Глава 4
После школы меня уже ждали.
Это было естественно и легко прогнозировалось. Вот если бы не ждали — было бы странно. А так — группка человек шести-семи во главе с «джинсовым» демонстративно отиралась возле школьного забора, поплевывая и грозно потирая руки. Пионерские галстуки сняли. Мелочь, а приятно. Не хотят позорить символ борьбы за дело коммунистической партии.
Собственно, по всем законам школьного социума, бить меня никто не собирался.
В школе кроме центрального, было еще два выхода — у спортзала и через столовую. Подразумевалось, что заметив грозную демонстрацию силы, чмошный первоклашка струсит и рванет в обход. Тогда дело можно считать закрытым. Ну, будут слегка попинывать при встрече в дальнейшем, но это — сам виноват.
Вот только меня такой расклад ни в коей мере не устраивал.
Пора ломать традиции.
Я вышел через парадный вход и ровным шагом направился к открытым воротам.
— Эй, малой! Сюда иди…
Ничего не меняется в этой жизни! Хоть в будущем, хоть в прошлом. А менять надо, господа. Я остановился перед «джинсовым» держась руками за лямки знакомого ему ранца.
— Иди сюда!
Надо же, слова переставил!
Стою.
Он схватил меня левой рукой за плечо и потащил за угол школы. Соратники потянулись за ним, всеми силами изображая «хулиганистую» походку: воровато оглядываясь и не прекращая сплевывать.
Молча тащить меня «джинсовому» показалось не так эффектно, поэтому по пути он стал нагонять жути: «Ну, сейчас… Ну, все… Сейчас все…»
Что-то совсем плохо у парня с лексиконом.
Он затащил меня за угол здания и прижал к кирпичной стенке левой рукой. Правую сжал в кулак и поднес к своему правому уху.
Как лук натягивал.
— Ты что, шкет, совсем ох… л?
С козырей зашел.
Ошибка! Самое правильное для него было бы молча надавать мне по ушам, развернуться и гордо уйти с чувством выполненного долга. А так — начинается вербальный контакт. А здесь мускульная сила не имеет столь определяющего значения.
Ну, что дальше?
Пока молчу и смотрю ему прямо в глаза. Для приматов — это угроза.
В глазах у злодея мелькает легкая неуверенность. Что-то неправильно. По идее, я должен разныться от страшного матерного слова, закрыть лицо руками, просить пощады и так далее. При этом раскладе получаю по шее, пинком под зад — и все, дело можно сдавать в архив.
Однако программа начинает давать легкие незапланированные сбои.
— Ты что, — экзекутор решил несколько поменять текстовку, — в репу хочешь?
Тоже козырь, но уже помельче.
Я замечаю в «группе поддержки» прыщавого верзилу, который неумело пытается подкурить мятую беломорину. Указываю на него левой рукой.
— Чего? — «джинсовый» недоуменно озирается.
— Пусть он скажет, — теперь я смотрю в глаза прыщавому.
Тот неожиданно кашляет, подавившись дымом.
— Чего скажет?
— Пусть он скажет, — стараюсь говорить внятно, хотя собственный адреналин все же меня потряхивает, — пусть скажет, был расчет или нет.
— Какой расчет? Чего ты лепишь?
— Я тебя спрашивал у спортзала: «В расчете?». Ты сказал: «В расчете» и мы пожали руки. Пусть он скажет, был расчет или нет.
А вот тут уже все сложно!
Мальчишек хлебом не корми — дай поиграть в правила, понятия, законы. И не суть, что законы, порой, придумываются тут же, на месте. Всегда солиднее выглядит, когда ты с многозначительным видом изображаешь компетентность в этих вопросах.
Упорствую:
— Расчет был или нет?
— Был расчет, — бурчит наконец-то прыщавый.
— Руку убрал.
От моей наглости у «джинсового» округляются глаза:
— Ты ч-чего борзеешь?
— Раз кент ботает за расчет, не в мазу поцем кипешивать, — я рывком освобождаюсь от захвата, — Западло гнусом по жиле штырить.
Если честно, этот набор белиберды, похожий на блатной жаргон, я придумал заранее, просчитывая планируемое развитие хода событий. Даже стишок один вспомнил, который одно время метался по Интернету.
— Опа-опа, — делает «охотничью стойку» парень, приятными чертами лица, напоминающий девчонку, — Это что, по фене? Что значит?
Здесь они тоже — липнут как мухи на мед! Вот откуда у них такая тяга к блатной романтике? Исторические корни каторжных предков?
— Раз расчет был, конфликт исчерпан, — перевожу я, — негоже правила нарушать, господа хорошие!
— Завально! А еще скажи что-нибудь.
«Джинсовый» уже оттерт в сторону, причина толковища забыта. У мальчишек горят глаза как перед новой игрушкой.
— Да, пожалуйста:
Летит малява беспонтово,
Мотор порожняком гичкует,
На стрелку нам в натуре снова,
Но Бог не фраер — он банкует.
— А это чего значит? — ревниво бурчит «джинсовый», пытаясь набрать потерянные очки.
— А это значит:
Летит письмо — не жду ответа,
И сердце попусту страдает.
Свиданье нам… возможно ль это?
Господь — владыка. Он решает.
Радостно ржут.
— Слышь, малой, а тебя как звать-то?…
Я поздравил себя с приобретением новых знакомых. Ведь неплохие в целом парни.
Пионеры…
