Эврилох прислушался к стуку молотков и кирок. Даже сквозь закрытые окна в конце коридора слышался шум. Палачи старались.

Он открыл красную дверь, за которой находилась комната. Всего пару часов назад он считал ее потрясающей. Теперь же она казалась до смешного маленькой.

Штурман подошел к окну и закрыл ставни. Его комната находилась на первом этаже. Отсюда не было видно резервуара с водой. Вид на нее загораживала стена из голого кирпича, с которой осыпался раствор.

Теперь все это осталось в прошлом! Коля ушел. Перед этим он держал патетическую речь перед ребятами о том, что он должен сражаться на Куше, чтобы защитить маленькую империю публичных домов, и вернется осенью. Затем он объявил, что до того момента командовать будет Эврилох. Штурман все еще не верил своему счастью. Но он понимал, что, чтобы закрепить успех, должен сделать кое-что прямо сейчас.

Он зажег масляную лампу, сел на постель и прислушался. Даже сквозь стены слышался стук кирок. Эврилох закрыл глаза. Выровнял дыхание. Где-то в комнате жужжала пчела. Затем воцарилась тишина. Ничто не выдавало его тайны.

Он поглядел на стоящий у окна большой сундук. Он был закрыт на тяжелую щеколду. Края оббиты поцарапанной бронзой. Он сопровождал его уже так много лет.

Опустившись на колени перед ним, он обнажил кинжал и положил его на пол рядом с сундуком, затем отодвинул щеколду. На него, не мигая, смотрели два черных глаза. В сундуке лежал полный мужчина с редкими волосами и усиками над верхней губой. На щеках росла щетина. На лбу поблескивали капли пота. Левая рука обмотана пропитанной кровью тряпкой. Его небесно-голубая туника разрезана на груди. Кожа под ней была белой, словно брюхо рыбы.

— Ты опаздываешь, — проворчал Леон таким тоном, как будто командовал здесь.

Эврилох схватил лежавший рядом с сундуком кинжал. Никогда ему этот парень не нравился. Причина, по которой он притащил его сюда после битвы, была проста — он рассчитывал получить за Леона немалый выкуп. Труриец пообещал ему, что наполнит сундук, в котором лежал, серебром.

— Думаю, наша сделка… исчерпала себя.

Леон хотел сесть, но Эврилох схватил его за горло и снова втиснул в сундук. Поднял кинжал, готовый нанести удар.

— У меня есть еще серебро… — прохрипел Леон. Мотая головой из стороны в сторону, он пытался высвободиться из крепкой хватки.

— Не нужно мне больше твое серебро, — он опустил кинжал, острие которого теперь покачивалось не далее чем в двух дюймах от глаза Леона. — Поскольку настроение у меня хорошее, я дам тебе возможность сказать последнее слово, чтобы попрощаться. Всего одно слово! Если сумеешь вызвать у меня интерес, то, может быть, проживешь еще немного.

Труриец перестал бороться с его хваткой. Просто лежал и смотрел на него. Этот взгляд раздражал Эврилоха. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Теперь он отчетливо видел, насколько глупой была идея оставить трурийца в живых. От Леона будут одни неприятности.

Эврилох стал медленно опускать кинжал ниже. Мужества Леону не занимать. Смотрит не моргая. И только когда острие кинжала коснулось его глаза, веки его задрожали.

— Железноязыкий, — произнес он.

— Какое мне дело до мертвого пирата? — Штурман надавил сильнее. Вдавил глаз в глазницу. Отодвинул клинок немного в сторону, не ослабляя давления. Леон пронзительно зашипел. Белок глаза залила кровь.

— Он жив. Таркон не умер. Я встречал человека, который встречался с ним. Таркон стал бессмертным. Он станет будущим правителем Нангога, и тот, кто не пойдет с ним, того сметет с этого мира, подобно тому, как осенний ветер сметает пожухлую листву.

Эврилох передвинул острие кинжала к краю глаза, пытаясь попасть им под глазное яблоко, чтобы выдавить его из глазницы.

Леон застонал. Его руки вцепились в края сундука.

— Пожалуйста… Ты должен…

— Что мне может быть нужно от человека, смерть которого я видел своими глазами? Должно быть, ты считаешь меня дурачком, труриец.

— А если я не лгу? — От боли голос превратился в хриплое шипение. — Я отведу тебя к человеку, который открыл тайну возврата из мертвых. Я знаю, что король с мечом духов убил его. Но я доверяю тому, кто встречал его. Таркон Железноязыкий жив. Он стал бессмертным Нангога. Без девантара. Я верю тем, кто говорит, что однажды он станет правителем этого мира.

Эврилох убрал кинжал, вытер клинок о тунику трурийца.

— И ты знаешь Таркона, являешься одним из его друзей?

Леон кивнул. Слишком поспешно. Эврилох не поверил ему.

Поглядел на изуродованный глаз трурийца. Его уже не вылечить. Леону придется сходить к лекарю, чтобы его удалили. Сутенер каждый миг своей жизни будет помнить о том, кто его мучил.

— Как так случилось, что у тебя есть связь с этим мятежником?

Труриец, несмотря на боль в глазу, попытался улыбнуться.

— У меня есть то, что ему нужно. Вам не единственным пришла в голову идея привезти сюда рабынь. Таркон скупает женщин и оружие из железа. Он платит кусками самородного золота. Очень великодушно. Бордели лишь малая часть моего дела. Давай разбогатеем вместе.

Эврилох задумчиво глядел на острие кинжала. Может быть, не стоило так торопиться.

— Значит, он вознаграждает своих людей женщинами…

— Не только это. У него совсем другие планы. Женщины рожают детей. Он растит свой собственный народ.

«Еще одна ложь», — раздраженно подумал Эврилох. Беременность женщины в Нангоге граничила с чудом. Мужчины и женщины становились здесь бесплодными. Леон не имеет ценности для него. Из-за пыток он нажил себе непримиримого врага. Если он действительно связан с Тарконом и поднебесный пират еще жив, будут одни неприятности.

Эврилох изо всех сил вонзил кинжал в здоровый глаз Леона. Он с хрустом пронзил тонкую кость за глазным яблоком и глубоко вошел в череп сутенера.

— Ты изжил свою полезность, — он вонзил клинок во второй раз и прислушался. Снаружи умолк шум кирок. Значит, резервуар сломан.

Сопротивление было сломлено. Бордели Золотого города принадлежали ему. Он станет богаче, чем когда-либо мог предположить. И это только начало. Если Таркон действительно еще жив, его люди придут к нему, как только им понадобятся девочки.

Довольный собой, Эврилох захлопнул крышку своего старого сундука. Он прикажет отнести его к городскому дворцу Леона, чтобы, чего доброго, о сутенере не начали ходить истории, вроде той, будто он восстал из мертвых.