Глава 36
Точки над «i»
– Господи, Федя, как ты догадался? – выдохнул Савелий, падая на стул.
Они зашли в небольшое кафе рядом с больницей, и Федор заказал кофе. У Савелия сделалось несчастное лицо, но он промолчал. Он всматривался в Федора, отмечая его впалые щеки, царапину на лбу, синяки под глазами и легкую небритость; ему показалось, что и седины на висках добавилось. Ему было жалко Федора из-за той нелепой истории со старой любовью, но он не умел выразить свои чувства, хотя и читал немерено дамских романов. Но роман – это одно, а жизнь – другое. Вернее, он выражал свои чувства в заботе о Федоре, в овсяной каше и ромашковом чае. Страшные события последних недель, а теперь еще и драка в больничной палате ввергли его в состояние ступора. Он стоял с бутербродом, не догадавшись прийти на помощь и ударить этого… маньяка… да хоть табуретом! Хорошо хоть догадался набрать капитана. А Федор бросился на Устинова как… как… пантера! Тигр! Они катались по полу; Тоня кричала и удерживала на кровати бьющуюся в истерике сестру; толстуха-медсестра визжала, что сию минуту вызывает охрану, а в трубке требовал успокоиться и доложиться по форме не понимающий, что происходит, капитан Астахов. «Коля, скорее, мы его поймали! – лепетал Савелий, чувствуя, что теряет сознание от ужаса. – Это Максим! Коля, это Максим! Скорее!»
– Я увидел лицо Юлии, Савелий. Она смотрела на Максима, и у нее было такое лицо… и я все понял!
– Федечка, ты… ты… Я восхищаюсь тобой! – Савелий промокнул повлажневшие глаза салфеткой. – Если бы не ты…
– Да ладно, Савелий. Кофейку не хочешь?
– Давай! – махнул рукой Савелий, который никогда не пил кофе – берег сердце. – Федечка, я все-таки не понимаю… Зачем он пришел?
– Мы можем только догадываться. Должно быть, хотел убедиться, что она все еще без сознания, что ему ничего не угрожает. Ты же сам говорил, что преступника тянет на место преступления. Я думаю, с такой же силой его притягивает несостоявшаяся жертва. А может, садизм – увидеть сестер вместе, насладиться, так сказать. Я допускаю даже, что он пришел убить Юлию, и наше присутствие оказалось для него неожиданностью. Он не убил ее в прошлый раз – я ему помешал, вот и пришел снова. И наткнулся на нас. Помнишь, на какой-то миг он растерялся, а потом начал многословно извиняться. Он действительно собирался уехать из страны. Если бы он не заглянул в больницу… сам понимаешь. Мы еще долго искали бы Вадима, и дело в итоге зависло бы.
– Судьба, – заметил Савелий глубокомысленно. – Этот Максим… какое-то исчадие ада!
Федор кивнул, соглашаясь.
– Он сообщает Тоне, что нашли тело ее сестры, прекрасно зная, что Юлия в это время умирает в подвале, и предлагает девушке начать новую жизнь…
– В голове не укладывается!
– Не укладывается. Сейчас все его поступки видятся по-другому. Все, понимаешь? Он рассказал невесте Вадима, что тот искалечил его в детстве, но он не держит на него зла – этакое показное смирение, – и даже просит ее вернуться к брату, что не помешало ему переспать с ней. А старики Самсоненко рассказали, что это был несчастный случай. А ты помнишь, каким мы его увидели? Неглупый молодой человек, весельчак, ерник, болтун. А все оказалось совершенно не так.
Возможно, все, что он затеял, было местью брату. Они не были близки, но тем не менее Максим прекрасно знал, чем тот живет, с кем встречается, куда ходит. Женщины брата вызывали у него любопытство и желание отнять. Он знал про Риту Свириденко из стоматполиклиники, возможно, видел их вместе; он видел брата с Евгенией Абрамовой; он прекрасно знал, что тот посещает школу танцев… Он выбирал не случайных жертв, а тех, кого можно было впоследствии связать с Вадимом. Он лепил образ убийцы, предусматривая мельчайшие детали. А про других девушек, про лолит, он ничего не знал, и когда ты, Савелий, сказал, что, похоже, Вадим убивал только тех, кто был на виду, про которых знали… у меня словно глаза открылись! А я-то думал, что ему в качестве жертв нравятся самостоятельные и умные. Снова неверная трактовка…
Максим втянул нас в свои страшные игры, навязал свою линию поведения; он предвидел каждый наш шаг, он манипулировал нами, опытными, умными, видавшими виды мужиками. Он обвел нас вокруг пальца. Он великолепный актер! Как он рыдал, как божился, что ничего не знает, когда мы нагрянули к нему после убийства оперативника, мне даже стало его жалко. Меня он тоже чуть не убил… В доме той ночью был он, а не Вадим. – Федор потрогал затылок.
– Но почему? Молодой, с прекрасной профессией, с будущим… – пробормотал Савелий.
– Не знаю. Человек тянет за собой шлейф проблем из детства, первых обид и первого негативного опыта. Не забывай о самоубийстве матери. Кроме того, Максим считал себя нежеланным и нелюбимым ребенком, хотя, если честно, не очень верится. Старики Самсоненко говорили, что он был хулиган, бездельник и вор, хотя учился хорошо. Дед устраивал ему выволочки; а Вадим, наоборот, был тихий и работящий, дед его любил. Зачем Максим убивал – вопрос к психиатрам. То ли мстил брату за то, что тот был любимчиком, то ли уродился таким. Трудно сказать, чего тут больше – желания приложить брата, рассчитав «извилистую» комбинацию, продумав детали, отодвинув от него Веру Сенцову, подкинув фальшивые улики или просто воплотить в жизнь свои страшные фантазии. Кстати, на фотографиях «стеклянных куколок» из тумбочки в спальне Вадима не было его отпечатков пальцев. Там вообще не было никаких отпечатков, что, как ты понимаешь, есть неестественно. Улика была настолько очевидной, что никто не удосужился проверить. Максим виртуозно выстраивал доказательную базу, он не пропустил ничего, подкидывая доказательства и улики, даже нож под подушкой, якобы свидетельство паранойи брата, даже запертая дверь между половинами дома! Мы еще предположили, что Вадим запер дверь, так как не хотел, чтобы брат ему помешал, помнишь? Максим не упустил ничего! Он словно читал чужие мысли и понимал, как именно мы истолкуем ту или иную улику. У него удивительная интуиция! Даже полнолуние и новолуние, даже лунный календарь на холодильнике! Он выстраивал мелочи и детали спокойно и не спеша… Я так и вижу, как он, ухмыляясь, расставляет фигурки на шахматной доске или играет в оловянных солдатиков. Игрок и художник, он совмещал фазы активности луны с командировками брата, потому такие длинные интервалы между убийствами. Помнишь, я спросил капитана о рабочих записях Вадима, я хотел знать, где и когда он был в командировках, но посыл был изначально неверным – я попросту предположил, что он мог убивать и там. И меня удивило, что таких записей, «гроссбуха», как выразился капитан, нет, равно как и компьютера. Потому что, если бы их нашли, стало бы понятно, что Вадима во время убийств в городе не было. И еще… Иван Денисенко сказал, что фотографии «стеклянных куколок» делал дилетант и неумеха, и у меня мелькнула мысль, каюсь, что это было не чем иным, как желанием опустить соперника. Сам знаешь, как ревнивы художники. Я собирался еще раз увидеться с ним, показать сайт с фотографиями зверушек и попросить сравнить качество и мастерство. Сначала не успел, все так быстро закрутилось, а потом Иван отбыл в Европу, там у него выставка. Я также собирался увидеться с молодым человеком из школы танцев, Леней, кажется, который помогал Вадиму с сайтом, хотел спросить, мог ли тот сам открыть сайт. Максим сказал, что помог брату, а дальше тот управлялся сам, то есть вполне мог, а Конкорда сказала, что ему все время помогал Леня, то есть не мог. Но Леня сейчас в Таиланде…
Понимаешь, Савелий, эти маленькие шероховатости накручивались, царапали, я чувствовал нечто, витавшее в воздухе…
– А где же Вадим? – спросил Савелий.
Федор пожал плечами и сказал после паузы, не глядя на друга:
– Он ни в чем не виноват, Савелий. Ему незачем прятаться…
Фраза повисла в воздухе.
– Ты хочешь сказать, что… что… – запинаясь, выговорил Савелий. – Что ты хочешь сказать, Федя? Он же звонил Максиму, хотел встретиться…
– Я думаю, его нет в живых, Савелий. Он не звонил Максиму, Максим позвонил себе сам, с его телефона.
– Зачем?
– Он пытался убедить нас, что Вадим где-то поблизости. Вадим был его алиби. С Вадимом все было настолько очевидно, что никто особенно не присматривался к Максиму. Ему нужно было как можно дольше удерживать брата «на плаву», что он и проделывал, постоянно подсовывая его нам и убеждая, что тот где-то рядом. Это было возможным только при условии, что Вадима нет в живых. Я допускаю, что Вадим поймал его на горячем, внезапно вернувшись из командировки, и Максим убил его. Я уверен, что искать нужно рядом, он не стал бы увозить тело. И стрелял в лесу тоже он, все с той же целью, убедить нас, что брат жив.
Все эти нестыковки… Помнишь, Конкорда назвала Вадима «бедным человеком»? Это был первый звоночек, Савелий, я не мог забыть ее слова. А потом увидел игрушки! Вадим дарил этих забавных зверюшек знакомым женщинам, а мы решили, что это что-то вроде черной метки – сначала игрушка, потом убийство. Даже то, что он пришел к Евгении Абрамовой в январе, уже после ее смерти, мы истолковали неправильно! Мы решили, что он пытался вскрыть дверь, чтобы забрать из квартиры нечто, обличавшее его, а он пришел по одной-единственной причине – он хотел ее видеть, он не знал, что ее уже нет. Да что там говорить! Даже проникновение лже-Вадима в дом, причем на половину Максима… это же лежало на поверхности! Мы еще строили догадки, что именно ему там понадобилось, помнишь? Решили, что он пришел за деньгами, якобы оставленными для него добрым братишкой. А тут ставка была повыше. Убийца пришел убедиться, что девушка мертва, так как она была единственным свидетелем, который мог его изобличить. А если бы она была жива, он, не задумываясь, убил бы ее. И мы списали бы все на садиста-убийцу Вадима и продолжали бы его искать…
Федор замолчал, глядя в стол. Савелий тоже молчал, не зная, что сказать, не умея найти слова. Ему было плохо; ныло сердце, и в висках бились острые пронзительные пульсы…
– Заданность восприятия – страшная вещь, Савелий, она иррациональна, она мешает правильно оценить очевидные факты. Мы все в плену наших чувств и совершенно не включаем разум, мы разучились думать. Капитан совершенно напрасно называет меня мыслителем, какой там мыслитель! Если бы ты не подтолкнул меня, вспомнив Джекиля и Хайда…
– Ты бы все равно догадался! – воскликнул Савелий. – Ты же сомневался! Ты же до самого последнего момента искал!
– Верно, но я мог опоздать. Максим спокойно уехал бы к другу в Словакию, а девушка умерла…
– Я все-таки не понимаю, зачем ему Тоня? Это садизм? Издевательство? А почему все-таки он не убил Юлию? Почему спрятал?
Федор пожал плечами.
– Понимаешь, Савелий, тут все было как-то не так, с вывертом… Игорек Нгелу-Икеара охотился за Вадимом, ему нужен был дельный фотограф, но тот оказался необязательным и все время ускользал. И не пришел на встречу. А девушки говорили, что он занудный, что он обижался, когда они опаздывали, по десять раз переделывал работу. И коллега Евгении Абрамовой, Марина, тоже говорила о крайней скрупулезности Вадима, все это не вязалось с образом необязательного разгильдяя. Я думаю, Вадим не пришел на встречу с Игорьком, потому что его уже не было в живых. Максим использовал фотостудию, когда брат был в командировках, потому имели место такие долгие паузы между убийствами. Ему нужно было совместить командировку брата и полнолуние. Он тоже перфекционист и, задумав уничтожить брата, скрупулезно выстраивал модель преступления. Нож под подушкой, запертая дверь, что должно было свидетельствовать о психической неуравновешенности Вадима; фотографии «стеклянных куколок» в спальне брата, которые обвиняли его прямо. Он следил за братом, он «вычислил» женщин, с которыми тот общался, и увез их якобы по его просьбе – теперь мы знаем как. Юлия рассказала, что он подошел к ней, приятный молодой человек, такой озабоченный и застенчивый, и сообщил, что его брат, Вадим Устинов, болен и очень просил, если можно, навестить его. Юлия удивилась, но без опаски села к нему в машину. Дальше она ничего не помнит, видимо, он оглушил ее хлороформом или эфиром. Пришла она в себя уже в фотостудии, в чужом платье. Сколько времени продолжались съемки, она не знает, так как все время находилась в полуобморочном состоянии, помнит только сильный белый свет и ослепительные вспышки. А потом вдруг темный подвал и страшная тишина. Бедняга, ей досталось с избытком…
Максим придумал сайт «куколок», рассчитывая, что рано или поздно его увидят родные девушек, и не ошибся.
– Знаешь, Федя, я как-то… я не думаю, что он на это рассчитывал, – сказал, запинаясь, Савелий. – Вероятность… какая же вероятность? Почти никакой, разве что случайность…
Федор задумался; потом кивнул:
– Согласен. Ты прав, Савелий, он на это вовсе не рассчитывал. Я думаю, он прислал бы им по почте картинки, чтобы наверняка. Просто не успел. Максим парень креативный. Даже то, что он «вырубал» своих жертв лекарствами брата, говорит о тщательности подготовки. Имелись, правда, мелкие «недоработки», вроде отсутствия отпечатков пальцев на фотографиях «стеклянных куколок» и на ноже под подушкой, но, как видишь, сильных улик было так много, что никто не потрудился проверить подобные мелочи. Все и так было ясно.
Я думаю, Вадим застал его за «работой» с третьей девушкой, Олесей Ручко, когда вернулся в неурочное время. Случилась драка, и Максим убил брата. Максим не нравился ни мне, ни Коле, а это значит, мы не воспринимали его на уровне подсознания, но подозрений он не вызвал, так как под рукой был такой замечательный подозреваемый, как Вадим, который вписывался в схему как нельзя лучше. История Каина и Авеля повторяется снова и снова, Савелий. Ты спросил, почему он не убил Юлию, нашу четвертую девушку? Не знаю. Возможно, убийство брата было для него потрясением… Не смог больше убивать. Он почему-то не убил ее сразу, но собирался убить, когда начались поиски Вадима, для того и проник в дом.
– Он бы убил ее, если бы не ты…
– Убил бы. – Федор потер затылок и на миг закрыл глаза. – Но не убил, а значит, жизнь продолжается…
– Федечка, тебе плохо? – испугался Савелий. – Тебе надо прилечь! Ты еще слабый!
Федор не сопротивлялся. Савелий привез его домой, заставил лечь; взбил подушки и укрыл пледом…
