Время пошло
Сегодня утром Полковник уже встречался с Литвиновым. Как и было условлено, прямо с аэродрома, после проводов группы, он прибыл на Старую площадь. Разговор получился неконкретным. Сергей Сергеевич знал лишь, что американцы вышли на переговоры и они идут на таком высоком уровне, на котором даже он, член ЦК, не имеет права сказать свое слово. Однако задачу, поставленную перед Полковником, пока никто не отменял, и потому группа во Вьетнаме должна действовать согласно разработанным планам.
Это было главное для Полковника. Чем там закончатся переговоры и политические игры – дело третье, не его компетенции. Дадут команду отбой – что ж, будет отбой, это тоже предусмотрено, и группа вернется. На том расстались, а через пару часов Литвинов позвонил и сказал: переговоры заканчиваются ничем, так что вам – зеленый свет.
Еще через два часа Полковнику пришла новая шифрограмма:
«Группа Кана погибла, связи Пятым не имею. Макс».
Чуть позже поступила весточка и от самого Пятого: погиб Семин, повреждена рация, группа приступила к выполнению задания.
С такими новостями Полковник приехал к Литвинову.
Литвинов нормальный мужик, однако… Не то чтоб трусоват, но страх в нем живет, это видно. Ему надо докладывать наверх, а ничего положительного доложить пока и нечего. Он соединяет пальцы замком, трещит суставами, выслушав Полковника, долго молчит, потом говорит расстроенно:
– Ну как же вы могли потерять бойца…
– Это война, – коротко отвечает Полковник.
– Это не наша война! Нас там нет и быть не может! – Теперь он говорит сурово, отрывисто. – Вы это знаете не хуже меня! Мало того что летчика захватили, так теперь…
Звонит телефон, Литвинов берет трубку, кричит раздраженно:
– Лариса Ивановна, я прошу ни с кем не соединять! – Но тут голос его меняется, он зачем-то поправляет галстук. – Простите, мы тут как раз… Но это все же война… Понимаю… Понимаю… Да, он у меня… Самые лучшие офицеры. Буду докладывать.
Литвинов осторожно кладет трубку, поясняет:
– Ваше начальство с моим начальством уже обменялось информацией. А с нас требуют результаты.
Он закуривает, протягивает пачку сигарет Полковнику, но тот качает головой:
– Бросил три года назад. Чаю, если можно. У вас заварка хорошая.
Литвинов нажимает кнопку, связывается с секретаршей:
– Лариса Ивановна, чай и кофе. – Потом уже обращается к Полковнику: – Давайте говорить так, как оно есть. Операция на грани срыва, да? И человек погиб, и рации ведь нет?
– В гибели бойца моя вина. Он еще не был готов… Замена ему есть. Мы этого парня держали на примете, не случайно он во Вьетнам и полетел. Рация… Там у меня Кулибин. Молюсь на него.
– Давай помолимся, если ничего больше не остается. А вот про вину свою молчи, у нас ведь только и ждут, чтоб виноватого найти. О другом речь. Американцы опять вышли на связь. Шум, говорят, не поднимем, если только…
Он замолчал, потому что вошла секретарша, поставила в высоком подстаканнике чай, чашку с черным кофе, вазочку с медом, сушки. Спросила:
– Ни с кем не соединять?
– Ни с кем. Ну если только… – и Литвинов показал пальцем на потолок.
– Понятно.
Она вышла, и он продолжил прерванный разговор:
– В общем, янки такие условия ставят, что никак на них согласиться нельзя. Отвели на обдумывание ситуации жесткое время, и в него нам с вами надо вложиться.
– И что это за время?
– Сорок восемь часов. – Литвинов взглянул на часы. – Сорок семь уже.
– Без минут?
Литвинов не сразу понял собеседника, потом пожал плечами:
– Ну, если угодно, то и еще одиннадцать минут.
– Так и запишем: сорок семь часов одиннадцать минут.
