Книга: Стеклянные куклы
Назад: Глава 31 Аналитик Федор и Авгур Савелий
Дальше: Глава 33 Ночной рейд

Глава 32
Гость у порога моего…

Тоска на мгновенье хотя бы
Оставить меня не желает.
С бровей прогоню ее, –
Злая,
Шипы свои
В сердце вонзает.
Ли Цин-Чжао
Тоня сидела на диване, закутавшись в шаль; бессмысленно смотрела на экран телевизора. Показывали бесконечный слезливый сериал о любви. Спроси ее, о чем кино, она бы затруднилась с ответом. Голоса, цветное мелькание, музыка – все это отвлекало от тоскливых мыслей и страха, создавало эффект присутствия всех этих людей рядом. Днем Тоня держалась – возилась с малышами, занималась документами, а с наступлением темноты надежда и ожидание сменялись страхом и тоской. Тоня вспоминала детство, маму, маленькую Юлю. Смешную, робкую, с косичками, как она вцепилась в нее, когда две тетки из опеки пытались ее увезти, а она, Тоня, стала кричать! Отца уже не было… А потом дядя Вова, папин начальник, добился опекунства. Ей было тогда семнадцать, Юлечке почти семь. Она помнит, как отвела Юлечку в первый класс, с белыми ленточками в косичках, с большим букетом георгинов. Она работала нянечкой в детском садике и училась в пединституте. Уставала, все бегом, все на ходу. Юлечка хорошо училась, помогала по дому, сама варила картошку и сосиски. Стояла у плиты, считала минуты – пять минут, и сосиска готова. И пельмени.
Всякое бывало. Юлечка была слабенькая, много болела, и Тоня ночами просиживала у ее кроватки, и всякие дурацкие мысли лезли в голову, и она молилась, повторяя «Отче наш, иже еси на небеси…», а дальше уже своими словами обращалась к маме: «Мамочка, родненькая, золотая, спаси Юлечку! Мы тебя помним, мамочка, я показываю Юлечке фотографии, где мы все вместе… Она, совсем маленькая, у тебя на коленях, смеется, обнимает тебя, в голубом платьице, на голове белый бант… Помнишь? А ты, мамочка, в платье с плиссированной юбкой, твоем праздничном, с длинными волосами и сережками-жемчужинками, такая радостная! И папа, молодой, сильный… Мы очень скучаем по тебе… По вам! Помнишь, как мы все ходили в зоопарк? И Юлечка увидела там канадских гусей? Больших, как лебеди, с черными шеями? Она от них не отходила, бросала им булку… Ни медведи, ни обезьянки, ни лисичка, а гуси, помнишь? Юлечка раньше все время спрашивала, где ты, мамочка, когда приедешь, а потом уже не спрашивала… Ей соседка тетя Галя сказала, что ты на небе. Только и спросила, а мы тоже улетим на небо?»
Юлечка болела. Тоня говорила бессвязно, вспоминала всякие смешные случаи, плакала и улыбалась сквозь слезы, старалась не уснуть и время от времени трогала лоб ребенка. Юлечка горела и тяжело дышала… Тоня помнит свои отчаяние и страх… Измученная, она забылась некрепким коротким сном, на несколько минут всего, не больше, а когда очнулась, увидела, что Юлечки в постели нет! Девочка исчезла! Она вскочила, растерянная, перепуганная, не соображая, куда бежать, чувствуя, как подгибаются колени… И тут на пороге спальни появилась маленькая фигурка в ночной рубашке до пят с пледом, волочащимся по полу.
– Юлечка, что ты, родная! – закричала она, бросаясь к малышке, подхватывая ее на руки. – Как ты меня напугала! Зачем плед? Тебе холодно?
– Это тебе, ты замерзла! Я потрогала тебя, а ты холодная…
…Тоня плакала.
Жизнь для нее распалась на две половины: до и после. И все чаще приходит мысль, что… Она изо всех сил отгоняет эту мысль, жмурится, с силой сжимает голову ладонями. Нет! Юлечка вернется! Нужно только верить и ждать! Она обязательно вернется!
Тоня зашла в комнату сестры, включила торшер, на письменном столе передвинула стакан с карандашами, компьютер, стопку тетрадей, фотографию в узорной рамочке – они там с мамой; достала из кармана халатика тряпку, смахнула пыль. Открыла стенной шкаф, провела рукой по одежкам сестры… Она помнит каждое платье, каждую блузку или свитер, они покупали их вместе… Задерживается на синем костюмчике, жакет и коротенькая юбочка, на рукаве болтается ярлычок, Юлечка так и не надела его ни разу.
Тоня поправила подушки на тахте, прижала к себе смешную игрушку, хомячка в красном платьице, подарок того молчаливого и хмурого человека из школы танцев… как его? Вадим, кажется? Странноватый тип, если честно. Девочки подсмеивались над ним, а он деловито разгружал сумки с бутербродами, выбирал место для «стола»… Она потом спросила Юлечку, неужели он тоже танцует? Юлечка засмеялась и сказала, что танцует не очень, но дядька ничего, подарил школе косулю, в смысле, чучело, и она как живая. И Конкорда с ним дружит. Таксидермист… Тоня передернула плечами, ну и профессия! Танцующий таксидермист! Потом, Юлечка говорила, он бросил танцы, и она, Тоня, никогда больше его не видела…
Она стояла на пороге комнаты, скользила взглядом по знакомым с детства предметам, представляла себе, что вот, вернется Юлечка…
Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Она замерла, прислушиваясь, думая, что ей показалось. Звонок повторился. Она посмотрела на часики: половина второго ночи! Юлечка вернулась! Тоня побежала в прихожую, трясущимися руками не сразу отперла замок, повторяя, сейчас, Юлечка, сейчас, родная…
Наконец дверь распахнулась, и Тоня вскрикнула от неожиданности: на пороге стоял Максим, ее недавний знакомый. Опешив, Тоня отступила.
– Можно? – Максим вошел в прихожую и прикрыл за собой дверь. Слабо лязгнул замок. – Тонечка, я вас испугал? Извините, я не хотел! Не прогоните?
Тоня, пятясь, отступала еще на шаг. Максим, улыбаясь, разматывал шарф, стаскивал куртку, сбрасывал сапоги.
– Холодно! И снег идет. А хотите, пойдем погуляем?
– Максим, откуда у вас мой адрес? – выговорила Тоня непослушными губами. Ей вдруг стало страшно.
– Тонечка, я же провожал вас, помните? И подождал во дворе. Вы вошли, а потом в окнах зажегся свет. Тонечка, неужели вы меня боитесь?
– Максим, уже ночь! Давайте встретимся завтра…
– Я знаю! – перебил он, засмеявшись. – Засиделся в Интернете. Вышел подышать, смотрю, а у вас окна светятся. Вы же не спали, Тонечка. Знаете, для меня не существует ни дня, ни ночи. Я работаю в основном дома, иногда всю ночь, а днем сплю. Вы правы, уже поздно. Типичная сова. Вы не сердитесь?
Максим, улыбаясь, смотрел на девушку. Тоня слабо улыбнулась в ответ.
– Мне уйти? – спросил он, заглядывая ей в глаза.
– У вас что-то случилось? – Она не решилась прогнать его.
– Да нет… Ничего нового и постоянное ожидание несчастья. Знаете, так вдруг стало одиноко. Вспомнил наши разговоры, вашу сестричку, моего брата… Вы такой теплый человек, Тонечка, мне хорошо с вами. Не прогоняйте меня! Я сейчас как бездомная собака, знакомые шарахаются, да я и сам от них шарахаюсь. Мне кажется, все знают… Понимаете, как-то сразу стало не о чем говорить с ними…
Тоня кивнула, что понимает, и это было сдачей позиций и принятием его условий. Оба поняли это.
– Может, чайку? – спросил Максим, выдержав паузу, глядя на нее с улыбкой. – Замерз.
Он последовал за ней на кухню, предложил помочь. Стал открывать дверцы буфета в поисках сахара и чая. Со смехом рассказывал, что промахнулся и попал в чужой двор, вошел в подъезд, позвонил в дверь, а потом сообразил, что дом чужой! Думаю, сейчас мне откроют и по рогам! Слетел с лестницы, выскочил из подъезда и только на улице перевел дух.
Тонко засвистел закипевший чайник. Тоня достала чашки. Она молчала, никак не реагируя на рассказ Максима. Ей было тревожно. Максим, такой славный и вежливый прежде, теперь пугал ее. И она, дуреха, сама подставилась! Открыла дверь… ночью! Федор повторял много раз, что нельзя отпирать, не спрашивая. Она взглянула на старинные ходики с кукушкой. Они показывали без десяти два. Перевела взгляд на темное окно…
– Тонечка, что с вами? – спросил Максим. – Мне тоже плохо, я не знаю, где брат, что с ним, я не знаю, что и думать. Скорей бы вся эта история закончилась! Я уеду! Меня друг зовет в Словакию, это маленькая страна, язык похож на наш, все понятно, и платят неплохо. Причем сразу вид на жительство на пять лет. Им нужны специалисты. И я подумал, Тонечка… – Он серьезно смотрел на нее. – Вы не хотите поехать со мной? Нам здесь плохо, после того, что случилось. Ваша сестричка… вряд ли она вернется, вы же сами понимаете. А мой брат, его ищут, но я не уверен, что найдут, и тогда моя жизнь в опасности. Он страшный человек, Тонечка. У него бывают приступы агрессии, он не понимает, что делает. Он искалечил меня в детстве. Я из-за этого одинок. Сейчас мне хочется оказаться как можно дальше отсюда и все забыть. Иногда мне кажется, что он следит за мной, я иду по улице и оглядываюсь. Он звонил мне две недели назад, попросил принести деньги. Назначил встречу и не пришел. Я прождал два часа, принес деньги… Я не могу ему отказать, он ведь мой брат, несмотря ни на что. И мне все равно, в чем его обвиняют. Но он не пришел. Теперь я не знаю, что и думать, и мне страшно, Тонечка. Я боюсь, что он убьет меня. Я каждый день хожу в церковь, ставлю свечки… Я верю, что Бог послал мне вас в утешение. Вы же понимаете, что наша встреча не случайна? В одном месте, в одно время… Скажете, не судьба? Я верю в судьбу, Тонечка! Я верю в свою судьбу! В нашу судьбу! Я знаю, там, – он ткнул рукой в потолок, – есть среди звезд моя звезда, яркая такая звездочка, и она ведет меня. Мы с тобой двое одиноких, которые уже не одиноки, понимаешь? – Он перешел на «ты». – Это неспроста! Я чувствую родство наших душ, меня тянет к тебе… Когда я увидел тебя в церкви, я понял, что ты мой человек! Я искал тебя! Я нашел тебя!
Он говорил горячечно, в уголках подергивающихся губ застыли белые катышки слюны, на скулах малиново рдели точки румянца. Он накрыл ее руку своей. Его рука была ледяной. Тоня выдернула руку…
– Что с тобой, Тонечка? Ты боишься меня? Я думал, мы вместе. Ты еще не знаешь меня, я понимаю, но ты узнаешь меня! Мы уедем вместе! Начнем все сначала, хочешь? Все плохое останется позади… Ты мне веришь?
– Максим, о чем вы? Куда мы поедем? Я не хочу уезжать! Здесь мой дом, сюда вернется Юлечка…
– Твоя сестра не вернется! Как ты не понимаешь, ее больше нет! Подумай сама, прошло столько времени…
– Замолчите! Я не хочу вас слушать! – Тоня закрыла уши ладонями. – Уходите!
– Ты же сама не веришь, что она вернется! Ты просто не хочешь себе признаться. Люди пропадают все время, это трагедия, я понимаю, но нужно переступить и идти дальше. У тебя своя жизнь, и она продолжается. Теперь ты не одна, я никогда тебя не оставлю. Тогда, в церкви, мы зажгли свечи, это было как венчание, неужели ты не понимаешь? Мы связаны таинством, Тонечка! Дай руку! – Он потянулся к ней, Тоня вскочила.
Максим обогнул стол, схватил ее за руку. Тоня попыталась вырваться, но Максим не отпустил. Он притянул ее к себе, она уперлась локтями ему в грудь.
Максим смеялся, поддразнивая ее, приговаривал:
– Ну-ну, не вырвешься!
Тоня, охваченная ужасом, пыталась освободиться. Максим вдруг разжал руки, и Тоня отлетела от него, едва не упав.
– Тонечка, не нужно бояться, я с тобой. Сядь, я хочу тебе что-то сказать. Сядь! – повторил он.
Тоня опустилась на табурет.
– Тонечка, я должен тебе признаться, мой брат – Вадим Устинов, его обвиняют в убийствах девушек. Я ничего не знал, богом клянусь! Помнишь, в Посадовке нашли двух женщин, весь город до сих пор гудит. Я присутствовал, потому что Вадима не нашли, а я хозяин, у нас дом на двоих. И меня допрашивали, называли имена… имя твоей сестры, Юлии Бережной, тоже. Понимаешь, Тонечка, ее больше нет! Она была там, в яме!
Он больше не улыбался, лицо его перекосила мучительная гримаса, последние слова он выкрикнул. Тоня в ужасе смотрела ему в лицо, не понимая, не желая понимать и принимать…
– Я ни в чем не виноват! – Максим кричал, голос его был резок и тонок, как у раненого животного. – Мы даже не близки с ним, он страшный человек! Он бил меня в детстве! Он искалечил меня… Этих женщин, их было много, очень много! Ему нравится убивать! Картинки в Интернете – его работа. Он убивал и фотографировал… Он их ненавидел! Он надевал на них платья из сказок… Золушки, Красной Шапочки… ненастоящих! Прекрасных и удивительных, создавал их заново… послушных… Неживых!
Тоня пристально вглядывалась в лицо Максима, в его шевелящиеся губы, с комочками слюны, выбрасывающие ей в лицо страшные слова. Она машинально вытирала ладонью щеку, с трудом понимая, что он говорит; в ней нарастал ужас, от которого меркло в глазах. Сознание выхватывало отдельные страшные слова: «неживых», «убивал», «ненавидел»
– Он делал из них кукол, запирал внизу, они плакали… Понимаешь? Кукол! Неживых! Он мстил! – Речь его становилась все более бессвязной, он кричал, ненавидя и обличая брата. – Он убогий, жестокий, они боялись… Над ним смеялись! Он мстил! Я ничего не знал! Прости меня, Тонечка, я виноват… Мы должны быть вместе! Да! Да! Да! Ты должна мне верить… верить… Мы теперь связаны… Мой брат и твоя сестра связали нас, так решила судьба! Твоя сестра и мой брат… ничего уже нельзя изменить! Не прогоняй меня! Ты все, что у меня есть! Мы ее никогда не забудем, мы будем приносить ей цветы… Тонечка!
Он вдруг повалился на пол, обнял ее колени, прижался к ним лицом и разрыдался.
Тоня, оттолкнув его, оперлась руками о стол, пытаясь удержаться на ногах. Покачнулась, чувствуя, как предметы вокруг рванулись навстречу, и, теряя сознание, ударившись лицом о край стола, стала проваливаться в черную дыру…
Назад: Глава 31 Аналитик Федор и Авгур Савелий
Дальше: Глава 33 Ночной рейд