билось, как птица в клетке.
— И им понадобились вы, — промолвила я как можно спокойнее.
— Совершенно справедливо. Думаю, они уже прикинули, кем меня назначить. Вот и стараются найти… общий язык.
— Вы заключили с ними сделку…
— Да. Слишком много у них неотложных забот, не в последнюю очередь из-за малолетства короля, поэтому им некогда заниматься еще и нами.
— А что сказала Джоанна? Вы виделись с нею? — расспрашивала я, пытаясь отвлечься от той единственной мысли, которая заполнила весь мой разум без остатка.
— Очень недолго. — Он недовольно скривил губы, но в глазах промелькнула тень удовлетворения. — В присутствии советников юного короля Джоанна предпочла держать свои мысли при себе. Она сумела удержаться и не проклинать вас — но, судя по тому, как сверкали у нее глаза, унаследованное Ричардом ложе она все-таки предала огню. В данном же случае она сумела прийти к верному решению: благо государства — те услуги, которые я могу оказать, имея немалый опыт, — она поставила выше личного желания мстить вам, любовь моя. Она нуждается во мне.
Виндзор зевнул во весь рот. Как он мог спокойно сидеть и не думать о том, что меня заливают ледяные волны страха, подобные разыгравшейся зимней буре? А он вдруг удивил меня, как это частенько ему удавалось, — потянулся через стол, ласково взял меня за руки.
— Вам совершенно незачем волноваться. А раз вы теперь по закону обязаны быть послушной женой, чтобы я не выгнал вас из дому за пренебрежение супружеским долгом, подите сюда и помогите снять сапоги. Я не уеду от вас сегодня, не уеду и завтра… Побудьте же со мной рядом, Алиса.
Я засмеялась. Он вовсе не был ненаблюдательным. Поглубже запрятав свои страхи (еще будет время стенать и рыдать), я сняла с него не только одни сапоги. И исполнила свой долг без всякого пренебрежения.
Хорошо, когда он дома.
Шли дни. Неделя, потом другая. Гонец от королевского двора не появлялся. Быть может, Виндзор неправильно истолковал намеки вельмож и продолжает пребывать в немилости? Его это, кажется, нимало не заботило. Он взял в свои руки все дела по управлению поместьем, словно никуда и не отлучался, а я позволила себе надеяться на лучшее, и мучившая меня неотступно тревога стала понемногу угасать.
— У вас на редкость довольный вид, Алиса, — насколько вы вообще можете выглядеть довольной, — сказал он однажды, когда нам удалось улучить время и выехать на прогулку, оторвавшись от бесконечных хозяйственных хлопот. — С чего бы это?
— Да просто так. — Не стану же я признаваться ему в своей слабости, правда?
— Понимаете, должность мне непременно дадут, — проговорил он угрюмо. — Вот-вот.
Иной раз я жалела о том, что он видит меня буквально насквозь. И все же надеялась на то, что он ошибается.
Но Виндзор, черт его побери, оказался прав. Какое удивительное чутье у него было на политические интриги! Когда луна стала прибывать, ему предложили видную должность коменданта в только что захваченном портовом городе Шербуре. При этом сообщении глаза его зажглись огнем удовлетворения, и я ясно увидела, что от такого назначения он не откажется. Да и с чего бы отказываться ему — политику до мозга костей?
Передо мной замаячил призрак полного одиночества. Бесконечно долгих часов, когда он окажется вдали от меня… Я сердито прогнала эти зловещие мысли.
— Вы примете предложение? — Я не столько спрашивала его, сколько констатировала факт. И даже сумела улыбнуться, хотя душа моя требовала, чтобы он отказался.
— Наверное, приму. — Он бросил на меня вопросительный взгляд, оторвавшись от официального документа, густо покрытого каллиграфически выведенными письменами и отягощенного печатями красного воска. — Но задешево они меня не купят. Я заставлю их платить за мою верность.
— Платить чем?
— Ах, какая любопытная!
— Скажите же!
— Ну уж нет! По крайней мере до тех пор, пока не удостоверюсь сам.
Уже не в первый раз меня потрясло его отвратительное чувство превосходства.
— А вы уверены, что сумеете найти достаточно соблазнительную наживку для парламента?
— Само собой разумеется. Не так уж много у них людей, которые имеют такой, как у меня, опыт в управлении непокорными провинциями или умеют выжимать деньги из недовольных подданных.
Следующие несколько дней он провел в гостиной, совещаясь со своим приказчиком и законником при закрытых дверях, из которых он выходил, кажется, только поесть и поспать. Если судить по количеству сломанных перьев, работа шла долгая и трудная.
Потом, ничего не объясняя, он уложил вещи, взял меня, и мы отправились в Лондон.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Дурная примета — говорить заранее. Мне еще нужно уговорить Палату лордов. — Он был угрюм, погружен в свои мысли, взгляд устремлен в пространство. Вероятно, он сам был далеко не так уверен в исходе, как пытался убедить меня, и меня пробрала дрожь. Потом Виндзор вдруг усмехнулся. — Однако им ничего не удастся противопоставить моим доводам, а потому вам совершенно незачем печалиться.
Вестминстер. Он будил во мне воспоминания, и я даже стала оглядываться по сторонам. Отчего так происходит, что страх въедается в нас крепко и легко пробуждается, даже когда для него давно уже нет оснований? Когда мне пришлось предстать перед Палатой лордов, Виндзора туда не допустили. И меня заставят долго ждать в передней, среди пажей и слуг, пока он будет пытаться заключить сделку с высокочтимыми лордами — сделку, от которой те не смогут отказаться? Мне эта мысль была крайне неприятна, потому что она подчеркивала мое полнейшее бессилие как-то повлиять на происходящее.
Я даже толком не знала, почему Виндзор настоял на том, чтобы я поехала вместе с ним.
— А зачем я нужна здесь, Вилл? — задала я вопрос, когда мы оказались в той самой злополучной передней, где я чуть не лишилась чувств после приговора о ссылке.
— Вы так напуганы? — Он посмотрел на меня с удивлением. — Алиса, любовь моя! Неужто я привез бы вас снова сюда, если бы вам угрожала малейшая опасность? — С неожиданной торжественностью он поднес мою руку к губам и поцеловал. — Вы прибыли сюда как леди де Виндзор, моя замечательная супруга, и находитесь под моей защитой. Со стороны закона вам ничто не грозит…
— Да нет, дело не в этом, — призналась я. — Просто я не понимаю, зачем я вам здесь нужна…
— Затем, что мне важно, чтобы вы были рядом. Как вы думаете — сумеете вы в течение следующего часа изображать из себя оскорбленную невинность?
Я смотрела на него и ничего не понимала.
— Вероятно, не сумеете. Ладно, ничего не говорите, пока никто не обратится прямо к вам. Взор держите потупленным, как надлежит почтительной жене. И поддакивайте мне. Да, вот еще…
Он порылся в висевшем на поясе кожаном кошеле и извлек оттуда нечто, сверкнувшее золотом. Взял мою левую руку и стал надевать мне на палец. Кольцо шло очень туго. Виндзор, недовольно бурча (как будто я была в этом виновата!), налег, и кольцо все же оказалось на месте.
— Постарайтесь, чтобы его заметили все присутствующие!
Я не успела его больше ни о чем расспросить, потому что Виндзор пропустил меня внутрь залы; я стала разбираться в царившей там атмосфере. Лорды беззаботно сходились на заседание, чтобы без хлопот утвердить назначение Виндзора на должность. Вид у всех был донельзя самодовольный — пока я не вошла в залу вместе с Виндзором, пока он, отметая всякие возражения, не обратился к Палате лордов с поразительной настойчивостью. Я едва сдержала смешок: приятно было наблюдать, как на всех без исключения лицах проявилось крайнее раздражение. Виндзор не обратил на это ровно никакого внимания.
— Милорды! — Его уверенный голос и горделивая поза привлекли к себе их взоры. — Эта леди, всем вам хорошо знакомая, находится здесь по моему приглашению. Она — моя жена, милорды. Леди де Виндзор. Дело прямо ее касается, а закон в таком случае требует ее присутствия. Не годится, чтобы она стояла. Будьте любезны подать ей табурет.
Служитель поспешил принести табурет. Виндзор усадил меня, не обращая внимания на шумные протесты. Я опустилась на табурет, пытаясь изобразить оскорбленную невинность, а кровь шумела в ушах от нахлынувших предчувствий. Я вертела на пальце золотое кольцо с вправленным в него рубином. Поворачивалось оно с немалым трудом. Ради Бога, что это должно значить? К моему облегчению, Гонта не было на заседании, однако для Виндзора, подозреваю, это не имело никакого значения.
Виндзор поклонился мне, затем почтенному собранию и начал свою речь без долгих вступлений.
— Я считаю великой честью для себя, милорды, ваше предложение занять пост коменданта Шербура.
— Мы высоко ценим ваш опыт, сэр Вильям. — Граф Генри, к моему большому удовольствию, говорил с заметной неуверенностью.
Виндзор снова поклонился, проявляя в своей учтивости исключительную сдержанность.
— Я польщен этим. И тем не менее я нахожу, что мое согласие принять эту честь стоит под вопросом, я пребываю в нерешительности. Речь идет о мелочи, уладить которую только в вашей власти, милорды.
— Мы сделаем все, что в наших силах…
— Речь идет о положении моей супруги, милорды.
Похоже, все в зале затаили дыхание. Я тоже.
— Вот как, сэр? — На этот раз у графа Генри не было в руке бумаг, которые могли бы его выручить. Я не улыбнулась: сидела, кротко потупив очи.
— Я прошу вас, милорды, отменить все принятые против нее постановления. — Голос Виндзора ясно разносился по всей зале. Сам воздух, казалось, сгустился, как дым.
«Что ты затеял, Виндзор? Они же никогда не пойдут на это».
— Закон требует, чтобы всякого человека — мужчину или женщину, — обвиненного в столь тяжких преступлениях, как мошенничество и измена, судил суд Королевской скамьи. Когда моя жена предстала перед вами по вашему требованию, достопочтенные милорды, ее судила назначенная вами комиссия. — Он позволил себе обвести задумчивым взглядом растерянные лица членов Палаты. — Суд Королевской скамьи не рассматривал надлежащим образом дело моей жены, хотя на это она имеет законное право. Исходя из этого, я считаю, что принятые против нее решения комиссии: об изгнании из пределов королевства, а более всего — о конфискации принадлежащего ей имущества, — противоречат закону.
— То было время крайней неустойчивости в государственных делах, сэр Вильям, — пробормотал граф Генри.
— То было время, когда закон следовало всемерно поддерживать и соблюдать, милорд, и нам обоим это совершенно понятно. — Виндзор перешел в атаку. — Более того, моей жене не позволили присутствовать в зале в продолжение всего обсуждения вопроса о ее виновности или невиновности. Ее попросили покинуть зал заседаний. Мне это хорошо известно, как и все события, происходившие в период упомянутого обсуждения. Это противоречит закону, милорды. Надо ли продолжать? Ибо мне, к великому сожалению, известно и о другом серьезнейшем расхождении между вашими поступками и законами нашей страны.
— Э-э-э… Я не уверен…
— Моей жене, милорды, не было предоставлено достаточное время для отыскания свидетелей и надлежащей подготовки защиты по делу.
— Но, сэр Вильям…
Ах, как он заставил их юлить и изворачиваться! Ах, как я этому радовалась!
— Только вторая половина дня и одна ночь, милорды. Я знаю об этом совершенно точно, поскольку был вместе с женой и помогал ей отыскивать тех, кто мог бы выступить в ее защиту. Предоставленное время не являлось достаточным. А это противоречит закону.
Наступило молчание. Граф Генри рассматривал пол у себя под ногами.
— И последнее, милорды. Мою жену судили как femme sole, то есть одинокую женщину, под тем именем, которое она носила до замужества. — Как решительно он выступал перед собравшимися лордами! Говорил он не громко, и все же мне казалось, что его голос эхом отдается от каменных сводов. Правда, в моих ушах его почти заглушал отчаянный стук сердца.
— Так не должно было произойти — вы и сами понимаете это, милорды. Вы сочли более выгодным иметь дело с одинокой женщиной. Однако Алиса де Виндзор моя жена — следовательно, она находится под моим покровительством. По закону все ее имущество принадлежит мне. В чем бы ее ни обвиняли, у парламента не было никакого права конфисковать ее имения, поскольку, говоря простым языком, милорды, эти имения уже не находились в ее собственности. — В его голосе ясно слышались нотки презрения. — Они принадлежат мне, милорды, и я требую, чтобы мне их возвратили. Без промедления. Равно я требую отмены приговора, осудившего леди де Виндзор, как вынесенного вопреки требованиям закона.
О, он нашел убийственные аргументы и мастерски их изложил. Но повлияют ли на лордов эти безукоризненные юридические выкладки? Я увидела, с какой силой его пальцы мнут шляпу.
— Если вы надлежащим образом рассмотрите мои доводы, милорды, и восстановите в этом деле законные права моей супруги, я охотно рассмотрю вопрос о принятии на себя предложенной мне должности. В противном же случае…
Он надолго замолчал. Молчали лорды, и Виндзор не спешил закончить свою фразу. Невысказанная угроза так и повисла в воздухе.
Нас попросили подождать снаружи, пока лорды будут совещаться. Я все время не могла найти себе места от волнения, Виндзор же сидел, прислонившись к стене, скрестив обутые в сапоги ноги, и молча что-то обдумывал, словно припоминал события далекого прошлого. Лишь когда нас пригласили снова войти в залу, он взял меня за руку и крепко сжал ее.
И провел меня в залу.
Ни он, ни я не сели. Решение Палаты было зачитано так быстро, что неторопливый солнечный лучик едва успел переместиться по полу на ширину ноготка. Члены Палаты лордов, трусы по натуре, до смешного цеплялись за внешние признаки своего высокого достоинства. Вопрос о том, как в моем деле были попраны все требования закона, они постановили отложить до созыва нового парламента. Потрясающий пример того, как можно уйти от решения проблемы. Я ощутила, как храбрость вновь покидает меня.
«Ты проиграл, Вилл. Безнадежное дело — заставлять их признать мою невиновность. Я преклоняюсь перед тобой за эту попытку. Я обожаю тебя. Но ни в коем случае не стоило нажимать на них. Ты потеряешь всякую возможность выдвинуться… Ах, Вилл! Зачем ты пошел на такой риск?»
— Но вы же признаете справедливость моих доводов? — настаивал на своем Виндзор, не чуя надвигающейся беды.
— Мы полагаем, что ваши доводы должны быть рассмотрены и оценены новым парламентом, сэр Вильям, — нараспев произнес граф Генри.
— Замечательно. Вот тогда и я рассмотрю возможность принять должность коменданта Шербура.
— Э-э… мы полагаем, что вы не только рассмотрите этот вопрос, сэр Вильям…
— Это все взаимосвязано, граф Генри…
Они прекрасно понимали друг друга.
Этим дело и закончилось.
— Я получу это назначение, — отмахнулся Виндзор, когда я высказала ему свои сомнения. — А вы получите полное прощение.
— Они захотят, чтобы угроза изгнания так и висела надо мной до последнего вздоха…
— Знаете, у них это не выйдет.
— А поместья мои потеряны навеки, особенно те, что попали в загребущие руки Гонта!
— Я еще до конца нынешнего месяца стану комендантом Шербура. Хотя бы раз, Алиса, признайте, что вы неправы!
— Не хотите забрать это? — сердито спросила я, уже давно и безуспешно пытаясь стащить с пальца кольцо. Мне не нравилось, что Виндзор так доволен предстоящим возвышением. — Мне ведь теперь нет уже нужды носить его! Если б оно только слезло! Наверное, вам придется поддеть его мечом…
Виндзор, не скрывая улыбки, наблюдал за моими тщетными потугами, потом прекратил их, взяв меня за руку.
— Оставьте! Вы великолепно сыграли роль достойной жены. Кроме того, — добавил он, целуя мою ладонь, а затем и натертый палец, — я должен был подарить его вам уже много лет тому назад. Это кольцо не такое уж и дорогое, но оно принадлежало моей матери. Думаю, она не благословила бы наш брак, и все же…
— Я, наверное, не достойна вас! — сердито воскликнула я, чтобы скрыть, какое удовольствие доставил мне этот простенький подарок. Для меня он был бесценным.
— Это так. Мама заклеймила бы вас как неисправимую эгоистку и первостатейную развратницу. — И добавил, заметив, как сошлись на переносице мои брови: — Да не переживайте! Обо мне она была не лучшего мнения…
Он что, не умел говорить серьезно? Я так рассердилась, что даже зашипела. Виндзор целовал меня, пока я не утихомирилась. Впрочем, он, конечно, был во всем прав.
— И вы действительно откажетесь от блестящей должности? — поинтересовалась я. — Если не выйдет по-вашему? — Кто знает, как может поступить такой загадочный и противоречивый человек?
Его лицо раскраснелось от радости одержанной победы.
— Они никогда этого не узнают. И вы тоже.
