Гонвалон не просил, чтобы Темный ему помогал. Он отдал свою жизнь не перворожденному, а Золотому, но даже его не стал бы просить о помощи. Он заключил пакт с Махтой Нат. Она дала ему то, что он просил, несмотря на то что цена, которую пришлось заплатить, оказалась выше, чем ожидалось, возможность снова обнять Нандалее более чем стоила всех мучений. Она жива! И более того… он нашел ее. С помощью ее птицы и любви, которую она испытывала к нему. И, да — с помощью этого проклятого дерева. Несмотря на это, он испытал невольное удовлетворение, когда прошел за Темным по драконьей тропе и вышел на тот одинокий холм, где росла бузина. По его желанию они пришли сюда без Нандалее. Она не должна была видеть место, где он так сильно страдал. Не должна была поддаться искушению сделать что-то необдуманное. Он хорошо знал ее. Она набросилась бы на Махту Нат. Но они здесь не за этим. Бузина должна снять с него проклятие. Махта Нат наверняка не станет противиться желанию перворожденного! Гонвалон в ожидании смотрел на мрачное дерево.

— Прошу простить меня, что я не кланяюсь, перворожденный, но моя структура позволяет мне сгибаться лишь под ветром, —от ее голоса в своих мыслях он содрогнулся. У эльфа возникло ощущение, что Темному она сказала что-то еще.

Внезапно дракон расправил крылья. Замахал ими, словно огромными веерами, поднимая ураган, от силы которого Гонвалон покачнулся.

— Я охотно помогу вам почтить меня, Махта Нат, —теперь его мысли наполнил голос Темного, и от сквозившего в нем гнева эльф вздрогнул. Его охватил страх, от которого едва не разорвалось сердце. Он отчетливо ощутил силу дракона. Гнев его буквально выплескивался наружу. Из ноздрей чудовища валил редкий голубой дым. Никогда еще с такой отчетливостью не ощущал Гонвалон, что небесные змеи — это воплощенные стихии. Создатели мира, которых по силе превосходят только а львы.

Ветви бузины склонились, уступая мощи урагана. Некоторые сломались, их поглотила темнота ночи.

— Зачем вы мучите этого эльфа?

— Потому что из его страдания я черпаю силу. Также, как его возлюбленная связана с дерябой, Гонвалон связан со мной. Его страдания приумножают мою волшебную силу. Такова природа моей магии, и я знаю, что она тебе тоже ведома, перворожденный.

Гонвалон испугался. Никто из тех, кто исследовал заклинание Махты Нат, не обнаружил ничего подобного. Неужели она так хитро спрятала свою магию? Или лжет перворожденному? Но какая ей польза от его гнева? Может быть, гнев тоже питает ее волшебную силу?

Гонвалон поглядел на согнувшуюся под ветром бузину. Он ненавидел Махту Нат. Ему хотелось, чтобы она страдала так же, как он. Но что дереву до того, что ему отрежут несколько веток? Может ли оно вообще испытывать боль?

— Я требую, чтобы вы сняли заклинание, которое наложили на эльфа.

— Я заключила с ним договор, —упрямо ответила Махта Нат. — И он пришел сюда добровольно. Я не принуждала его к этому.

— Этот эльф принадлежит радужным змеям. Если вы причиняете ему вред, то восстаете против нас,— из его ноздрей валил черный дым. Из пасти вырывались языки пламени, поджигая некоторые тонкие ветви в кроне бузины. — Мое терпение не безгранично, Махта Нат. Повинуйтесь моим приказам!

— Для этого твой подопечный должен снова подойти под мои ветви.

Гонвалон медлил. Он не доверял бузине. И, тем не менее, заклинание нужно было разрушить, если однажды он хочет снова стать тем мечником, которым был когда-то.

— Вы не причините ему вреда. Снимите с него заклинание, и я забуду, что вы с ним сделали.

Огонь в тонких ветвях кроны погас, угольки на концах ветвей погасли, на землю посыпался пепел.

— Клянусь, что не причиню ему вреда, —заверила Махта Нат.

Гонвалон подошел к стволу. К тому самому месту, где бузина всего несколько недель назад напилась его крови. Тонкая ветка коснулась его волос. Он содрогнулся.

— Значит, ты нарушаешь договоры.

Гонвалон догадывался, что на этот раз Махта Нат говорит только с ним.

— А Ливианна так тобой гордится. Так на тебя рассчитывает. Ты ее любимый отпрыск, ты знал об этом?

Эльф не понимал, что это значит. Он никогда не был учеником Ливианны. Как бузина может называть его отпрыском Ливианны? Но кто же разберет мысли дерева!

Внезапно у него возникло такое чувство, словно что-то вошло внутрь него. Гонвалон попятился. И впервые за долгое время снова почувствовал ноги. Вздохнул с облегчением. Наконец-то заклятие снято!

— Отойдите, Гонвалон, — внезапно опалил его жар мыслей Темного.

Эльф чувствовал гнев небесного змея. Жаркую, едва сдерживаемую ярость. Казалось, Дыхание ночи спорит с бузиной.

— Я сдержала свою клятву, — услышал он в мыслях голос Махты Нат. — Я не причинила ему боли, как и обещала. А теперь и ты сдержи свое слово. Уходи.

Удар драконьего хвоста обрушился на бузину. Сломались ветви. Гонвалон, защищаясь, поднял руки и отпрянул еще дальше.

— Разве для тебя клятвы не существуют, небесный змей? Нет правил, которых ты должен придерживаться? Как ты собираешься править?

Дракон выпрямился во весь рост. С расправленными крыльями он оказался массивнее надвратной башни крепости. Глаза его сверкали, похожие на холодные голубые звезды.

— Нет, я не могу вернуть все обратно. Ты знаешь это, — возмущалась Махта Нат. — Я сделала только то, о чем ты просил.

Гонвалон с сомнением оглядел себя. Гнев дракона был подобен жаркому, раскаленному прикосновению. Почему Дыхание ночи не говорит в его мыслях? Что он говорит бузине? Что утрачено?

Хвост дракона снова хлестнул по земле, взметая вверх фонтаны пожухлой листвы и черной, как сажа, почвы. Из-под взрыхленной земли показались кости. Череп кобольда, на котором еще остались курчавые черные волосы, покатился к ногам Гонвалона.

— Я не могу это вернуть, — упорствовала Махта Нат. — Это останется с ним, даже в приюте душ. Это будет его недостатком, на все времена.

— Что? — спросил эльф, но никто его не слушал. По коже побежали мурашки. Взвыл ветер. В земле зашевелились кости. Разбитые ребра и берцовые кости, словно стрелы, полетели в дракона. Корень попытался обхватить хлещущий хвост — Махта Нат росла! Она поднималась из земли. Ее могучий ствол скрывался в земле. Она была больше, чем казалась. Гораздо больше, чем просто бузина.

Ствол охватил ослепительный свет. Испуганно вскрикнув, Гонвалон отпрянул. Он всего лишь эльф. Никогда прежде он не боялся сражений. Но это… Он в ужасе отступал все дальше и дальше… На холме сражались две первородные стихии. Гонвалон отвернулся и побежал, так быстро, как могли унести его ноги. Его ноги, которые он наконец-то получил обратно.

Он отошел от ствола более чем на тридцать шагов, когда его, подобно удару, настиг жар. Кожа на лице его натянулась, от одежды пошел пар, и даже сквозь подошвы сапог он ощутил жар. Он не мог дышать — настолько горячим стал окружавший его воздух. Эльф в ужасе оглянулся. Бузина была охвачена ярким пламенем, со звонким треском сломался ствол, вскинулись ветви, словно руки, — а затем ее голос снова зазвучал у него в голове, впился в его плоть и разум, словно толстые корни, и заставил его громко взвыть от боли.

— Я проклинаю тебя, Гонвалон, и все тела, в которые после облачится твоя душа. Также, как я сейчас, ты будешь умирать от огня в каждом своем воплощении. Пока однажды твоя душа не угаснет.

Гонвалон рухнул на колени — и вместе с ним рухнула бузина. От ее ствола остались только раскаленные угли. Второй раз изрыгнул дракон пламя — и даже черная земля превратилась в раскаленное пламя. Земля плавилась! Ничего подобного Гонвалону никогда не доводилось видеть.

А затем дракон опустил голову, встряхнулся, словно ярость еще не оставила его. А затем Темный снова обернулся к нему.

— Она уничтожена. Сожжена до последнего корешка. Никогда больше не поднимется это зло.

— Что так сильно разозлило тебя? — Гонвалон снова оглядел себя. Никаких изменений он не заметил. Не считая того, что он снова мог чувствовать свои ноги.

— Ее высокомерие. Ее вера в то, что она может безнаказанно противиться мне. Она сняла с вас не только заклятие, Гонвалон. С этого дня ваше Незримое око навеки будет закрыто. Она изменила часть вашей ауры. Вы потеряли способность плести заклинания. Мне очень жаль, эльфийский сын. Я не ожидал, что она решится на подобное.

Гонвалон почувствовал под ногами мягкий лесной грунт. Он мечник, не волшебник. Важнее то, что он снова может ходить — и он не станет сетовать на судьбу. Он пришел сюда впервые, зная, что придется заплатить некую цену. Ее проклятие не коснулось его. Умереть рано или поздно придется всем. Какая разница, произойдет это от удара топора или же в пламени? Важно лишь то, что у него будет жизнь. Жизнь с Нандалее.