48

Когда несколько минут спустя появилась Мендоза, Уинтер ждал ее у водительской дверцы «БМВ». Увидев, где он стоит, она мигом стала чернее тучи. Когда она подошла к машине, Уинтер многозначительно вытянул руку.

– Даже не надейся, – отрезала она.

– Спор есть спор, Мендоза. Амелия была в доме во время убийства Ридов.

– Кроме твоих слов доказательств нет.

– Есть еще слово Амелии. Она сказала мне, что была там.

– А я разве присутствовала, когда она тебе исповедовалась? Нет. У тебя есть мотив врать? Да, есть. В прошлом было такое, что ты врал, чтобы получить свое? Да, конечно.

– Мы тратим время. Дорога займет как минимум пять часов или даже больше, если попадем в пробку.

– Это ты время тратишь, не я.

Уинтер не двигался с места. Мендоза вздохнула, вытащила ключи и, разблокировав двери, шлепнула ими по его ладони.

– И ни слова!

Уинтер сел в машину, отрегулировал кресло и зеркала, пристегнулся и устроился поудобнее. Мендоза села на пассажирское сиденье и застегнула ремень.

– Инцидент не исчерпан, Уинтер. Даже близко.

– Может, хватит?

– Пока хватит.

Уинтер нажал на газ и выехал на дорогу. Следующие несколько минут он ничего не говорил, потому что все его внимание было направлено на объезд рытвин и ям. Ехать медленно – самое сложное. Как же он не любил медленную езду! Как только они выехали на шоссе, он тут же дал по газам.

– Ты всю дорогу будешь сидеть и дуться?

– Я не дуюсь, я злюсь. Это разные вещи.

– Смотри, есть вопрос: откуда Амелия знает Райана? Только не отвечай сразу, подумай.

Мендоза думала с километр.

– Я не знаю, – сказала она, вздохнув. – Может, они вместе ходили на собрания анонимных психов.

– Если бы все было так просто. Чисто с математической точки зрения это невозможно. Население Америки – более трехсот миллионов человек. По самым строгим подсчетам, активных серийных убийц в стране – около ста. Значит, на три миллиона человек приходится один серийный убийца. Другими словами, их днем с огнем не сыскать.

– Я пошутила, Уинтер. Слышал что-нибудь про шутки?

Уинтер повернул голову, и она отмахнулась:

– Следи за дорогой. Я хочу вернуться домой в целости и сохранности. И вообще, что это ты вдруг такой счастливый? Все сильно осложнилось с появлением этой фотографии.

– Как же тут не быть счастливым? У нас наконец-то появилась настоящая зацепка. И, между прочим, я понял, что ты шутишь. Веришь ли, я и сам шутил.

И он снова посмотрел на Мендозу.

– Они познакомились в интернете. Этот способ знакомств ведь соответствует Райану Маккарти. Он и своих жертв через интернет находил. Ты видела компьютер в доме Прайсов? – Мендоза покачала головой. – Значит, у Амелии есть лэптоп. Причем с собой. Ты вот все твердишь мне про доказательства. Наверняка на ее жестком диске столько доказательств, что хватит на всех.

– А зачем им друг друга искать вообще?

Уинтер задумался на несколько километров.

– Если есть возможность поделиться с кем-то своими фантазиями, игра сразу становится намного интереснее. Они могли рассказывать о своих планах, вдохновлять друг друга на подвиги. А после убийства нужен кто-то, с кем-то можно разделить воспоминания.

– Понятно.

– К тому же во всех близких отношениях присутствует властный аспект: всегда кто-то один из пары подчиняется, а другой – доминирует. В здоровых отношениях эти роли не очень сильно выражены. А у психопатов, наоборот, они доведены до предела. Среди них очень многие в детстве подвергались чудовищному насилию. Для психики оно бесследно не проходит, оставляет такие шрамы, которые не заживают и во взрослом возрасте.

– И отыгрываются через преступления. Да, я в курсе. Боль, которую они перенесли сами, проецируется на жертв.

– Но и это еще не все. Самое интересное происходит тогда, когда встречаются два убийцы. Один отыгрывает это насилие садистски, второй – мазохистски, и эта гремучая смесь может привести к самым экстремальным поступкам.

– В данном случае Амелия доминант, а Маккарти ей подчиняется.

– Мы можем это заключить, зная Маккарти, да. Все, с кем мы говорили, – соседи, босс, все говорили одно и то же. Что он был скрытный и тихий. Но злость в нем присутствовала. Он загнал ее в самую глубину, и она ждала возможности вырваться наружу.

– А объединяет их то, что оба они подверглись насилию со стороны отцов.

Уинтер замолчал еще на километр.

– К сожалению, очень многим в современном мире приходится страдать от насилия со стороны отцов. Так?

– Так.

– А значит, наверняка есть целые форумы, посвященные этой теме. Там люди могут выговориться.

– Там Маккарти и нашел Амелию. Он искал родственную душу. Как ты думаешь, когда он начал убивать? До того, как они познакомились, или после?

– Хороший вопрос, – повернулся к Мендозе Уинтер, и она снова жестами показала ему, чтобы он смотрел на дорогу. – Стиль исполнения убийств не менялся у него с самого начала. Если бы мы наблюдали какие-то вариации, их можно было бы объяснить его возросшей уверенностью, желанием оптимизировать свои действия – эти изменения происходят у большинства серийных убийц. Я же не вижу никаких признаков того, что их знакомство с Амелией произошло после того, как он начал убивать. Под ее влиянием его методы неминуемо изменились бы. Фантазии из одиночного проекта превратились бы в совместный. Значит, Амелию он знал с самого начала.

Уинтер не сводил взгляда с дорожного полотна. Километры пути оставались позади, а он все думал и думал, и мысли в его голове обгоняли одна другую.

– О чем думаешь? – спросила Мендоза.

– Ни о чем.

– Точно так же ты говорил прямо перед тем, как придумал, как нам выловить Маккарти, – заметила Мендоза, взглянув на него. – Поэтому, при всем уважении к твоему праву ничего не говорить, я бы хотела услышать про это «ни о чем».

Уинтер глубоко вздохнул.

– Ладно. Поскольку у нас не было доказательств обратного, мы предположили, что убийства Маккарти были вызваны его фантазиями. Но что, если в этом мы ошибались? Может, это были фантазии Амелии? У него были какие-то порывы, но могло быть и так, что у него не хватало воображения на то, чтобы их воплотить.

– Возможно, – кивнула Мендоза. – И что нам это дает?

– Может, что-то дает, а может, и нет, – снова вздохнул Уинтер. – Я просто предположил.

Они замолчали. За окном открывались захватывающие пейзажи севера штата Нью-Йорк. «Вопросы, вопросы, вопросы, – думал Уинтер. – Всегда есть вопросы и нет ответов».

Ответов всегда было меньше, чем нужно.

Уинтер не снимал ноги с педали газа, пока они не доехали до Нью-Йорка. Исключением стал лишь случай, когда их остановил скучающий сотрудник дорожной полиции. Он уже достал было ручку, чтобы выписать штраф, но его планам суждено было перемениться, лишь только Мендоза предъявила жетон. И уже через несколько минут они снова мчались по дороге со скоростью сто шестьдесят километров в час. Вторую остановку они сделали на заправке, чтобы перекусить.

В черте города Мендоза подсказывала, как проехать в район Куинс. Она вела Уинтера по переулкам так уверенно, словно работала в такси. Небоскребов становилось все больше и больше. Нью-Йорк – большой и занятый город, везде царят суета и шум. Чем ближе они подъезжали к тюрьме Райкерс, тем более депрессивными становились пейзажи. Даже бездомные и нищие не хотели жить в этом районе. А о приближении к Ист-ривер можно было догадаться по запаху.

– Ты ведь знаешь, что Ист-ривер – это не настоящая река, да, Мендоза? Это пролив.

– Меня это не интересует, Уинтер.

– Как ты можешь такое говорить? Образование – краеугольный камень цивилизации. В общем, пролив – это судоходный водный путь между двумя более крупными водоемами. Например, Гибралтарский пролив соединяет Атлантический океан и Средиземное море. А Ист-ривер соединяет северную часть Нью-йоркского пролива и пролив Лонг-Айленд. С одной стороны у тебя Лонг-Айленд, а с другой – Манхэттен и Бронкс.

– Долго еще? – спросила Мендоза, демонстративно зевая.

– Все, я закончил.

– С Маккарти я хочу, чтобы в этот раз ты взял инициативу в свои руки. Он будет ожидать ее от меня, потому что так было в прошлый раз, но сейчас все будет иначе. Он умный. Чтобы у нас получилось что-то из него вытрясти, нужно его встряхнуть. Сможешь?

– Думаю, да.

Они проехали по трехполосному мосту, соединяющему Куинс и тюремный комплекс. Его массивные мрачные здания из черного бетона уже виднелись в лобовое стекло. Ветер с реки покрыл все капельками влаги, заставляя серый мир блестеть. Слева был Бронкс, за которым из тумана выползали призрачные очертания моста имени Джорджа Вашингтона.

Тюремный комплекс представлял собой смесь бетона и стали. С архитектурной точки зрения трудно сказать, насколько хорошо сочетаются эти два материала. По периметру висели прожекторы, а внутри было много открытого пространства. Попытки побега здесь были обречены – любое движение было видно как на ладони. Уинтеру пришло в голову, что достаточно жестоко располагать тюрьму так близко к городу. Каждый раз, направляясь на прогулку, заключенные видели небоскребы и наверняка думали о мире, которого они себя лишили. А может, именно на это и рассчитывали строители.

Съехав с моста, они попали на Хейзен-стрит – основную транспортную артерию, по которой можно было проехать через весь остров. Райкерс представлял собой целый город с лабиринтом улиц и зданий. Он состоял из десяти разных тюрем, в которых содержалось двенадцать тысяч заключенных. Персонала насчитывалось десять тысяч, а годовой бюджет приближался к миллиарду долларов.

Мендоза достаточно хорошо здесь ориентировалась и показала, как проехать к зданию, в котором содержался Райан Маккарти. Несмотря на предупреждение о визите, оформление пропуска заняло полчаса. Это тоже была характерная особенность всех тюрем. Время здесь тянется долго и течет очень медленно. Во внешнем мире его скорость зависит от того, насколько ты наслаждаешься происходящим. А за высокими стенами и колючей проволокой стрелки часов словно идут назад.

Сотрудник, который вел их в комнату допросов, был почти на тридцать сантиметров выше Уинтера. Он был белый, лысый, и его шея по толщине была сопоставима с ногой Уинтера. Шел он молча – о том, чтобы пошутить или поддержать светскую беседу, речи не шло. Открыв дверь, он отошел в сторону. Первой внутрь зашла Мендоза, за ней последовал Уинтер. Дверь за ними закрылась с оглушительным грохотом.