Глава 30
Финальные аккорды
Тоня Бережная открыла дверь, снова не спросив кто. При виде Федора она вспыхнула, в глазах промелькнул страх.
– Тонечка, примете нежданного гостя? Был в вашем районе, решил забежать. Холодно сегодня! Это вам! – Он протянул девушке несколько блеклых парниковых цветков в целлофане и торбу с вишневым пирогом – тортов в гастрономе не оказалось.
– Да, да, конечно! Заходите, Федор! – Она тревожно вглядывалась в его лицо, прижимая к груди букет и торбу.
Федор снял шляпу, пристроил ее на вешалке, размотал бесконечный шарф, снял плащ.
Он уселся, как и в прошлый раз, на диване, девушка примостилась на кончике кресла напротив; цветы и пирог она все еще прижимала к груди, не догадавшись положить на журнальный столик. Она смотрела на него, словно приготовилась к худшему.
– Тонечка, еще ничего не известно, – взмолился Федор. – Честное слово! Я нагрянул просто так, без всякого повода. Пролетал мимо… Может, чайку? Хотел принести торт, но в вашем гастрономе торты закончились, и девушка сказала, что пирог свежий и даже лучше торта, пахнет хорошо, и я подумал, что если выпрошу у вас чаю… – Он натужно придумывал, что сказать, лишь бы не молчать, мельком взглядывая на печальное и тревожное лицо Тони. – Тонечка, мы ищем, честное слово! Хотите, я помогу приготовить чай… или кофе. Я спец по кофе, без ложной скромности.
– Да! Извините! – Она вскочила растерянно, сунула ему цветы и торбу и исчезла.
Федор достал из серванта вазу, развернул целлофан – сразу запахло травой. Он опустил цветы в вазу; взял торбу с пирогом и пошел на поиски кухни.
Тоня стояла спиной к двери и плакала. Федор видел ее узкую спину, светлые завитки на шее. Он подошел, дотронулся до плеча и пробормотал:
– Тонечка, пожалуйста… – И запнулся. Что «пожалуйста»? Рассказать, что не сегодня завтра они найдут ее сестру? Труп сестры. Уж лучше неизвестность. Тогда хоть остается надежда… Или хуже. Ни оплакать, ни похоронить по-человечески.
– Извините, Федя. – Тоня вытерла слезы. – Я когда увидела вас, вдруг подумала, что вы узнали что-то… Извините. Не обращайте внимания, я совсем расклеилась в последнее время. Иногда теряю надежду, ругаю себя, но ничего не могу поделать.
– Тонечка, не нужно терять надежды, – сказал Федор. Он был противен самому себе, перед ним стояла плачущая девушка, а он ничем не мог ее утешить. Он привлек ее к себе, обнял. Они стояли, обнявшись, и это было само по себе утешением. И утешением, и соболезнованием, и сочувствием. Не было подходящих слов, но тепло рук и тел действовало так же сильно.
– Спасибо, Федя. – Тоня отодвинулась, не глядя на Федора; поправила волосы. – Чай? Кофе? – спросила, слабо улыбнувшись.
– Кофе. С пирогом! Можно, я сам сварю? Или у вас не дай бог растворимый?
– Не растворимый. – Она снова улыбнулась, и Федор обрадовался, что хоть как-то отвлек ее. Он не предполагал, что получится так натужно и печально, он представлял себе, как они дружески болтают ни о чем, пьют что-нибудь, а потом он невзначай спрашивает ее о новом знакомом.
– Варите! Вон кофейник. А я себе чай с жасмином. – Она достала из буфета большую плоскую тарелку, вытащила из коробки пирог. – Какой красавец!
– А если мы его подогреем? – предложил Федор. – Как будто только из духовки. Между прочим, я пью кофе из большой чашки. А еще лучше из керамической кружки или вазы, но не больше литра. Как говорила героиня одного английского автора, леди, между прочим: «Нет, нет, мальчики, три стаканчика виски мой предел!» Так и я, не больше литра.
– Спасибо, Федор, – сказала она невпопад. – Есть! Вот! – Она протянула ему здоровенную керамическую кружку.
– Супер! – обрадовался Федор. – То, что надо.
Он пил кофе, Тоня – жасминовый чай. Подогретый в микроволновке вишневый пирог слегка растекся, но запах был сумасшедший.
– Я видел вас в парке… в субботу, – соврал Федор, приступая наконец к делу.
– Я была в церкви. Я все время туда хожу. Поставлю свечку, потом сижу на скамейке напротив, смотрю. Там особая аура, что-то входит в душу, покой, надежда…
– Вы были с молодым человеком, кажется.
– Да! Это Максим, я с ним познакомилась в церкви. Славный парень. Очень переживает за брата…
– А что с ним?
– Его обвиняют в преступлении, но Максим считает, что брат ни в чем не виноват.
– Он арестован?
– Нет, его не могут найти. Максима все время вызывают на допрос, спрашивают, где брат. Он подозревает, что за ним следят. А он правда не знает, где брат, они не очень близки. Мы пили кофе, кафешка в парке была еще открыта. Они закрываются на зиму. – Она вздохнула. – Скоро Новый год, мы его всегда… вместе с Юлечкой…
Федору показалось, что сейчас она снова расплачется, но Тоня удержалась.
Печальным был этот вечер. Федор из шкуры лез, чтобы развеселить Тоню, понимая в то же время, что вряд ли ему это удастся. Через час он поднялся. Кофе был выпит, и пирог наполовину съеден.
– Приходите, Федор, я всегда вам рада, – сказала Тоня, и Федор неловко клюнул ее в щечку…
Он выскочил из подъезда, постоял на крыльце, переводя дух. К вечеру похолодало, поднялся ветер, и с неба посыпалась мелкая жесткая крупа – казалось, туча саранчи трется крылышками и на лету ударяет в лицо, заставляя жмуриться. Сунув одну руку в карман плаща – знаменитого белого плаща до пят, на меховой подстежке, из-за которого капитан Астахов называл его пижоном, – а другой придерживая широкополую шляпу, уворачиваясь от ветра, Федор танцевал по краю тротуара, выскакивая на проезжую часть при виде зеленого огонька такси. Но машины пролетали мимо, не обращая внимания на его призывную руку, и Федор, чертыхаясь, спешил дальше. С чувством корабля, заходящего в родную гавань, он влетел в свой двор. Около подъезда подпрыгивала и громко делилась впечатлениями небольшая группа молодых людей. До Федора отчетливо долетели слова: «фиговая погода», «отстой», «муйня» и разные другие. Ему также показалось, что он явственно услышал слова «философ, блин!». С удивлением узнал он в молодых людях собственных студентов.
– Федор Андреевич! – закричал один из них, Леня Лаптев, завидев Федора. – А мы пришли вас проведать! А вы не открываете! И телефончик отключен. Мы уже думали звонить ментам, а вдруг вы… это… ну типа…
– Сплел лапти? – подсказал Федор.
– Ага, типа. Так вы уже здоровы?
– Был здоров… – неопределенно ответил Федор, лихорадочно вспоминая, что есть у него из еды. – Давно ждете?
– Не очень! Ну и холодюга! Мы два раза за кофе бегали в ваш гастроном!
– Прошу! – Федор распахнул дверь, пропуская молодняк.
Толпа ввалилась в маленькую прихожую; гости потирали руки и уши, раздевались, топали, сбрасывая ботинки, пихались и гомонили. Так же гомоня и пихаясь, ввалились в единственную комнату Федора, служившую ему гостиной и спальней. Уселись на диване, огляделись, выжидательно уставились на хозяина. Леня, как летописец и биограф Федора, откашлялся и спросил:
– Федор Андреевич, два вопроса. Первый: убийцу из Посадовки уже поймали или еще нет? И второй: вы принимаете участие?
Федору удалось скрыть замешательство, он подумал и сказал:
– Пока нет. Работаем.
Так обычно отвечал капитан Астахов. Если ребята пытались захватить Федора врасплох, то они здорово промахнулись – его голыми руками не возьмешь. Это было вроде игры – постоянная драка: они задают каверзные вопросы, он отвечает, вернее, отбивается. На их стороне нахальство и любопытство, на его – логика, эрудиция и чувство юмора. Иногда их вопросы ставят Федора в тупик, тогда ответы ищут вместе.
Студиозусы переглянулись.
– А что с вами случилось? Ранили? – спросила Соня Коротич, маленькая серенькая мышка с мозгами компьютера. – Значит, вы все-таки принимаете участие в расследовании?
– В меру моих скромных возможностей, – сказал Федор.
– Это убийца вас приложил? – спросил Леня Лаптев, который всегда говорил, что думал, причем не заморачивался насчет лексики.
Они смотрели на него во все глаза.
Федор кивнул и потрогал затылок.
– А вы что?
– Он сидел в засаде и напал первым.
– А кто он вообще такой?
– Мы не знаем. То есть мы знаем, как его зовут, а вот почему он убивает, неизвестно. Знаете, что такое психологический портрет преступника?
– Ну… это попытка вычислить преступника по доступной информации, например, по свидетельствам очевидцев, уликам, даже по способу убийства, по тому, на чем он приехал, каким образом влез в квартиру, как вскрыл сейф, даже по запаху табака… в смысле, если он курит. Есть всякие картотеки с особенностями преступников, – сказал Леня Лаптев. – Сейчас это легко, все в компе.
– Почему это работает?
– Потому что поступки человека, как правило, логичны и предсказуемы, и можно попытаться вычислить мотив, а потом выйти на преступника, – сказала Соня. – Это если очень коротко. Вообще, работа детектива, как я себе это представляю, не что иное, как сбор информации, тут важны самые мелкие детали, умение анализировать и поставить себя на место преступника…
– А это правда, что всегда замешаны родственники? – спросила Таня, некрасивая девушка в очках.
– Всякое бывает, – сказал Федор. – Бывает и родственники замешаны. Мы сейчас говорим о преступлениях с заранее обдуманным намерением, а не случайных, так?
– Раньше было легче, ищи, кому выгодно, и привет. А сейчас полно психов. И немотивированная агрессия.
– Значит, поведенческий анализ как метод розыска преступника не всегда эффективен? – спросил Федор.
– Он эффективен, но недостаточен и не только, – сказала Соня, подумав. – Нужен мотив и бэкграунд преступника.
– А что еще?
– Хорошо бы физические улики!
– Трамвайный билет!
– Визитка!
– Записная книжка!
Радостное ржание.
– Окурок, чтобы определить ДНК.
– Пропустить всех подозреваемых через полиграф!
– Экономический мотив самый легкий, в смысле, ясно, зачем он это сделал. Бабло! Грабеж или наследство. Кви продест, как говорят.
– Еще шантаж! Никогда не нужно платить шантажисту…
– …потому что не отцепится. Надо сразу гасить в торец!
– Еще из-за любви, – сказала Таня, вспыхнув.
– Ага, разбежалась! Неактуально! Прошлый век!
– А если человек с психическими отклонениями? И поведенческие закономерности не работают? – спросил Федор. – А мотив лежит на поверхности – допустим, убийство ради убийства. Или убийство как месть за собственную несостоятельность. И психологический портрет в наличии: болезнь, одиночество, непонимание окружающих…
– Волосатые руки няни и велосипед без колес! – брякнул Данилка, двухметровый недоросль.
Дружное ржание.
– Федор Андреевич, вы сказали, что имя убийцы известно, так в чем проблема? Улик не хватает? Нельзя доказать?
– Убийца скрывается, друзья. Как по-вашему, может ли психологический портрет подсказать, где его искать?
Пауза.
– В смысле, где прячется одинокий, непонятый и отвергнутый?
– Да, где может прятаться одинокий, непонятый и отвергнутый?
Пауза.
– В лесу!
– Уехал из города.
– Ага, уехал, как же! Везде засады! Да, Федор Андреевич?
– У любимой женщины!
– Какая женщина? Нет у него женщины, тебе же сказано!
– У родных! Я бы попрессовал родичей.
– И друзей!
– Друзей нет. Есть брат, но они не близки. Никого нет.
Они переглянулись.
– А он еще жив? – спросил Леня Лаптев. – Может, он и себя… типа порешил? Раз деваться некуда. Если он весь из себя такой одинокий, несчастный и депрессивный. Убил, понял, что наделал, испугался и сам себя приговорил.
– А где тогда тело?
– А где можно спрятать тело?
– Среди тел!
– Ты думаешь, он сам себя убил и спрятал?
– Его могла убить жертва! – сказал Данилка.
Соня закатила глаза. Федор иногда спрашивал себя, что Данилка делает на факультете философии…
– И где же она тогда? Удрала?
– А чего, не могла удрать? Убила и удрала! Запросто!
– А труп? И где она теперь, интересно? В смысле, жертва!
– Мало убить, надо еще избавиться от трупа, – назидательно сказал Леня.
– Все-то вы знаете, – сказал Федор. – Предлагаю тему для реферата: «Философия преступления». Согласны?
– А чего писать-то? – спросил Данилка.
– Объяснить, почему преступник совершает преступления, – сказала Соня.
Они вздрогнули и притихли, когда раздался звонок в дверь. Федор поднялся и, теряясь в догадках, пошел встречать нового гостя. К его удивлению, это был Савелий с сумками.
– Федя, твой телефон не работает! – выдохнул Савелий с порога. – Я так беспокоился! Что случилось? Тебе было плохо?
– Мне нормально, Савелий. Забыл включить, извини, старик. Я собирался тебе позвонить…
– Ты не один?
– Ребята зашли проведать. Это продукты? Молодец! У меня в холодильнике шаром покати, а они с морозу. Сейчас кормить будем.
На стол накрывали «всем пляжем», как сказал Леня. И с удовольствием наворачивали бутерброды, помидоры, блины, бананы, потом долго пили кофе, убирали со стола, прощались в прихожей. Потом с криками скатились вниз по лестнице, хлопнула входная дверь и настала тишина. Федор и Савелий остались одни.
– Мне тоже пора, – сказал Савелий. – Поздно. Ну и горластые они у тебя, до сих пор в ушах звенит. И грамотные.
– Они такие. Не спеши, Савелий, нужно поговорить. Я был у Тони Бережной, хотел узнать про Максима…