Артакс лежал в углублении на спине собирателя облаков. Луны- близнецы на небе скоро снова будут наполовину полными. Он был одним из самых могущественных людей в мире и в то же время совершенно бессильным. Время уходило. Он пережил самые счастливые недели в жизни. Примирительно улыбнулся. Вспомнил о ночах, которые провел здесь, наверху. Так близко к остальным и в то же время в недосягаемости. С тех пор как они начали путешествие, он ломал себе голову над тем, как продолжить его. Это казалось невозможным. Ему придется предстать перед Львиноголовым и отвоевать у него свою любовь. Но как? Чем можно шантажировать бога?

В ночном небе показался черный силуэт молодого собирателя облаков. В полетной упряжи висела Шайя. С момента начала их путешествия она регулярно ходила в ночной дозор. Эта привилегия принадлежала ей по рангу, и никто не имел права летать выше нее.

Благодаря долгому разговору с лоцманом Набором Артаксу пришла в голову идея этого путешествия. Когда облачные корабли летят вместе, для их позиций существуют четкие правила. Корабль, на котором летит человек самого высокого ранга, летит всегда выше всех. Ему не обязательно быть первым из флотилии. И не обязательно самым большим. И, несмотря на это, его было видно издалека всегда, потому что он поднимался выше других. А это означало, что никто не мог увидеть того, что происходит на верхней площадке собирателя облаков, на котором он путешествует. Кроме, возможно, нескольких стражей из народа ишкуцайя, которые поднимались в упряжи для полетов на молодых собирателях облаков.

Шайя расстегнула упряжь и, пружиня, приземлилась рядом с соломенной куклой. Пристегнула упряжь куклы к своему собирателю облаков и надела на соломенную голову свой шлем. Затем проверила страховочные тросы и отпустила собирателя облаков обратно в небо. Ночью никто из стражей на палубе или в небе не разглядит отличия.

Шайя с улыбкой направилась к нему. В руках у нее была тыквенная бутыль.

— Ночи становятся холоднее.

— Это поможет, — двусмысленно ответил он. У них никогда не заходило дело дальше поцелуев. Он тосковал по ней и в то же время боялся потерять, если будет слишком настаивать. Ее поцелуи всегда были страстными, но, несмотря на это, она снова и снова заводила песню о том, что принадлежит империи Ишкуцы и не имеет права отдаваться. Это была мучительная игра на грани страсти и мук совести. Шайя не пропустила ни одной из их тайных встреч, но безнадежность ситуации повергала Артакса в отчаяние.

— Мы испытаем огромное облегчение, когда эта детская перебранка закончится. Мужчина заболевает, если в нем собирается слишком много соков, не имея возможности излиться. Это плохо для спины и почек. Кроме того, женщинам нравится некоторая настойчивость. Ты должен завоевать ее. Позволь нам говорить вместо тебя, и я обещаю — еще сегодня с этой детской игрой будет покончено.

«Точно, пара слов от тебя — и все будет кончено, — подумал Артакс. — Она никогда больше не захочет меня видеть». Он пошел навстречу Шайе и нежно обнял ее. Он знал, как ей нравится, чтобы ее просто обнимали. Странно для воительницы, бесстрашно парящей между небом и землей.

— Мне не хватает поездок верхом, — сказала она после легкого поцелуя.

Артакс едва сдержал вздох. Она говорила с ним обо всем, кроме их любви. Понимает ли она, насколько превратно можно истолковать ее слова?

— Конечно, понимает! Ты должен, наконец, стать завоевателем, ты, увалень деревенский. Более прозрачного намека ты не дождешься.

Она рассказала о первой лошади, которую ей подарили в детстве. В то время, когда отец еще был бесконечно добр по отношению к ней. Артакс лихорадочно размышлял над тем, не рассказать ли ей, почему бессмертные иногда так внезапно меняются, и кажется, будто перестают любить своих детей, но снова промолчал.

— Один раз она сбросила меня, и я ударилась головой о камень. Шрам до сих пор остался. Он не виден, но чувствуется, — она взяла его руку и поднесла к волосам, у самого лба. — Кровь текла, как у свиньи, которую режут.

— Прошлым летом мой полководец Джуба ранил меня во время тренировочного поединка. Сюда, в предплечье. На рану пришлось наложить семь швов, — он поднял рукав туники. — Не самый красивый шрам. До сих пор красный и выглядит так, словно мне под кожу зашили червя.

Она рассмеялась. От ее прикосновения по телу его пробежала волна дрожи.

— Это пустяки! В свое шестнадцатое лето я принимала участие в походе против лувийских мародеров. При этом я получила рану шипастой секирой. Сама была виновата… В принципе, тот удар было очень легко отразить. Но вместо того, чтобы защищаться, я просто таращилась на секиру. Она ударила меня сюда, прямо под ключицей. Встала я на ноги лишь к зимнему солнцестоянию. Первую луну зовущие духов были уверены, что я отправлюсь к предкам. У меня был жар, началось воспаление раны. Но потом личинки съели гнилую плоть. Шрам странный. Впадинка такая. Выглядит не очень красиво. Мой отец наверняка не станет говорить об этом, если решит когда-либо выдать меня замуж, — она бросила на него робкий взгляд, что было совсем не в ее духе. — Если ты закроешь глаза…

— Да.

Он услышал, как она расстегнула камзол и задрала ярко-красную рубашку. Затем взяла его руку и поднесла ее к шраму. Ее кожа показалась ему нежной, как шелк. Затем он нащупал ранку. Почувствовал ее сердцебиение. Он медленно стал опускать руку ниже и ниже.

— Ну, наконец-то. И открой глаза. Мы хотим посмотреть, во что ты влюбился. Женщина, вся в шрамах. Наверное, ты в детстве ударился головой, крестьянин.

«Убирайся к черту, Аарон», — подумал он.

Не открывая глаз, он наслаждался моментом. Нежно сжал ее небольшую грудь. Шайя не отталкивала его. Сосок уперся в его ладонь. Он почувствовал, как в ладони собирается пот. Какая досада!

Шайя обняла его за бедра, притянула к себе и поцеловала.

Внезапно она вырвалась.

— А теперь я хочу увидеть шрам, которым наградил тебя бессмертный Муватта.

— Можно мне открыть глаза?

— Нет, не думаю, что это необходимо для того, чтобы снять тунику. Я могу тебе помочь.

— Я справлюсь, — он не хотел, чтобы она заметила его разочарование, но у него не получилось.

— Почти то же самое место, куда угодила шипастая секира мне, — она прикоснулась к нему кончиками пальцев. — Довольно дурацкая идея принимать грудью меч, чтобы не дать возможности его использовать.

— Примерно так же, как стоять и смотреть, как на тебя опускается секира.

— Нет, хуже, — серьезно произнесла она. — Меня словно парализовало от страха. А ты сделал это намеренно. Ты едва не расстался с жизнью, чтобы утянуть за собой в могилу своего врага. Я рада, что боги были благосклонны к тебе.

Артакс вспомнил, что Львиноголовый не предпринял ничего, чтобы излечить его. Нет, боги не были к нему благосклонны.

Шайя обняла его.

— Я рада, что ты пережил лихорадку после ранения, — прошептала она. — Рада, что мы сейчас здесь.

Он тоже обнял ее. Прислушался к шуму ветра, певшего в такелаже под ними. Впитывал в себя ее тепло, желая, чтобы это мгновение никогда не кончалось.

— Нам нужно что-нибудь выпить, — она высвободилась из его объятий и зябко потерла ладонями плечи. — Очень прохладно, — пробормотала она, осознав, что он смотрит на ее грудь, смущенно откашлялась. Но не отвернулась.

Застигнутый врасплох Артакс взглянул в ее глаза и увидел в них улыбку.

— Что… э-э-э… это за самогон?

Она широко усмехнулась.

— Если я тебе скажу, из чего он сделан, ты не захочешь пить.

Шрам над ее сердцем был похож на стилизованное красное солнце. Если он доберется до этих лувийцев… Хотя… с ними наверняка давным-давно разделались степняки.

Она протянула ему тыквенную бутыль. Он устоял перед искушением понюхать и сразу поднес ее к губам. Подобно жидкому огню потек алкоголь по горлу. Он поборол желание закашляться, но не сумел сдержать выступившие на глаза слезы.

— Хорош, — прохрипел он.

Девушка рассмеялась.

— Ты не умеешь врать, — Шайя взяла бутыль у него из рук и сделала большой глоток. У нее, похоже, никаких последствий это не вызвало. Нет, пить с ней нельзя ни за что. Она наверняка перепьет его. А он… Когда он пил слишком много, контроль над телом захватывал Аарон. Этого никогда не должно случиться!

Шайя отставила бутыль и провела тыльной стороной ладони по губам.

— Что будем делать теперь?

Он усмехнулся.

— У меня есть еще парочка шрамов, которыми я мог бы похвастаться.

— У меня тоже. У моего старшего брата, Субаи, был волкодав, которого он натаскал на то, чтобы рвать наших кукол. Тот еще был негодяй. И его пес был для него словно брат. Когда он забрал мою куклу, я ударила его половником по морде. Он выпустил куклу. А потом решил, что я немногим больше куклы. Я хотела убежать. Еще одна ошибка. Он схватил меня… — Она потерла зад. — Полгода не могла ездить верхом. Но пса Субаи отправили на суп. Я съела семь мисок того супа!

Артакс рассмеялся.

— С этим мне действительно не тягаться. Я еще не съел никого из тех, кому обязан шрамом. Я…

Она поднесла палец к губам. Вдалеке послышался звук рога.

Шайя выругалась. Затем натянула рубашку и камзол.

— Что стряслось?

— Приближается облачный корабль. Они трубят в рог, чтобы не было столкновения. Я должна вернуться на свой пост.

Артакс кивнул, наблюдая за тем, как она подтянула к себе собирателя облаков, пристегнулась и поднялась в воздух. Мужчина долго смотрел ей вслед. Подарят ли им когда-нибудь боги ночь любви, без всяких помех? Наверное, нет. Их любовь сама по себе была святотатством по отношению к божественным законам. Интересно, какая кара их ожидает?