Конюхи отбросили с черной кареты темные покрывала. На лакированном дереве и гербе Батори на двери – красных волчьих зубах – блестела изморозь.

Эрно Ковач велел Алойзу и конюхам вынести сундуки графини из замка. Стражники настороженно наблюдали за их работой, следя, чтобы кто-нибудь не запустил свои ловкие пальцы в сокровища госпожи.

– Ну, что, пора запрягать? – спросил Алойз.

– Нет еще. Держи лошадей наготове, – сказал Ковач.

– Как жаль, что графиня встретит Новый год в дороге, – посетовал Алойз. – Я слышал, это дурная примета.

Ковач тут же отвесил ему затрещину.

– Заткни свою невежественную пасть, – сказал он и отвернулся, а Алойз посмотрел на напряженные лица других стражников.

Самый юный из мальчишек-конюхов, Халек, принес, прижимая к груди, берестяной ларец и посмотрел на шишковатые глаза на белой коре. Они уставились на него, не мигая.

Нога мальчика скользнула по инею на каменном полу.

– Нет! – закричал мальчик, выронив свой груз.

Из ларца высыпалось содержимое, и по камням зазвенел металл.

Белый жеребец встал на дыбы в своем стойле, рассекая воздух передними копытами.

Алойз с ужасом уставился на рассыпавшиеся по полу предметы.

В свете факелов сверкнули клинки острых ножей. По каменным плитам рассыпались иглы толщиной с мизинец. Ножницы с засохшей на лезвиях кровью. Почерневшие от углей щипцы разинули свою пасть.

– Что все это значит?! – послышался чей-то голос.

Алойз узнал повара из барака, который, как и конюхи, в ужасе выпучил глаза.

– Значит, она берет в дорогу эти инструменты? Что за страшные дела она творит!

– Молчать! – обернувшись, оборвал его Ковач. – Если вам дорога жизнь, забудьте, что видели! Все вы!

– Безумно требовать от нас такое! – сказал повар, плюнув на холодные грязные камни. – До сих пор я был глух ко всяким слухам, но теперь воочию увидел само зло, рассыпанное у моих ног!