Когда Кристина наконец взяла трубку, я назначил ей встречу на квартире, но в детали вдаваться не стал. От дома она находилась далеко, и я решил дождаться ее не в квартире, а на улице. Теоретически Райнхарт мог появиться откуда угодно. Так что я решил, что возле дома лучше не маячить, и, отойдя на полсотни метров по тротуару, устроился в тени подворотни, где просидел около трех часов, покуривая, хлебая кофе из соседней кулинарии и глядя, как кружатся над мостовой жухлые палые листья. Выстраивать в голове мысли я особо не старался. Туловище и голова у меня все еще саднили, но уже не резкими всплесками боли, а нормальным здоровым нытьем. Ум был чист, что и хорошо: значит, жизнь понемногу входит в обычное русло. Глаза редко когда видят четкие предзнаменования, поэтому лучше встречать перемены с открытым умом.

Наконец на улице показалась Кристина. Я свистнул, она заметила меня и подошла.

Какое-то время подруга разглядывала меня сверху вниз, а затем протянула руку. Я выдал ей сигарету. Крис курит чисто символически, не больше раза в месяц, и, как правило, это предвестье непогоды.

– Так что у вас там случилось с Лиззи? – поинтересовался я.

Кристина села рядом со мной на ступеньку, прикурила от зажигалки, с шумом выдохнула:

– А ты откуда знаешь, что что-то случилось?

– Вид у тебя такой. Плюс то, что тебя так долго не было и ты не брала трубку. Сейчас не время шифроваться, Крис.

– Я знаю.

– Так что случилось?

– Она мне кое-что показывала.

– Что именно?

Кристина пожала плечами:

– Какая у нее жизнь. Какая жизнь у них всех.

– И что это за народ?

– Лиззи однозначно считает, что она не мертвая. И я ей верю. Не вижу причины, по которой призраки привязывались бы к людям так, как, например, Лиззи к Кэтрин. Не вяжется логически.

– Логически, говоришь? Как ты вообще такое представляешь: сидят двое и обсуждают, что человек, с которым они недавно общались, на самом деле живой мертвец? Тут дуркой пахнет! Или мы опять вернулись к тому, что имеем дело с «воображаемыми друзьями»?

– Не знаю, Джон. Мне так Лиззи сказала. А я не вижу, зачем ей лгать.

– У тебя такой когда-нибудь был? Скажем, в детстве?

– Воображаемый друг? Нет. Во всяком случае, не припомню.

– И я тоже, – сказал я. – Только… видимо, у них на этот счет свое мнение.

– А что случилось в церкви, с Билли?

Теперь плечами пожал уже я:

– Понятия не имею.

– Ты разве его не видел?

– Почему, видел. Просто не знаю, что именно. Во всяком случае, не могу внятно это объяснить или как-то понять.

Я описал то, что там происходило, вплоть до момента, когда из Билли начала шлепаться на пол смешанная с кофе жеванина. После ухода из церкви я еще некоторое время постоял на улице. Затем оттуда вышел и, не сказав ни слова, удалился тот самый парень – призрак или кто он там еще? – по имени Медж. Ушел целеустремленной походкой, низко нагнув голову.

Крис какое-то время молча слушала.

– Здесь могут быть только два варианта, Джон, – сказала она, когда я закончил. – Или это какое-то мозгоклюйство, или же реальность. Вот и все. Сидя в трезвом уме под холодным солнцем, невольно склоняешься к первому, но… второй-то куда девать? Ты это знаешь. Если бы речь шла только обо мне или о тебе – это одно дело. Но ведь мы оба видели этих людей, общались с ними.

– Как у тебя закончился разговор с Лиззи?

– Она несчастна, – вздохнула Крис.

– От чего?

– От всего. У нее есть подруга. Во всяком случае, была. Эти отношения были для нее важней всего на свете – наверное, даже важнее, чем связь с Меджем. Меджу удалось установить контакт со своим другом. Они между собой общались, даже несколько часов вместе прогуливались. Лиззи за него рада, но это лишь делает ее несчастней по отношению к собственной жизни.

– Ну и?

– Что «и»?

– Что ты ей сказала?

– Что, может быть, ей надо с этим что-то сделать.

– Кристина, я думаю, нам не стоит вмешиваться в жизни этих людей.

– Я не вмешивалась.

– Да, слово не совсем то. Я хотел сказать: мы слишком мало понимаем их мир, чтобы давать какие-то советы.

– Она моя подруга, Джон.

– Подруга? Сколько раз вы с ней хотя бы пересекались?

– Да какая разница?

– «Дружба» – очень масштабное слово, Крис.

– Масштабное потому, что она вся состоит из мелких шажков, а мелкие шажки труднее всего понять. Когда ты впервые зашел в Блэк Ридже в тот бар, я сразу поняла, что мы можем стать с тобой друзьями, как бы жизнь ни складывалась. А ты?

– Я тоже, – подумав, ответил я.

– Это не результат совместного времяпрепровождения. Не общность интересов или знакомство через бюро знакомств. Это нечто, что исходит из человеческого ума и в одно мгновение передается по воздуху. Оно реально, и с ним остается только согласиться.

– Я вижу, куда ты клонишь, но не думаю, что этого достаточно для объяснения Лиззи или Меджу.

– Объяснять я им ничего не пытаюсь, – потушив сигарету, сказала Крис. – Мне этого не надо. Мы разговаривали с этими людьми. Они существуют. А мы для них расположены по ту сторону бытия, со всеми своими «как» и «почему». Вопрос в том, что мы делаем. Вот с чем я пытаюсь определиться. Лиззи я оставила несколько часов назад, но ответа у меня до сих пор так и нет. Я сама зависаю между мыслью о том, что я безумна, и знанием, что нет. Как ни крути, разницы не видно. Что делать, я по-прежнему не знаю.

Она была права. Проблема того, как что-то происходит, вне стен лабораторий не значима. Вопрос в том, что делать и как быть дальше.

– Встревать между Лиззи и Кэтрин я все так же считаю ошибкой, – сказал я. – Чужие отношения написаны на другом языке, особенно когда они разорваны.

– Ты прав, – признала Крис неохотно. – Как увижу ее в следующий раз, буду отталкиваться от этой идеи.

– Хорошо, – сказал я. – Ну а в следующий…

В эту секунду меня прервал жизнерадостный окрик, и я вздрогнул, внезапно поняв, как непростительно я отвлекся: Райнхарт мог, абсолютно не напрягаясь, подойти откуда угодно и шмальнуть меня в голову, а я бы и заметить не успел. По счастью, это была всего лишь Лидия, которая сейчас проходила мимо нас по дороге.

– Привет, Лидс, – сказал я, не без труда приподнимаясь и стараясь говорить спокойно. – Как дела?

– Да знаешь, ничего, – ответила она. – Как-то лучше. Хотя и ничего хорошего.

Выглядела она вполне сносно – уж во всяком случае, не как той ночью.

– Ну и хорошо, – улыбнулся я ей.

– Только у тебя, я погляжу, видок дерьмовый.

– Спасибо на добром слове, – сказал я, в то время как она подалась вперед, чтобы получше меня рассмотреть. – Вот, повздорил тут кое с кем.

– Я вижу, тебе надрали задницу. Да хорошенько так надрали!

– Может, еще и этим дело не кончится.

– А Крисси при этом была?

– Нет.

Лидия довольно хихикнула.

– А я с ним разговаривала, – сказала она, и мне в первый момент отчего-то показалось, что бездомная каким-то образом натолкнулась на Райнхарта. – И на том спасибо.

– С Фрэнки? – изумился я. – Он вернулся?

– Да нет. Не знаю, куда этот сучий потрох запропастился, да мне до него и дела нет. Пшел он на хер! Нет, я с тем, другим парнем разговаривала. Этим утром. С тем священником.

На меня вопросительно посмотрела Кристина.

– Я прошлым вечером дал Лидс его адрес, – пояснил я неловко. – Это было до того, как я узнал, что Джефферс верит в привидения.

Лидия рассмеялась абсолютно естественным, нормальным смехом, какого я прежде у нее не слышал:

– Правда, что ли? А слушатель из него хороший. Шла я мимо, думала, что время зря теряю. А на душе так хреново последнее время было, что я решила: наверное, надо все-таки что-то попробовать сделать. В следующий раз, наверно, расскажу ему про Фрэнки и про всю ту хрень. Он, думается мне, ко всему этому примерно как ты, относится. Он слушает. Выслушал меня и ушел с этим, и мне всего три раза пришлось объяснить ему, что Фрэнки не умер. И ни молиться вместе с собой меня не попросил, ни чего еще. Да еще и печеньку дал.

– Вот и славно, – задумчиво сказала Кристина.

Было видно, что она пытается сделать из этого какой-то вывод. Уяснить, что, может, Лидия на самом деле не безумна – может, она просто старается установить контакт с кем-то реально существующим. Со всамделишным другом, в какой-то момент решившим, что во все эти экзистенциальные игры больше не играет.

– Джефферс, мне кажется, – хороший парень, – сказал я, предвосхищая эти мысли. Чувствовалось, что мир Лидии и без того отягчен и запутан и что час серьезного к ней отношения составляет ту разницу, которая позволяет ей избежать путаницы с посторонними предметами.

Уже теряя к разговору интерес, бездомная шмыгнула носом и подалась по улице дальше.

– Ты смотри харю свою на улицу не кажи! – озорно крикнула она мне на прощание. – А то народ перепугаешь!

– Ну что, теперь наверх, – сказал я, когда Лидия наконец скрылась за углом. Крис, видимо, хотела сказать что-то умное, но при виде моего лица раздумала.

Она безмолвно стояла посреди комнаты. Судя по всему, серьезность положения начала доходить до нее сполна, когда я на оба замка закрыл наружную дверь. Ничто не действует на восприятие так, как наглядная иллюстрация.

Квартира была уничтожена. Я имею в виду не беспорядок и даже не злостное хулиганство. Они (или он) в своем подходе были крайне методичны. Все ящики были выворочены наружу, а их содержимое порвано или разбито. Каждая тарелка, чашка и стеклянный предмет оказались расколочены вдребезги. Свороченной скулой смотрелась распахнутая и сорванная с шарнира дверца холодильника, а по полу растеклось и частично подсох-ло разноцветное озерцо из жидкостей. Вещи из шкафа были методично истерзаны и разбросаны по полу. Лампочки – разбиты все до единой, как и зеркало в санузле и оба деревянных стула, которые мы не так уж и задешево купили в изящном бутике на СоХо, в свой первый прилив активности городской жизни. Карточки, что мы подписывали друг другу, а также картинки, купленные в местных галерейках, были скрупулезно сожжены, а то, что от них осталось, – сброшено на кипу из Кристининой одежды и простыней с нашей кровати, возвышавшуюся посреди комнаты.

В основательности этим вандалам отказать было нельзя. Теперь у меня имелась уйма времени, чтобы перебирать весь этот хлам. А Кристина теперь вряд ли решится даже подойти к телефону. Подумать только, все это было проделано за каких-то пару часов! Просто шок. В памяти у меня квартира была все еще в своем живом, вчерашнем виде. Ум не сразу способен смириться с такой потерей.

В конце концов Крис посмотрела на меня. Глаза ее были сухими, но часто моргали:

– А в другой комнате… то же самое?

– Да.

– Получается, хорошо, что мы нынче не ночевали дома, да?

– Получается так. И сейчас нам, пожалуй, тоже не надо здесь задерживаться. Он вернется. Он это сделал только потому, что не мог вот так же расправиться со мной.

– Боже правый!

– Кстати. К сожалению, он порвал и сжег не все. Я не могу найти твоего дневника и той тетрадки, куда ты все упорно записываешь. Типа твои пароли, счета в банкоматах. И твою кредитку.

– Слушай, а ведь он маньяк. – Это прозвучало не вопросом, а скорее утверждением. – В смысле, настоящий.

– Пожалуй. Человек в гневе просто все крушит. А это прямо-таки демонтаж. Он расхаживал туда-сюда, ломал все, что можно сломать, а затем проходил и доламывал еще раз. Не хочу думать, каков был бы эквивалент проделывать такое же на человеке. Особенно на нас. Пойдем-ка отсюда.

– Куда?

– Не знаю. Во всяком случае, не к Джефферсу. Он уже и без того увяз. К тому же не думаю, что сан священника остановит руку Райнхарта.

– Но тогда куда? – повысила голос Кристина. Реальность происходящего начинала постепенно проникать вглубь ее сознания. На щеках моей подруги выступили пятна нервного румянца. – Куда нам податься, Джон? В гребаные бомжи, что ли? Или нам догнать Лидию и спросить, знает ли она какие-нибудь хорошие парки, где можно перекантоваться?

– Первое, что надо сделать, Крис, это отсюда убраться. Я серьезно. Давай поговорим обо всем снаружи.

– Снаружи – это во дворе, что ли?

Я ее обнял:

– Где приткнуться на ночь, мы найдем. Заночевать можно хотя бы в баре: у Марио там серьезные замки. Ну а потом…

Я осекся: в самом деле, что тут можно сказать? Может (дурь несусветная, но все-таки), поговорить с Лиззи, Меджем или кем-то из их компании: у них наверняка есть места, куда можно приткнуться на ночь. Может, там сыщется местечко и для нас. А может, и нет.

Кристина молчала. Она пристально смотрела мне через плечо – вероятно, заметила что-то еще не сломанное, не загубленное или же просто старалась смотреть поверх всего этого хаоса.

– Ты здесь когда был? – спросила она. – Со скольких до скольких?

– Не знаю, – ответил я. – Где-то в районе десяти. А что?

– Ты когда вышел из дома? Сразу после нашего телефонного разговора?

– Ну, наверное. Внизу я определенно проторчал не один час. А что?

Крис выпуталась из моих объятий и указала кивком на окно. Я повернулся и посмотрел туда. Сквозь налет пыли и дождевые потеки там проглядывала надпись.

– Она там была, когда ты был здесь? – уточнила моя девушка.

– Нет, – ответил я, приближаясь к окну. – Меня, кстати, удивило, что он не высадил и стекло. В тот момент на нем ничего не было.

Выгибая головы и ловя свет под углом, мы вгляделись в надпись. В отличие от предыдущих она читалась не в пример легче. Оставивший ее как будто старался изо всех сил, вкладывая в нее максимум сосредоточенности.

На стекле значилось:

– О нет! – Кристина уже выбегала за дверь.