Пролог

В первые минуты повитуха Агота не заметила ничего необычного. Ее покрытые лиловыми венами руки бережно держали скользкую головку новорожденного. Когда глазки малыша открылись и заморгали в тусклом свете свечи, старуха улыбнулась ему.

– Конечно, мадьяр, – проговорила она, любуясь его глазками.

Мать застонала, ее тазовые мышцы все еще сокращались.

– Глазки у него будут зеленые, как у деда, – продолжала старая повитуха, восхищенно качая головой.

Нынче вечером Шарварский замок будет ликовать – а как же: наконец-то у шталмейстера родился сын!

Но, уже собравшись перерезать пуповину, женщина вскрикнула, вскинув к лицу руки, все еще мокрые от теплой крови. Мать приподнялась, пот заливал ей глаза.

– Что-то не так? – простонала она. – Говори же, Агота!

Старуха покачала головой. Через секунду младенец заплакал – его крошечные легкие заработали, выдав вполне здоровый крик.

Мать протянула руки, прося дать ей ее чадо.

Бросив осенять себя крестным знамением, повитуха сморщенными пальцами запеленала малыша в чистую льняную пеленку и передала матери. Тот сразу же замолк и уставился в материнские глаза.

– Посмотрите, госпожа! – Сморщенным розовым пальцем Агота раздвинула крошечные губки младенца; тот недовольно пискнул.

И мать поняла, что так встревожило повитуху: за губами скрывался полный набор прекрасно сформированных белых зубиков.

– Это талтош, – прошипела старуха. – Один из древних!

Она разжала крепко сжатый правый кулачок младенца, и в маленькой комнатке, до сих пор наполненной запахом пота и родов, раздался ее облегченный вздох.

– Слава богу, только пять пальчиков!

Мать нежно разжала левый кулачок младенца и, обнаружив шестой палец, воскликнула:

– Это знак! Что мне делать? Что с ним будет?

Пламя свечи заколыхалось от прокравшегося под дверью сквозняка. В толстое свинцовое стекло барабанил дождь.

– Никому не показывайте вашего ребенка, – сказала Агота. – Если Габсбурги прознают, они вышибут ему мозги.

Раздался стук в дверь. Повитуха и роженица переглянулись.

– Прогони его! – шепнула мать. – Не впускай сюда никого.

Повитуха кивнула и слегка приоткрыла дверь. Там стоял один из конюхов, молодой парень. Он снял шапку; в его темных волосах виднелись солома и овсяная мякина.

– Господин шталмейстер желает видеть своего… простите, это сын или дочка?

Агота замялась и, прежде чем ответить, облизала языком потрескавшиеся губы.

– Скажи господину, что он может гордиться здоровым мальчиком. Но госпожа еще слаба и просит навестить ее позже, когда она будет в состоянии принять его.

Дверь тихо затворилась, и повитуха подождала, прислушиваясь к удаляющимся шагам. А потом тихонько задвинула засов.

Мать прижала ребенка к груди.

– Никто не узнает этой тайны, кроме моего мужа, – проговорила она. – Поклянись мне, что не расскажешь никому и унесешь эту тайну с собой в могилу!

– Клянусь всеми святыми, госпожа, – прошептала старуха. – Талтош – это неземная сила. Будь я проклята, если причиню какой-либо вред этому младенцу, ибо он наделен благословенной магией.

Молодая мать откинула назад свои мокрые от пота волосы и задумалась.

– Притворюсь больной и скажу, что ребенок тоже нездоров. Никому не позволю приходить ко мне.

– Все равно пойдут разговоры, госпожа. Вам надо уехать из этого королевства. Куда-нибудь подальше, – сказала повитуха. – А шестой пальчик я отрежу, сегодня же.

– Бедное дитя!

– Послушайте, госпожа. Церковь или король все равно разыщут его. Да и сами Батори могут его опасаться. Госпожа Эржебет, вышедшая замуж за господина Ференца, – она очень странная женщина.

– Что ты хочешь сказать?

Лицо старухи перекосилось.

– Она ведет себя жестоко… – Агота оглянулась и прошептала: – В ней больше трансильванского, чем венгерского. Эчедские Батори предадут этого ребенка смерти, потому что боятся могущества настоящего венгерского талтоша.

– Но он же невинен!

Малыш прильнул к материнской груди, тихонько посасывая ее. Она чувствовала только нежное чмоканье губ новорожденного, похожее на журчание ручья, и крохотные зубки – будто каменистое дно в волне сладких поцелуев.

– Вам нужно покинуть Шарвар и не возвращаться, пока ребенку не исполнится пять лет. В этом возрасте у нормальных детей вырастают все зубы.

– А палец? Ведь останется шрам…

– Скажете, что ручка попала под колодезную веревку. Или что малыш напоролся на кухонный нож, когда пытался взять со стола морковку.

– Столько лжи!

– Вы должны защитить сына.

Мать кивнула, но лицо ее исказилось страданием.

– Следите за знаками, – сказала повитуха. – Он будет видеть то, что нам, простым смертным, видеть не дано. Талтоши способны понимать сны, они живут между миром живых и миром духов. И умеют общаться с животными, особенно с лошадьми.

Молодая мать закрыла глаза.

– Хотя бы за это его отец будет ему благодарен.